"Она не любила Польшу. Она просто в ней жила. Когда-то давно - чрезвычайно спокойную и умеренную жизнь. Она просыпалась по утрам, зная прекрасно как пройдёт день. Сначала, ледяной душ, для молодости. Потом кофе, из севрского фарфора. Далее, прогулка в городском парке. Для свежести лица и лёгкости походки. Немного посидеть в кондитерской, хозяин которой выпекает славнейшие пирожные. И рюмочка лафита, для здоровья. К вечеру возвращаться домой. В небольшой уютный особнячок, окружённый яблоневым садом. Его ещё дед, урождённый граф Вроцлав Цедавский, отстроил. Взамен утраченного при сильном пожаре, в пригороде. И она сберегла - и постройки каменные, под седыми черепичными крышами, со скосами. И сад, перевитый дорожками, заполненный тайнами родовыми. Не там ли - вон, у крайней скамьи чугунной - молодой полек назначал свидание её матери. И та, задыхаясь от волнения и предвкушения вечного счастия, торопилась. Обнять. И быть обнятой. Её хрупкий тонкий силуэт до сих пор мнится, в сумерках летних. Мелькающим призрачно - меж деревьев. И шорох листьев, ковылей - невесть как оказавшихся, в изначально окультуренных кущах. Будто, сообщает - "мы здесь, мы все рядом, только руку протяни..."
Она не любила Польшу. Она о ней скучала..."
"Он мне сказал: "Ты пойми. Она - ниже тротуарной брусчатки. Той, самой. По которой ежедневно шаркают сотни пар ног. На которую плюют, кидают окурки, стаканчики из-под дешёвого уличного кофе, конфетные обёртки. По которой шныряют дворовые псы, не стесняющиеся в выборе мест опорожнения. По которой важно ходят. И гадят голуби. На которую высыпают горстями замусоленную лузгу. Которая, только после сильнейшего ливня - на месяц, так. Да нет, на год! И станет более менее приемлемой. Не чтобы встать босыми ногами - упаси! Подхватишь заразы какой. Нет, просто глянуть. И не сблюнуть.
Так вот. Она - ниже. Всего этого. Красивого!"