Тяжкое поражение в Грюнвальдской битве поставило Тевтонский орден на грань полной катастрофы. На реабилитацию и без того должны были уйти десятилетия, а тут еще подсуропили жители городов, которым осточертело подчиняться монашескому уставу государствообразующей организации. Но особенно невыносимо стало платить налоги, которые со временем лишь увеличивались. И вот 21 февраля 1440 года в городе Мариенвердер был образован Прусский союз, в который помимо обывателей-горожан вошла и рыцарская шантрапа из мелкопоместных, а то и вовсе безземельных дворянчиков. Еще довольно долго все ограничивалось декларациями и бескровной борьбой союзников за свои права, но 4 февраля 1454 года грянуло открытое восстание. Развивалось оно столь успешно, что орден вскоре потерял не только Данциг, Торн и Эльбинг, но даже из Кёнигсберга тевтонцев вытурили вконец обнаглевшие бюргеры.
Как обычно, не дремали и заклятые соседи - поляки. Тогдашний их круль Казимир IV Ягеллончик решил воспользоваться удобным случаем и наложить свою лапу на оставшуюся бесхозной собственность. И вскоре шляхетское ополчение уже радостно топтало копытами коней многострадальную прусскую землю...
К тому моменту Тевтонский орден удерживал за собой лишь столицу - Мариенбург, а также города Штум и Кониц (который поляки именовали Хойнице). Именно последний-то в конце августа - начале сентября и обложили польские отряды. Причем на каждого оборонявшегося немца приходилось по шесть-семь осаждавших ляхов. Чтобы снять осаду, иного выхода, кроме как дать решительное сражение, не было.
Выручать изнемогавший в неравной борьбе гарнизон Коница отправилось войско под командованием моравского рыцаря Бернарда Шумборского. Среди других предводителей упоминаются герцог Людвиг Рудольф Заганский, Берндт фон Цинненберг и некий херр Ашпан. Одни историки оценивают численность этой армии примерно в 9 тысяч кавалеристов и 6 тысяч пехотинцев, другие насчитали у немцев в общей сложности всего пять тысяч воинов. Как бы то ни было, Казимир, имевший под рукой 16 тысяч конных и несколько тысяч пеших воинов (причем половину пехотинцев составляли закаленные в боях наемники) лишь посмеивался, выслушивая разведданные.
- Ваше величество, немцы прут сюда, - докладывали лазутчики.
- И много их? - пренебрежительно отхлебывая из кубка, интересовался Ягеллончик.
- Да не так чтоб уж очень много, но здоровые все, как лоси.
- Эва, не охотились мы на лосей! Слушайте, панове, нам даже мечей из ножен вынимать не придется, просто конями эту немчуру затопчем, и дело в шляпе. Только вы уж заранее определитесь, кому сколько пленных причитается, чтобы не передраться при дележе. Знаю я вас, пся крев!
Развеселившиеся в предвкушении великой халявы поляки принялись дуться в кости. ставя на кон будущих немецких полонян. Между азартными игроками бродил один богемец Костка и мрачно вещал:
- Играйте, играйте, вы просто немцев не знаете, а я-то с ними хорошо знаком. Хоть их и немного, но они, черти, упорные и драться будут до последнего, перед вами не побегут, даже не надейтесь...
- Да ты просто трус! - орали в ответ поляки.
- Я встану в первом ряду, - срезал крикунов Костка. - А вот где вы будете ошиваться, еще нужно посмотреть.
- Иди отсюда, не каркай!
Битва началась около четырех часов пополудни 18 сентября 1454-го. И немцам сразу пришлось туго - еще и потому, что их ряды оказались у подножия высокого холма, с вершины которого на них обрушилась ведомая лично Казимиром тяжелая польская конница в составе 500 копий. Следует помнить, что в данном случае под словом «копье» подразумевается не колющее оружие, а войсковая единица численностью 10-12 человек. Следовательно, в атаке приняли участие больше 5 тысяч всадников. Смяв жалкие 70 копий противника, поляки сумели взять в плен самого Бернарда Шумборского.
- Один есть, да еще самый главный! - весело вопили бравые кавалеристы. - Хватайте остальных, пока не разбежались!
Впрочем, немецкие рыцари и не думали задавать стрекача - пророк Костка оказался прав. Перегруппировавшись, они принялись прорубаться сквозь массы врагов, стремясь если не победить, то хотя бы уйти в осажденный Кониц. И тут открылись ворота город, из которых высыпала подмога в лице господ Ройса фон Плауэна, Фейта фон Шенберга, Георга фон Шлибена, Кунца Цедевица и остальных воинов гарнизона.
Поляки тем временем принялись за истребление оставшейся на поле боя немецкой пехоты. И тут кнехты преподнесли неприятный сюрприз, укрывшись за составленными в круг телегами с установленными на них толстыми деревянными щитами. С вагенбургом польским рыцарям сталкиваться еще не приходилось, и они остановились в замешательстве. Не только стоптать конем неприятеля, но и достать его клинком оказалось невозможно. А тут еще с тыла обрушились свежие немецкие силы...
Несмотря на то, что среди оказавшихся, фигурально выражаясь, между молотом и наковальней поляков отчаянно храбро, надо отдать ему должное, дрался их король, начавшееся беспорядочное отступление вскоре переросло в откровенное бегство. Польские всадники были частично перебиты преследователями, а частью, плохо зная местность, утонули вместе со своими конями в окрестных болотах.
Личная охрана Казимира, состоявшая из литвинов, разбежалась, бросив своего повелителя на произвол судьбы. Хорошо, что мимо как раз скакал рыцарь Доминик Казановский, по мере возможностей стараясь и в бегстве сохранять шляхетский гонор. Завидев одинокого короля, он подхватил повод его лошади и увлек за собой. Иначе Казимир поменялся бы ролями с Бернардом Шумборским, которого, кстати сказать, к тому моменту успешно вызволили из плена.
Пробираясь неверными тропами среди трясины и буераков, Казановский с Ягеллончиком вдруг нос к носу столкнулись с подканцлером коронным Яном Рутвенским. Оказалось, тот решил помыться в бане и так разнежился, что пропустил битву - сначала к своему безмерному огорчению, а затем к столь же безмерной радости.
- Хвала пану Богу! - воскликнул Рутвенский при виде короля. - Иж твои милости здорового видим!
- Пан Рутвянски, - со злобой глядя на румяную после бани рожу подканцлера, ответил Казимир. - Ты вот водой мылся, а мои верные слуги сейчас в руках неприятельских кровью умываются. Скройся с глаз, не доводи до греха!
Потери поляков в сражении составили около 3 тысяч человек, причем среди убитых было множество представителей высшей знати. Еще 300 рыцарей, что накануне дулись в кости на будущих пленных, сами угодили в лапы немцам, в том числе командующие крупными отрядами Николай Шарлейский, Лукаш Гурка и тот самый Войцех Костка, пророчество которого так верно сбылось. На фоне павших 100 орденских бойцов это могло считаться полным разгромом. Единственное, о чем сожалел довольно расхаживавший по полю брани Бернард Шумборский - так это о том, что, когда оказался в плену, слишком поспешно дал рыцарское слово: дескать, больше никогда не будет сражаться против поляков.
«Да какого черта! - подумал он, наконец. - Слово мое, захочу - дам, захочу - обратно возьму». И со спокойной совестью нарушил клятву, приняв участие еще не в одной битве Тринадцатилетней войны.