Таинственная история, приключившаяся с Александром ЗИНОВЬЕВЫМ зимой 1960 года. Часть 1-я.
Одним декабрьским вечером наша соседка по коммунальной квартире Татьяна Георгиевна, постучала в дверь. Я вышел.
- Там, кажется, тебя ждут! - Татьяна Георгиевна прошла на кухню, увлекая меня за собой.
Мне 14 лет. Татьяне Георгиевне, наверное, за сорок. Она показала на окно и не успела ничего произнести, как по стеклу ударил снежок и рассыпался снежной вспышкой в свете кухонной, свисающей с потолка лампы.
Кухня наша - такой пенал, слева два стола кухонных, наш и Татьяны Георгиевны, в торце, у окна, - Марии Николаевны. Она всегда, все годы нашей совместной жизни, держала на маленьком огне газовой плиты большой серый из какого-то толстого сплава чайник с острым хоботком-носиком, из которого еле-еле шёл дымок. Муж Марии Николаевны был сотрудником фельдъегерской службы, всегда появлялся вдруг, в коже, меховой шапке, в унтах. И даже с кобурой, в которой был пистолет. От него пахло севером. Вскоре он снова надолго исчезал.
Справа, по центру стены, стояла белая с чугунными литыми конфорками газовая плита. Почти над ней висел на стене огромный газовый счётчик. Ближе к двери - круглая чугунная раковина, над которой из стены торчал желтоватый бронзовый кран. Стены, снизу бледно-зеленые, над столами были увешаны полками с посудой. Далее всё - и потолок, высокий, четыре двадцать! - было белым.
Я, в смущении - кому я нужен и почему снежками выманивают? - подошёл к окну. В свете лампы над подъездом увидел внизу фигурку девочки, которая как раз присела и набирала ещё снега в руки. Девочка была незнакомая. Я повернулся к Татьяне Георгиевне:
- Там девочка, а я её не знаю!
- Так и я не знаю, но кому у нас еще можно еще снежки кидать, как не тебе? Иди, разбирайся!
Я снова выглянул в окно. Девочка распрямилась и замахнулась, чтобы бросить снежок. Была она в коротком пальто, по колени, в шапке с длинными ушками и как будто в ботиках. Бросить снежком она не успела: как только увидела, что я на неё смотрю, тут же исчезла.
- И что это было? - спросила Татьяна Георгиевна. Я пожал плечами:
- Может, ошиблась! До третьего этажа добросить не так просто. С чего бы это ей в наше окно пулять?
- Не знаю, не знаю, похоже, не ошиблась, - сказала соседка.
Следующим вечером, как только я вернулся с катка, Татьяна Георгиевна, загадочно улыбаясь, поделилась:
- Снова эта твоя снайперша приходила.
И мне отчего-то стало неудобно и даже стыдно.
Третьим днём меня опять зовут. Я осторожно выглядываю, слегка отодвинув тюль, в окно нашей комнаты. Опять она, в той же шапочке. И целится, и бросает почему-то в кухонное окно. Ах ты, что ж это делается! Я вышел на кухню со словами:
- Сейчас я её поймаю!
Услышал в ответ:
- Ну-ну, ловец.
Надел шапку и вышел в подъезд. Тихо спускаюсь, резко открываю дверь парадного. Никого. Только следы на снегу.
На следующий вечер я уже спускался так, что меня, как я думал, даже в окна подъезда нельзя было заметить. Рывком толкнул дверь. Пусто! Мне даже понравилось. Если бы только не шуточки про любовь. На следующий вечер, в примерно то же время, я спрятался в тени продуктовой палатки, которая задней стеной выходила к нам во дворе, но девочка не пришла.
Хотите верьте, хотите нет, но снежки и мои самые надёжные хитрости в поимке этой вредной девчонки до самого тепла, до весны не приносили никакого успеха. Мне даже подумалось, что я могу её угадать, если она у нас в школе учится. Так часто я видел её увлечённое бросанием снежков лицо. Я страдал, потерял покой и совершенно не мог уже слышать: «Саша, опять твоя любимая пришла!» То, что девочка так ловко смывалась, то, что все мои уловки оказывались бессмысленными, невольно заставили меня зауважать её, и нестерпимо захотелось её увидеть вблизи, хотя бы слово ей сказать. Вот что точно знаю не мыслилось, это её поколотить!
Продолжение: «Идёт по двору, где бушует солнце, моя зимняя боль, моя незнакомка!».