Уолтер Симор ощущал беспокойство.
Ему пришлось здорово потрудиться, чтобы занять свое место в Организации. С таким-то именем, как у него,— Уолтер Симор, бог ты мой!
Если бы его звали Джованни Скалавини или наподобие того, этот путь был бы гораздо прямее. Даже Нат Пласки имел перед ним преимущество — просто потому, что звук его имени куда больше ласкал слух старой гвардии, хотя любому дураку было ясно, что Пласки никакой не итальянец. Симору не составляло труда обойти Лауренти, невзирая на кровь — правильную и неправильную, ту или не ту, потому что Лауренти всегда был и навсегда остался бы мелким мошенником.
У него ум мошенника и душа мошенника — прекрасное сочетание и идеальный склад натуры для мелких грошовых дел типа сбора платежей в день заработной платы. Симору никогда не нравилась деятельность фирмы «Трайэнгл». Он был достаточно откровенен перед собой, чтобы признать, что больше всего ему в ней не нравился сам Лауренти. «Трайэнгл» служила хорошим прикрытием для нелегальных денег, и Симор был бы доволен, если бы эта ссудная компания действовала строго в рамках закона. Но нужно было иметь мозги Лауренти, чтобы превратить «Трайэнгл» в фирму, собирающую медяки.
Просто Лауренти имел мозги ростовщика, и «Трайэнгл» стала его детищем. Но он был итальяшкой, и поэтому старые итальянцы любили его, к тому же несколько поколений его предков принадлежали Организации и эти связи тянулись еще с ее родины — Сицилии.
Поэтому — в определенном смысле — Симора почти радовала смерть Лауренти. Не только с личной точки зрения, говорил он себе, но и исходя из интересов дела. Лауренти и такие, как Лауренти, наносят вред Организации. Поэтому Симора радовала его смерть. В то же время это убийство внушало Симору беспокойство. Кто, черт побери, решился направить оружие против Лауренти и его людей? Кто, черт побери, и зачем, черт побери?
Симор был реалистом. Он отдавал, себе отчет в том, что те, кто «наверху», никогда не принимали его полностью и до конца. Десять проклятых лет он проходил проверку, и никто не знал об этом лучше, чем Уолт Симор. И теперь, если даже этот паршивый сержантишка, этот Болан, вообразил, что внутри Организации идет разборка, что у них есть трения, если об этом же трезвонит пресса и так думает полиция, то кто может поручиться, что «главный» в Питтсфилде и другие «главные» по всей стране не сделают тех же выводов?
Тщательно хранимая тайна того, что между Симором и Лауренти всегда была кровавая вражда, вышла наружу.
Да, Симор испытывал беспокойство. Тревога возникала по нескольким поводам. Его беспокоил этот сержантик. Хотя предварительно его проверили самым строгим образом и убедились, что он не подсадная утка, что он действительно Мак Болан, что-то все-таки в этом парне не сходилось. Уолт Симор и не думал «покупать» Болана со всеми потрохами. По крайней мере, сейчас. Слишком много людей, слишком много любопытных интересовалось Организацией.
Комиссии Конгресса, Министерство юстиции, Министерство финансов, ФБР — всех вдруг одолело любопытство, у всех зачесались руки, всем стала нужна Организация. Уолт Симор сомневался в искренности побуждений Мака Болана. Ведь к ним уже не раз пытались проникнуть самыми разными способами. И местные ищейки, и федеральные, и даже другие Организации предпринимали такие попытки, но никому пока не удавалось, во всяком случае, на серьезном уровне. И Мак Болан вызывал у Симора тревогу.
Конечно, если Болан не стукач, то такой парень был бы хорошим приобретением для Организации. Но он может сослужить службу и самому Симору. Лео Туррин с некоторых пор стал вызывать у Симора тревогу. Туррин умен, обаятелен, честолюбив. И имя у него подходящее — хорошо звучит. Да, Лео Туррин внушал Симору беспокойство. Он приставит Болана к Туррину. Это будет мастерский ход, решил Симор. Если Болан стукач, то больше всего он навредит тому, с кем будет рядом. Да-да. Он приставит Болана к Туррину. Это будет мастерский ход, так он уберет обоих.
Все дело в точке зрения
— Первое, что ты должен усвоить,— говорил Туррин Болану, это то, что я твой начальник. Можешь считать себя лучшим сержантом, первым из сержантов, если хочешь, но помни, твой начальник — я. Во-вторых, тебе следует зарубить на носу, что мы никогда не говорим «мафия»! Понял? Просто — Организация. Ты работаешь на Организацию, и Организация работает на тебя. Вот так обстоят дела. Но ты не член Организации. И никогда не будешь ум. У тебя не та кровь, понимаешь? Даже Симор не является членом Организации.
— Есть какая-то разница?— поинтересовался Болан.
Они ехали из загородного дома Симора в сногсшибательном канареечно-желтом автомобиле Туррина с откидным верхом; Лео предложил подвезти своего нового приятеля до дома.
— Конечно, есть.— Туррин достал автомобильную зажигалку, нашаривая в кармане сигарету, но в конце концов взял у Болана «Пэлл Мэлл».— Видишь ли, Организация существует не первый век. Возникла в Сицилии, на родине моих предков. Похоже на Робин Гуда, но это вымысел, а то правда.
— Да, я не знал этого,— согласился Болан. — Держу пари, ты не знаешь и того, что слово «мафия» на самом деле звучит как «matthew» и означает «храбрый, смелый». Это было тайное общество, оно создавалось для борьбы с хозяевами, с правящими кругами, понимаешь, еще в те древние времена. Тогда была тирания, и все деньги делили между собой богатые ублюдки, дворяне да аристократы.
Поэтому однажды смелые, отважные парни собрались вместе, чтобы с ними бороться. Они основали мафию, и с тех пор она, не переставая, ведет свою войну.
— Хиппи,— буркнул Болан.
—Первые итальянские хиппи,— усмехаясь, сказал Болан.— Чего они добивались — чтобы на каждом столе была пицца?
Лицо Туррина омрачилось.
— Ну и юмор у тебя. Я ведь серьезно говорю. В мафии заложена очень демократическая идея.
— Ладно. Я тоже скажу серьезно,— ответил Болан.— Но... какая из всего этого следует мораль, Лео? Я хочу сказать, может сотни лет назад в Италии или Сицилии или где-то там еще было все именно так. Я могу поверить. Но не здесь. И не теперь. В этой стране уж есть демократия. Законная демократия.
Туррин громко расхохотался.
— Вранье,— выдавил он с грубым смешком.— Не позволяй компостировать себе мозги. В мире ничего не меняется. Богатые все богатеют, а бедные становятся еще беднее. Поэтому для смелых и отважных полно работы.
— Ты не понял меня,— сказал Болан.— Разве я спорю против Организации? Черт возьми, я сам теперь в ней состою. Я просто хочу видеть вещи такими, какие они есть.
— Так и воспринимай их такими. Главное, чувствуй себя человеком, а не каким-нибудь паршивым преступником. Ты сказал, что у тебя ни гроша за душой. Ты рисковал на войне башкой, чтобы богатые ублюдки тут жирели. Вот и смотри на вещи реально.
Мак ухмыльнулся:
— Ладно, капитан, можешь звать меня Болан Смелый.
Туррин ответил ему дружеским взглядом.
— Клянусь богом, мы с тобой поладим, сержант! Да, сэр, прекрасно поладим.
— А чем ты занимаешься, Лео?— спросил Болан.
— Девушками,— самодовольно осклабился Туррин.
Болан внезапно ощутил какую-то головокружительную легкость.
— Девушками?— словно эхо, повторил он. — Девушками. Всякими, разными. Гостиничными, для компании, по вызову, домашними, уличными. Назовите вашу цену, и я подберу для вас девушку.
— И все они тоже смелые и отважные, да?— спросил Болан. Язык плохо слушался его и словно не помещался во рту.
— Ты служишь Организации, Организация служит тебе... Круг богатых благодаря нам расширяется, понятно?
Болан расслабленно прислонился к мягкой обивке сиденья и закрыл глаза.
— Что ж, можно и так на это посмотреть,— спокойно произнес он. А думал о юной представительнице семейства Боланов о том, какой же смелой ей пришлось быть среди таких вот отважных.