Глава седьмая. Изменение мыслей
Часть третья
В застывшей тишине класса естественный и заразительный смех Лоли был, как гром средь ясного неба. Почти вплотную, они продолжали стоять напротив друг друга, и, не изменив позы, она теперь открыто смеялась ему в лицо. А в смехе этом была и радость открытия, и предвкушение близкой, ещё неведомой ему, победы, и коварство опытности, и доступность, да и — обыкновенное веселье... Заглушая звонок, запрокидывая голову, смеялся с нею и он, а с ними — и весь класс... Но видел он и видела она — не смеялась лишь Дашутка Красильникова...
... А она с того дня стала замечать неладное с Ванечкой. Сотворилось что-то с ним. Уроки литературы, казалось, стали для него пыткой: слишком заметно не сводил он глаз с Лоли, слишком тяжко опускал их, когда приближалась она к их месту на «галёрке», и слишком тревожно вздрагивали крылья его носа, когда, развернувшись, останавливалась на секунду-другую возле него...
И, будто дразня его воображение, всё чаще стала она являться в одежде изысканной, разнообразной, нарядной. Становилось понятным, неспроста это, — не случайно встречается она с ним продолжительными взглядами, и совсем уж неспроста играются в те мгновения чувственные губки её с еле уловимыми улыбкой или усмешкой. Ох, неспроста было это... Ох, неспроста: ненавязчиво, но продуманно томила она в нём тоску по себе, томила тонко и умело, готовя из неё взрыв желанного порыва...
... Ванечка и раньше на уроках дерзил: отвечал нестандартно и вопросы задавал нестандартные. А тут, как и вовсе прорвало его, как ранней весной прорывает плотины, переполненная силой воды, река.
На уроке истории задал вопрос, повергший преподавателя в шок: почему, мол, такой громаднейшей и сложной страной, как Советский Союз, постоянно управляют ветхие маразматические старцы — Брежнев и остальные? Им же, мол, постоянно спать хочется, а не нуждами страны заниматься... Даже индейцы — и те таких вождей над собой не держат!..
На уроке биологии с возмущением стал опровергать, что человек, а конкретно, он — Иван Россиюшкин — произошёл от обезьяны. Мол, английский, так называемый, учёный Дарвин, своим открытием и трудами просто людям мозги впаривает... А то, что люди от Бога — присутствие Его в человеке — никто, мол, пока научно не опроверг... Стало быть, он, Россиюшкин Иван, отрицать своё происхождение от Бога не может, а потому и не должен, а потому и не станет... В любом случае, своё происхождение от обезьяны не признает даже под пытками!.. В конце концов, заключил, что, по большому счёту, личное дело каждого считать, произошёл ли он от обезьяны или от Бога... Хочешь, мол, быть от обезьяны — будь!
А на уроке обществоведения изумил, преданную идеалам коммунизма, классную даму тем, что считает нелепой формулировку главного принципа коммунизма: «От каждого по способностям — каждому по потребностям». Это, мол, противоречит «Ведам» — основной эволюционной формуле Восьмого Аркана «Наука о толпе»: «Чувственный (пролетариат или раб, рабочий) — умный (торговец, рыночник) — разумный — сознательный». «Человеку много не бывает, — стал пояснять Ванечка, — а если ему дать столько, сколько он хочет, тогда у него не будет причин трудиться. Значит, он будет вынуждать к принуждению. А при принудительном труде всегда страдает качество и своевременность... «Чувственный», то есть пролетариат — рабочий или раб, никогда не поймёт основной принцип коммунизма «Каждому по потребностям». А любые ограничения будут служить причиной для воровства. Это же доказано историей, включая, между прочим, и нашу, Советскую... Только в Кремле признать боятся...».
Преподавателей, кого как, такие выходки огорчали, злили и пугали. Ему, в отместку, ставили неудовлетворительные оценки (за которыми следом толпились исправления на «отлично»), грозились не допустить к выпускным экзаменам и исключить из комсомола. А он сам пригрозил тем, что публично съест Комсомольский билет, если преподаватели не рас¬толкуют ему истину. Заканчивалось тем, что они, обязанные профессией своей растолковывать, уж как могли, растолковывали всяк по-своему.
Больше всего доставалось немолодому «Историку», уставшему от непростых, дробящих его авторитет, вопросов: «Почему наша армия воюет в Афганистане? Кому нужна эта война? За что там тысячами убивают наших пацанов, которых послали туда дряхлые вожди? Ведь нас учили, что Советский Союз ведёт только справедливые, освободительные от захватчиков войны... А тут, получается, мы — захватчики?.. Весь мир теперь от нас отвернулся...»
— Во-первых, — парировал «Историк», промокая платком пот на лбу, — там воюют не пацаны, а солдаты, давшие присягу Родине! И, между прочим, там полно добровольцев, исполняющих с остальными интернациональный долг! Так воспитала всех нас Родина и Партия!
А Ванечка в ответ:
— А Родина — это кто? Те тётки, что на кладбище по убитым сыновьям плачут — тоже ведь Родина!.. А разве они посылали их убивать и умирать?..
И переключался на другую тему:
— А кто дал право переименовывать исконные, исторические названия городов, обезображивая их фамилиями большевиков и отмиравших политических партийных личностей? Никто! Просто, своя рука — владыка... Петербург — Ленинград, — загибал он пальцы, — Царицын — Сталинград, Тверь — Калинин, Екатеринбург — Свердловск, Владикавказ - Орджоникидзе, Пермь - Молотов... Вот и появляются, у приехавших в такие места, нелепости словосочетаний, типа: «калининская свалка», «свердловские туалеты или базары»... И это не всё ещё... Если так и дальше пойдет, то у нас городов с родными именами совсем скоро не останется. А ведь Россия мать городов русских... А ведь я, Россиюшкин Иван, по фамилии, имени и духу, одного корня с ней... И мне обидно!.. Кто спрашивал её, мать мою, Россиюшку?.. И какой матери понравится, когда её детей лишают родного имени, а присваивают фамилию очередного кремлёвского дяди-покойника? И всё это — в угоду тщеславненьким амбициям будущего кремлёвского покойника... Ни в одной стране мира до такого не додумались! Даже интересно, какому городу достанется стать Брежневградом, когда тот умрёт?.. А я так понимаю: построй город, тогда и надейся, что именем твоим назовут...
... В другом случае, вызванный к доске и зная предмет отлично, выходил отвечать с учебником и демонстративно читал оттуда заданный урок. На возмущение преподавателя, хладнокровно отвечал, что у нас, мол, всё правительство и глава его перед всей страной и миром по бумажкам выступают... Так почему, мол, мне нельзя делать также?
Словом, всем было беспокойно с ним.