Весна-Лето 1957
The Paris Review
Интервьюер: Пати Хилл
Перевод: Sergey Toronto
ИНТЕРВЬЮЕР
Как вы убираете эмоции? Для этого нужно просто размышлять о сюжете в течение определенного периода времени или есть какой-то другой способ?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Не думаю, что это просто вопрос времени. Предположим, вы всю неделю ели только яблоки. Несомненно, скоро желание есть яблоки исчезнет но, безусловно, вы точно будете помнить их вкус. К тому времени, когда я начинаю писать книгу, у меня уже нет голода, но вкус истории я знаю досконально. К книге “Музы слышны” это не относится. Я писал репортаж, и «эмоций» там особых не было — по крайней мере, они не проникали на территорию сложных и личных чувств, которые для меня важны. Кажется, я где-то читал, что Диккенс, когда писал романы, задыхался от смеха от своих же шуток и слезы катились у него из глаз, когда один из его персонажей умер.
Моя теория такова, что писатель должен продумать своё остроумие и высушить слезы задолго до того, как он попытается вызвать подобную реакцию у читателя. Другими словами, я считаю, что наибольшая интенсивность во всех формах искусства достигается намеренно, хладнокровно. Например, «Простая душа» Флобера. Прекрасная повесть, написанная с теплотой и нежностью; но эта книга могла быть создана только настоящим творцом, хорошо знающим технические приёмы, потребности читателя. Я уверен, что в какой-то момент Флобер, очень глубоко прочувствовал историю, но это случилось до того, как он начал её писать. Или, возьмём более современный пример. Посмотрите на изумительный роман Кетрин Портер «Полуденное вино». Он настолько насыщен, даёт такое незабываемое ощущение сопричастности к происходящему, но при этом видно, что текст полностью контролируется автором, а внутренний ритм романа столь безупречен, что, не вызывает сомнения тот факт, что Портер записывая эту историю, уже смотрела на всё отстранённо.
ИНТЕРВЬЮЕР
Были ли ваши лучшие книги написаны в относительно спокойные моменты жизни или вы работаете лучше в периоды эмоционального стресса, благодаря или вопреки ему?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Мне кажется, будто в моей жизни никогда не было ни одной спокойной минуты, если не считать, редких моментов отрешенности возникающих под действием Небнутала. Хотя, если подумать, я провел два года в очень романтичной обстановке, в доме расположенном в горах Сицилии, и я думаю, этот период можно назвать спокойным. Бог свидетель — там было так тихо. Вот где я написал «Голоса травы». Но должен сказать, что чуть-чуть стресса, стремление уложиться в поставленные сроки, приносят мне пользу.
ИНТЕРВЬЮЕР
Вы жили за границей в течение последних восьми лет. Почему решили вернуться в Америку?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Потому что я американец, и никогда не смогу и не хочу быть кем-либо ещё. Кроме того, мне нравятся города, а Нью-Йорк — единственный настоящий город с большой буквы. За исключением двухлетнего перерыва, я возвращался в Америку в каждый год из этих восьми лет, и у меня никогда не возникало идеи куда-либо эмигрировать. Для меня Европа была способом обретения перспективы и образования, ступенькой к зрелости. Но есть закон убывающей отдачи, и около двух лет назад он начал действовать: Европа дала мне огромный опыт, но внезапно я почувствовал, что процесс идет вспять — казалось, что она начала что-то отнимать. Поэтому я вернулся домой, чувствуя себя достаточно взрослым и способным обосноваться там, откуда я родом — это не значит, что я купил кресло-качалку и обрастаю мхом. Нет, на самом деле. Я намереваюсь изредка уезжать отсюда, ну, по крайней мере до тех пор, пока границы остаются открытыми.
ИНТЕРВЬЮЕР
Вы много читаете?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Слишком много. И всё что угодно, в том числе этикетки, рецепты и рекламу. У меня страсть к газетам — я читаю все ежедневные газеты Нью-Йорка, воскресные издания и несколько иностранных журналов. Те, которые я не покупаю, я читаю, стоя у газетных киосков. В среднем я проглатываю около пяти книг в неделю — чтение обычного романа занимает у меня где-то два часа. Я наслаждаюсь триллерами и хотел бы когда-нибудь написать что-то подобное. Хотя я предпочитаю первоклассную беллетристику, в последние несколько лет моё чтение, похоже, было сосредоточено на письмах, журналах и биографиях. Чтению не мешает, то что я сам пишу — я имею в виду, я не вижу, что стиль другого писателя начинает просачивается из под моего пера. Хотя однажды, во время длительного увлечения Генри Джеймсом, мои собственные предложения стали ужасно длинными.
ИНТЕРВЬЮЕР
Какие писатели повлияли на вас больше всего?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Насколько могу сказать, я никогда не осознавал прямого литературного воздействия, хотя некоторые критики говорили мне, что в моих ранних работах чувствуется влияние Фолкнера, Уэлти и Маккаллерс. Возможно. Я большой поклонник всех трёх; и Кэтрин Портер тоже. Хотя, на самом деле, не думаю, что они имеют много общего друг с другом или со мной, за исключением того, что мы все родились на Юге. Тринадцать - шестнадцать лет — идеальный, если не единственный возраст, поддаться влиянию Томаса Вулфа — тогда он казался мне великим гением, и до сих пор всё так и есть, хотя сейчас я не могу прочитать ни одной его строчки. Точно так же, и с другими юношескими увлечениями: По, Диккенс, Стивенсон. В душе я их люблю, но сейчас они нечитаемы. Однако, есть и такие писатели, которые вызывают у меня неизменный восторг: Флобер, Тургенев, Чехов, Джейн Остин, Джеймс, Э.М. Форстер, Мопассан, Рильке, Пруст, Шоу, Уилла Кэсер — о, список слишком длинный, поэтому я закончу с Джеймсом Эйджи, — прекрасный писатель, чья смерть, два года назад, стала настоящей потерей. Кстати, на работу Эйджи сильно повлияли кинофильмы. Я думаю, что большинство молодых авторов многому научились и позаимствовали для своих произведений визуальную и структурную составляющую кинематографической техники. Я в их числе.
ИНТЕРВЬЮЕР
Вы ведь писали сценарии? На что это похоже?
ТРУМЕН КАПОТЕ
На забаву. По крайней мере, над одной картиной, «Посрами дьявола», работать было невероятно весело. Режиссёром был Джон Хьюстон, сам же фильм фактически снимался в Италии. Иногда сцены, которые мы собирались снимать, писались прямо на съемочной площадке. Актеры были совершенно сбиты с толку — иногда, даже Хьюстон, казалось, не знал, что происходит. Сцены писались без всякой последовательности, и подчас наступали такие моменты, когда только у меня в голове оставалась единственная реальная схема так называемого сюжета. Вы никогда не видели этот фильм? О, вы должны его посмотреть. Это изумительная буффонада. Хотя, боюсь, продюсеру было совсем не смешно. Ну да и чёрт с ним. Всякий раз, когда я вижу, что где-то затевается какое-то веселье, я иду туда и хорошо провожу время.
Однако, если говорить серьёзно, не думаю, что у писателя есть хоть какие-то шансы навязать своё видение фильма, если только он не живёт душа в душу с режиссером или сам не является режиссером. Это настолько режиссерское искусство, что фильмы, которые раскрываются только благодаря писателю, работающему исключительно в качестве сценариста, можно назвать гениальными кинокартинами. Я сейчас говорю о том застенчивом, восхитительном парне, Дзаваттини. Какой визуальный смысл! Восемьдесят процентов хороших итальянских фильмов были сделаны по сценариям Дзаваттини. Возьмите например все картины Витторио Де Сика. Этот режиссёр — очаровательный, одаренный и глубоко искушенный в киноискусстве человек; тем не менее, в основном, он рупор для Дзаваттини, его картины — это абсолютно и полностью творения сценариста: каждый нюанс, настроение, каждый кусочек истории, всё это четко обозначено в сценариях Дзаваттини.
ИНТЕРВЬЮЕР
Каковы ваши писательские привычки? Вы пишите за письменным столом? Печатаете на машинке?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Я полностью горизонтальный автор. Я не могу думать, если не лежу в кровати или на диване с сигаретой и кофе. Я должен курить и что-то попивать. С наступлением полудня я перехожу с кофе на мятный чай, херес и мартини. Нет, я не пользуюсь пишущей машинкой. Не в начале. Я пишу первый черновик от руки (карандаш). Затем делаю правлю весь текст, также от руки. По сути, я считаю себя стилистом, а стилисты могут стать одержимыми положением запятой, значением точки с запятой. Подобные навязчивые идеи и то время, которое я на это трачу, безмерно меня раздражают.
ИНТЕРВЬЮЕР
Вы, кажется, делаете различие между авторами, которые являются стилистами, и остальными. Каких авторов вы бы назвали стилистами, а каких нет?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Что такое стиль? Или, как спрашивается в одном дзен-коане: «как звучит хлопок одной ладонью?» Никто не может ответить; но либо ты это знаешь, либо нет. Для меня, извините за простоту, стиль — это зеркало чувствительности художника, в большей степени, чем содержание его работ. В какой-то мере у всех писателей есть стиль — Рональд Фербенк, благослови Господи его душу, кроме стиля ничего и не имел и, слава Богу, он это понял. Но обладание стилем, часто является помехой, негативной силой, не такой, какой она должна быть, а такой, какой она есть. Скажем, у Э. М. Форстера, Колетт, Флобера, Марка Твена, Хемингуэя и Исака Динесена — стиль усиливает их произведения. У Драйзера, например, тоже есть стиль — но, Dio Buono! Тоже самое и у Юджина О'Нила и гениального Фолкнера. Они кажутся мне триумфаторами одержавшими победу над сильным, но негативным стилем, стилем, который никак не сближает писателя и читателя. Ещё существуют писатели-стилисты без стиля как такового, и такая манера письма очень сложна, восхитительна и всегда популярна: Грэм Грин, Моэм, Торнтон Уайлдер, Джон Хёрси, Уилла Кэсер, Тёрбер, Сартр (помните, мы не обсуждаем содержание), Джон П. Маркванд, и так далее. Кроме того, существуют ещё и такие животные, как нонстилисты. Только они не писатели; они машинистки. Потные машинистки заполняющие километры бумаги бесформенными, слепыми и глухими сообщениями. Кто из молодых писателей, знает о существовании стиля? Перси Ховард Ньюби, Франсуаза Саган, в какой-то мере. Уильям Стайрон, Фланнери О'Коннор — у неё есть прекрасные отрывки, у этой девушки. Джеймс Меррилл Уильям Гойен — если он перестанет быть истеричным. Джером Дэвид Сэлинджер — особенно в сфере разговорного языка. Колин Уилсон? — Ещё одна машинистка.
ИНТЕРВЬЮЕР
Вы говорите, что у Рональда Фербенка не было ничего, кроме стиля. Как вы думаете, один лишь стиль может сделать писателя великим?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Я так не думаю, хотя можно порассуждать о том, что бы случилось с Прустом, если отделить его от стиля? Стиль никогда не был сильной стороной американских писателей. Хотя, некоторые из лучших стилей принадлежали американцам. Готорн был первым, а за последние тридцать лет Хемингуэй, если мы, опять-таки говорим о стиле, в мировом масштабе, оказал влияние на большее количество писателей, чем кто-либо еще.
ИНТЕРВЬЮЕР
Может ли писатель выработать свой стиль?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Не думаю, что стиль можно выработать осознанно, не в большей мере чем выбрать самому себе определённый цвет глаз при рождении. В конце концов, твой стиль — это ты. Личность писателя зависит от того что ты пишешь. И под личностью я подразумеваю человечность. Индивидуальная человечность писателя, его слова или действия по отношению к окружающему миру должны быть такими же как и у персонажа, вступающего в контакт с читателем. Если личность автора расплывчата, запутана или просто литературна, ça ne va pas (фр. это не хорошо (прим. переводчика)). Фолкнер, Маккаллерс — они проявляют свою личность сразу.
ИНТЕРВЬЮЕР
Интересно, что ваши книги высоко ценятся во Франции. Как вы думаете, стиль можно перевести?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Почему нет? При условии, что автор и переводчик литературные близнецы
ИНТЕРВЬЮЕР
Кажется я перебила ваш рассказ о писательских привычках. Итак, вы делаете правки первого черновика от руки... Что происходит дальше?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Дайте подумать, значит это уже второй черновик. Затем я печатаю третий черновик на жёлтой бумаге, особенном виде желтой бумаги. Нет, я не встаю с кровати, чтобы сделать это. Я ставлю печатную машинку на колени. И всё прекрасно работает; я могу напечатать порядка сотни слов в минуту. Ну, а когда жёлтый черновик закончен, я откладываю рукопись на некоторое время, на неделю, на месяц, а иногда и дольше. Когда текст вновь попадает мне в руки, я читаю его, как можно более отсранённо, затем читаю вслух одному или двум друзьям, и решаю, какие изменения я хочу внести и нужно ли публиковать то, что у меня получилось. Я выбросил в корзину несколько рассказов, целый роман и ещё один наполовину написанный. Но если всё идёт хорошо, я печатаю окончательный вариант на белой бумаге и на этом всё.
ИНТЕРВЬЮЕР
Книга полностью складывается у вас в голове до того, как вы её начинаете, или все события, удивляя вас, развиваются постепенно?
ТРУМЕН КАПОТЕ
И то и другое. У меня неизменно возникает иллюзия, что вся история, её начало, середина и конец, разыгрывается в моей голове одновременно - что я вижу её словно вспышку. Но в процессе разработки, написания, я сталкиваюсь с бесконечными сюрпризами. И слава Богу, потому что неожиданный поворот, фраза, которая приходит в нужный момент из ниоткуда, — это нежданный дивиденд, тот радостный маленький всплеск эмоций, поддерживающий писателя.
Одно время я использовал блокноты с набросками сюжета, но обнаружил, что это лишает воображение жизненной силы . Если идея книги хороша, если она действительно принадлежит тебе, ты не сможешь забыть её — она будет преследовать тебя до тех пор, пока не будет написана.
ИНТЕРВЬЮЕР
Насколько автобиорафичны ваши книги?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Честно говоря, в очень малой степени. Совсем немногое подсказано случаями из жизни или реальными персонажами, хотя всё, что пишет писатель, в некотором роде автобиографично. «Голоса травы» — единственная правдивая вещь, которую я когда-либо написал, но, естественно, все решили, что это просто вымысел, при этом вообразив, что «Другие голоса, другие комнаты» автобиографическая книга.
ИНТЕРВЬЮЕР
У вас есть какие-то определенные идеи или проекты на будущее?
ТРУМЕН КАПОТЕ
(задумчиво) Ну, полагаю, что да. До сих пор я писал то, что было для меня проще. Теперь мне хочется попробовать что-то еще, что-то вроде контролируемого сумасбродства. Я хочу больше использовать ум, расширить палитру цветов. Хемингуэй однажды сказал, что любой может написать роман от первого лица. Теперь я точно знаю, что он имеет в виду.
ИНТЕРВЬЮЕР
Вам никогда не хотелось попробовать себя в других видах искусства?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Не знаю, искусство ли это, но я был одержим сценой в течение многих лет, и больше всего на свете я хотел стать чечёточником. Раньше я практиковался так, что все в доме готовы были убить меня. Позже мне очень хотелось играть на гитаре и петь в ночных клубах. Поэтому я копил на гитару и целую зиму брал уроки, но в конце концов единственная мелодия, которую я действительно мог сыграть, была песня для начинающих под названием «Хотел бы я снова быть одиноким». Я так устал от этого, что однажды просто отдал гитару незнакомцу на автобусной станции. Также я интересовался живописью и даже учился целых три года, но, боюсь, что пыла, la vrai chose (фр. чего-то настоящего (прим. переводчика)), там не было.
ИНТЕРВЬЮЕР
Как вы думаете, критика хоть как-то помогает?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Перед публикацией, и если критика исходит от тех, чьему суждению вы доверяете, да, конечно, она помогает. Но после публикации, всё что я хочу прочитать или услышать, это похвала. Всё остальное занудно, и я дам пятьдесят долларов, если вы найдёте писателя, который сможет честно сказать, что ему хоть как-то помогли ханженские придирки или снисходительность рецензентов. Я не хочу сказать, что никто из профессиональных критиков не заслуживает внимания, но лишь немногие из тех кто пишет рецензии хорошо, делают это на регулярной основе. Больше всего я верю в то, что ты должен закалять себя против мнений других. Меня хулили и продолжают хулить, я получаю оскорбления некоторые из которых очень личные, но меня это больше не волнует. Я могу прочитать самую возмутительную клевету о себе, но никогда не пропущу удар. В связи с этим, у меня есть один совет, к которому я настоятельно призываю прислушаться: никогда не унижайте себя, общаясь с критиком, никогда. Пишите гневные слова у себя голове, но не не выплескивайте их на бумагу.
ИНТЕРВЬЮЕР
Есть ли у вас какие-то особые причуды, заморочки?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Думаю, моё суеверие можно назвать причудой. Я обязательно складываю в уме номера — есть люди, которым я никогда не позвоню, потому что их номер телефона складывается для меня в несчастливое число. По той же причине я откажусь заселяться в номер отеля. Я не терплю желтые розы, что конечно грустно, потому что это мой любимый цветок. Я никогда не допускаю чтобы три окурка оказались в одной пепельнице. Не буду лететь самолетом с двумя монахинями на борту. Ничего не начинаю и не заканчиваю в пятницу. Этот список того, чего я не могу и не буду делать — бесконечен. Но я получаю некое странное удовлетворение от следования этим примитивным идеям.
ИНТЕРВЬЮЕР
Однажды вы сказали, что лучшее времяпрепровождение это «беседа, чтение, путешествия и написание книг, именно в таком порядке». Это действительно так?
ТРУМЕН КАПОТЕ
Думаю, да. По крайней мере, я уверен, что беседа всегда будет для меня на первом месте. Мне нравится слушать, и мне нравится говорить. Господи, разве вы сами не видите, как я это люблю?
The Paris Review 1957
PayPal: sergeytoronto@mail.ru
Карта Сбербанка: 676280388660490217