«А вы в Бога верите?» - вопрос, который иногда задают клиенты, чтобы принять окончательное решение о совместной работе. Причем, ни «да», ни «нет» не являются ожидаемым ответом. Для некоторых атеистов является принципиальной конфессиональная свобода терапевта: «Чтобы всё по науке было». Для многих православных христиан же, а их подавляющая часть среди верующих клиентов, вера терапевта в Бога представляет собой обязательное условие понимания их непростой, уникальной ситуации, то есть «без веры меня понять нельзя».
Вопрос, связанный с духовной областью, рано или поздно проявляется в терапии, потому что неизбежен трансцендентный выход за пределы локальной системы отношений клиенты с миром. Область генерации проблемы чаще всего располагается в зоне личного, и не может быть решена на том же уровне.
Чтобы изменять систему зряче, хорошо бы оказываться вне (над) системы.
Поэтому я всегда радуюсь этому прямому вопросу. Он – по существу. И показывает готовность клиента двигаться по смысловой вертикали.
Кроме того, этот вопрос ставит меня перед необходимостью прямо здесь и сейчас рефлексировать мои отношения с миром духовности, что также всегда обещает мое подлинное присутствие рядом с клиентом.
У меня нет готового ответа: я не знаю, как отвечу на этот вопрос в тот или иной момент времени. Встреча с божественным, с надчеловеческим, с духовным всегда неожиданна. Сам факт этой встречи целителен, одновременно возвышает встречающегося над обстоятельствами, и максимально приближает его к этим обстоятельствам, к конкретике жизни.
Появление этого вопроса в терапии – это быстрый старт. Это возможность «зайти с вершины опыта». Здесь любой формальный ответ тут же понижает градус контакта, отсутствие ответа в любой форме уничтожает перспективу работы. То есть нельзя не ответить, но и ответить на автомате – проявить непростительную беспомощность.
Я верю в Бога как ребенок, который искренне ждет, чтобы родители были рядом трудную минуту. Я верю в Бога как любящий сын, муж и отец, который каждый день проживает радостные моменты любви в отношениях. Я верю в Бога, как в адресата моих замыслов и поступков, как в главного соучастника моей жизни и жизни людей вокруг.
Я не верю в Бога как в инструмент насилия и принуждения, как в основание для разделения или унижения, как в социальное явление тоже. Я не верю в Бога, как в объяснительный принцип, как в теорию всего.
Парадокс заключается в том, что психотерапия не может обойтись без дискурса божественного, но и прямо поддерживать этот дискурс она не может. Чтобы всерьез вести такой диалог, нужно не просто верить в Бога, но верить в этот конкретный момент, в этом конкретном месте, нужно развернуться полностью в сторону этой неопределенности, и, в каком-то смысле, отвернуться друг от друга. Без последнего вместо реализуемой в опыте встречи «С» божественным, зачастую разворачивается разговор «О» Боге, слова вне опыта.
Мне известны коллеги, которые практикуют совместную молитвенную практику, она ближе всего к тому, чем могла бы быть психотерапия учитывающая и включенная в отношения с Богом. Сама молитва и есть способ прямо реализовывать свою веру в конкретный момент. Однако, это уже не психотерапия, поскольку личное и проблемное не способны да и не должны конкурировать с неизмеримо большим и безусловно любовным опытом.
Также мне известны коллеги, которые ласково называют обращение к духовному «духовкой", имея ввиду что за подчеркнутой религиозностью и высокими образами часто скрывается нарциссическая печь, питающаяся дровами эксклюзивного, монопольного права на истину. Однако и некоторый цинизм, сводящий духовность к духовке, кажется бесперспективным, так как выплескивает с водой ребенка.
С другой стороны, как уже было сказано, психотерапия не может обойтись без этого уровня, поскольку больше негде найти опору при подлинном процессе переживания поиска решения. В любом случае, придется заглядывать на этот уровень.
Мой выбор – оставлять вопросы веры в интимном пространстве несказанного, но действующего. Ровно до тех пор, пока этот вопрос не будет задан вслух клиентом. И он может быть не задан в течение всей терапии, но мы оба, я и клиент можем переживать происходящее как безусловно духовный опыт. Если же вопрос задан, то я присутствую в этом моменте так, как если бы он был задан мне впервые. И отвечаю на этот вопрос так, как если бы отвечал впервые. В моем понимании, это и есть вера. Иначе пришлось бы исходить из какого-либо знания. А это – иное.