В вагоне Черкасов, так же как и в прошлый раз, уступил какой-то женщине свое нижнее место, а сам забрался на верхнюю полку.
«Странно, как в жизни все повторяется,— думал он, лежа в вагоне летящего сквозь ночь поезда «Красная стрела».— Всего четыре дня тому назад я вот так же пялил глаза в потолок и под стук колес вспоминал прошлое. И сегодня в голову лезет такое, что, кажется, давным-давно было забыто. Да и было ли оно на самом деле? Не приснилось ли? Нет, это не сон, не видение».
Он силился переменить направление мыслей, пытался вообразить, как завтра с утра примется переворачивать и трясти весь Петербург в поисках своей исчезнувшей судьбы, но перед ним настойчиво всплывала прошлая жизнь, отчетливо вспоминалось то, чему он не придавал тогда никакого значения, а теперь с удивлением спрашивал себя: «Да было ли это? И как же я напрочь забыл такое?»
Черкасов вспомнил душный среднеазиатский вечер. До предела усталый после работы, он сидел на открытой веранде. Перед ним стоял горячий чайник и пиала. Он блаженно отхлебывал ароматный напиток, то и дело вытирал салфеткой потное лицо, шею и грудь. С каждым глотком становилось легче, чувствовалось, как проходила усталость. Он пил чай и слышал, как совсем рядом, за перегородкой о чем- то тихо разговаривали два женских голоса: один старый, другой молодой, почти детский. Он не вслушивался в слова, но по голосам узнал медсестру Мариям и смуглую девочку в джинсах.
— У меня тоже есть бабушка,— говорила девочка.— Мы с ней в Петербурге живем. Она такая же ласковая и добрая, как вы.
— Все бабушки добрые,— отвечала Мариям.— Если хорошие внуки, для них бабушка ничего не пожалеет. И лепешек испечет, и плов сделает, и теплую верблюжью кофту свяжет.
— У нас нет верблюда,— засмеялась девочка.
— Все равно,— говорила Мариям.— Из другой шерсти можно. Бабушка найдет, свою последнюю кофту распустит, а внучке свяжет.
— А мне моя бабушка джинсы купила. Смотрите, вам нравится? Настоящие, стираные и с заплатой. Американские! — с гордостью говорила девочка.
— Нам не нравится,— сказала Мариям.— Девочка в джинсах нехорошо.
— Что вы? Это же красиво! Сейчас все носят, весь мир. Да как же вы такое говорите!
Мариям шумно, но ласково пояснила:
— Мы любим шелковые шаровары, и чтобы под длинным платьем. И платье чтобы из красивого шелка с яркими цветами. Так хорошо, в душе праздник. Любому джигиту понравишься. Увидит такую красавицу, коня остановит и любуется.
— А у вас есть лошадь? — спросила девочка.— Настоящая, живая чтобы?
— Где взять? Я в городской квартире живу. Зачем тебе живая лошадь?
— Жалко! — печально вздохнула девочка.— Так хочется покататься на живой лошадке. В Петербурге тоже нет, а мне хочется. Бабушка говорит, что она ездила, когда была молодая, в колхоз, помогала там сено убирать и на лошадке скакала.
— А ты попроси у нефтяников,— сказала Мариям.— В поселке разве нет лошади?
— В поселке нет лошади,— сказала девочка.— Там верблюд. Три верблюда, а лошади нет. Правда, есть одна, плохая, костлявая.
— А ты на верблюде покатайся,— посоветовала Мариям.
— Он страшный,— ужаснулась девочка.— Заплюет и ногой ударит.
— Наш верблюд не страшный,— тихо засмеялась Мариям,— В степи все на верблюде едут, и мужчины и женщины. Дети тоже едут. Ты не бойся. Ешь, милая, дыню. Я еще принесу.
Девочка стала есть дыню, причмокивая губами.
— Сладка-ая!
— И лепешку ешь. Тебе силу надо, ты растешь.
— А почему в степи крадут невест? — неожиданно спросила девочка, перескочив на другую тему.— Всех крадут?
— Раньше да, теперь нет,— сказала Мариям.— Если правду сказать, и нынче, бывает, крадут.
— И меня могут украсть? — шепотом спросила девочка.— Если даже буду кричать, не остановятся, увезут?
Мариям визгливо засмеялась.
— Ах ты, смешная! Тебя зачем воровать? Не будут так делать.
— Я некрасивая? — огорченно спросил голос девочки.— Такие не нравятся?
— Ой, ой! Что ты говоришь, глупенькая? — искренне возмутилась Мариям.— Ты красивая! За такую невесту половину царства дадут. Сам хан за тебя отдал бы целый караван золота и жемчуга.
— Вы шутите, бабушка? — с восторгом воскликнула девочка.— Так только в сказках бывает!
— Теперь только в сказках,— грустно сказала Мариям.— А раньше было в жизни. Ешь дыню. Ешь, еще принесу.
Девочка умолкла, ела дыню, со свистом втягивала сладкий сок. Потом тихо засмеялась, сказала:
— Бабушка мне говорила: остерегайся в степи, смотри, чтобы не украли.
— Твоя бабушка правду говорила,— сказала Мариям.— Могут украсть, такое дело. Ты красивая невеста. Только не надо бояться, нынче никто в степи такое не будет делать. Поедешь в Петербург, передай бабушке привет от меня, от старой Мариям. Я ей мешок кишмишу дам и верблюжью шерсть на кофту, в Петербурге надо тепло одеваться.
— А моя бабушка пришлет вам хорошую книжку,— сказала девочка.— Она была учительницей, всю жизнь собирала книги. И дедушка тоже был учитель, он умер.
— Жалко дедушку,— вздохнула Мариям.— Ешь дыню. Лепешку тоже кусай.
— Живот лопнет,— засмеялась девочка и шлепнула ладонью по животу.— Кате отнесу дыню, она любит.
— Катя твоя сестра? — спросила Мариям.
— Нет, подруга,— сказал голос девочки.— Я же девятый класс кончила и приехала сюда на каникулы к папе. А папу вызвали в Москву на совещание. А Катя мне говорит: «Оставайся в поселке, будем дружить». Я и осталась. Она мне все про свою жизнь рассказала.
— Ох, Катя, Катя,— сокрушалась Мариям.— Плохо сделал человек. Зачем обижал ее? Дурной человек, ф-фу!
— У них же любовь! — воскликнула девочка.— Ради любви люди с ума сходят! Разве вы не знаете?
— Знаю, все знаю! — засмеялась Мариям.— А обижать человека нельзя, хоть и любовь. Любовь как деньги: сегодня есть, а завтра пропали, завтра нет. Ты молодая, не знаешь.
— Неправда это! — упрямо возразила девочка.— С любовью нельзя так. Если к человеку придет любовь, так навсегда! Не так, как деньги: были и нет. Любовь не умирает, это навсегда, на всю жизнь!