Майя все чаще думала, не совершила ли она оплошность оставшись в Орнове, еще тогда...
Временами даже прикидывала, не произошла ли как-нибудь серьезная ошибка при самом при ее зачатии, ну, при рождении, по крайней мере.
Звезды есть звезды, как кому хотят, так и светят.
Об этом твердили и звездочеты-астрологи, коих теперь что ни день все прибавлялось: весьма тяжела для женской судьбы, объяснили ей, свинцовая поступь Сатурна, а тут и Венера явилась не ко времени, вот в чем все дело!
И уже готовилась Майя как-нибудь скомкать и скоротать свои дни под бременем несчастливой планиды, когда однажды, было это в середине безоблачного лета, уговорили ее сослуживцы выехать на природу с ночевкой – шашлыки, музыка и прочее.
Уступила она их натиску, чтобы только в другой какой-нибудь раз не приставали.
А назавтра выбралась из палатки чуть свет, вдохнула раннюю свежесть, запрокинула голову – а что там?
Убывающая луна клонилась к западу.
Северо-восточный, перистыми облачками подернутый краюшек яснеющего неба напоминал сбившиеся складки прозрачной, как бы приглашающей обернуться в ее синеву материи.
Майя легко отдавалась мифическому воображению, была доверчива к метафорической вольности – тут и заворожила ее одиноко светящаяся точка Утренней звезды.
Возвышаясь над подступающим к горизонту дневным светилом и отсвечивая его сиянием, она будто о чем-то главном не договаривала.
Солнце может сразу спалить, подумала Майя, эта же уводит во внутреннее пространство, приглашает к путешествию, заманчивому и долгому, обещает приключение творческой мысли...
Что ж, можно ведь и замуж вовсе не выходить, и конкретно ни в кого никогда не влюбляться.
И колесить по свету вовсе не обязательно, чтобы в который раз вернуться к самой себе.
Любовь ведь никуда не уходит, а просто преобразуется в волны ритма, превращается в нужные слова, слагается в строки. Разве это не сама пульсация жизни? Почему ж не собрать воедино все то хорошее, что может быть в ее иллюзиях и миражах?
Майе вдруг показалось, что докучливых грез ее более нет, а что сама она, словно греза, двинулась к центру мира...
Был хмурый октябрьский день, один из тех, что подавляют сознание тяжестью неверия в лучшие времена и сроки. Майя брела парковой аллеей, чутко сосредоточив внимание на шорохе отжившей листвы, шуме ветра, редком стуке падающих каштанов.
Внезапно все это заглушили шаги догоняющего ее человека и очень странный, резко хрипловатый голос прокричал:
– Я нашел! Вот что я нашел!
Словно белым флагом размахивая листком бумаги, к ней приближался длинный, неопрятного вида парень лет тридцати, приближался нетерпеливо, неравномерными разболтанными скачками.
Да, точно, она небрежно вытряхнула из сумки от нечего делать собранные каштаны, и на беду разлетелись сегодня на работе распечатанные стихи. За ними потом непросто было угнаться, но она-то думала, что все листы до единого собрала. Оказалось, не все: один из них подальше отнесло ветром.
– Странно, что вы нашли, – только и сказала Майя.
– Надо же! Это же надо! Чтобы именно я, и именно это! – не унимался внезапный спутник.
Они продолжили путь по аллее вместе.
Так возник этот странный союз.
Собственно, в тот непредсказуемо ветреный день он всего только проводил Майю до подъезда, чуть ли не силой отобрав все имевшиеся у нее с собой стихи, да на ходу уже, неверной рукой, накарябал в блокноте номерок телефона.
«Какой смешной, – вздыхала весь этот вечер Майя. – И надо же, чтобы так к поэзии неравнодушен!..» Потом призналась, наконец, себе в том, что он показался ей вообще ни на кого не похожим, что уж слишком странен, что даже чудаковат, и еще глубже вздохнула, теперь уже просто оттого, что никакой сладкой боли не чувствовала, а ощущала одну тревогу.
Но сутки спустя новый этот знакомый по кличке Джокер (Майя сразу же ее смягчила, урезав до коротенького «Джо») неожиданно объявился под вечер на пороге ее квартиры с большим букетом багряных хризантем в правой руке, и довольно непрезентабельной бутылкой вина, почти одного с ними цвета – в неловко оттопыренной левой.
– Это очень хорошо, что ты здесь совсем-совсем одна, а то я как-то не люблю иметь дело с родителями, – заявил Джо, любопытно оглядывая крошечную прихожую и с удовольствием сбрасывая требующие чистки и срочного ремонта ботинки. От его внимания не ускользнул однообразный рядок трех пар женской обуви – все одного и того же размера.
В этот день Майя узнала о самом Джо не так уж и много: что живет он вдвоем с матерью-вдовой в квартире No 13, что официально никогда женат не был, зато перечитал огромную массу разнообразных книг, а в настоящее время перебивается свободной журналистикой, за трапезой же совершенно не признает ножа, обходясь одной только вилкой.
«С ножом я почему-то не наедаюсь», – пояснил он, виновато перехватывая разочарованный взгляд новой подруги в сторону так и оставшегося холостым прибора.
Продолжение.