Череда событий почти сбило с ног, но я держусь. Уикенд тот ещё колоритный. За столом моей квартиры отсидели столько людей и с каждым днём мне все меньше хотелось сидеть с ними рядом, в конце концов они сидели там вовсе одни. Я наблюдаю, так близко к формуле и никогда настолько не разочаровавшийся в модели поведения людей. В голове порою столько вопросов по поводу того, как так можно жить? Словно мы с ними настолько различны, словно питаемся разными видами воздуха, наши организмы устроены совершенно иначе, словно их сердца находятся где то в желудках, а порою сердца им вовсе вырезают. Словно их глаза устроены таким образом, что хрусталик не в силах уследить за движениями, потоками мира, что так прекрасны. Я видел стольких людей и не встретил ни одного. Как бы близки они бы мне не были, они не являлись большим чем предметы их же абстрактных жизней. Они относятся ко всему, словно являются столовой утварью, такие же взаимоотношения складываются у них с друг другом, их диалоги не напоминают больше чем скудную бытовыху, дело даже не в диалогах, сказать даже про взгляды и восприятие. Они словно из стали, дерева, свинца, я говорю далеко не о характере. Глупость так и плещет из них. По своей натуре я сотни, тысячи раз влазил в их шкуру, оболочку. В их маленький уютный(как им кажется) кокон, их личный мирок, в котором поселяются и другие индивидуумы, которые образуют свое общество, которые мыслят систематически и имеют схожие интересы и цели. Я проникал в их мирок, их цели и желания становились моими, я становился ими, чтобы принять, понять и освоить. Чем больше я это делал, тем более мне это становилось все осточертелее. Я не видел настоящих людей, воочию, мне казалось, что, возможно, я болен, никогда этого не отрицал и не скрывал, но потом задумался об обратном ходе, что, если я здоров—они больны. Я с ума сходил от скуки , не зная чем тешить себя. Попутно стал разбираться и анализировать себя. Кто-то скажет, что я занимался бесчинством, глупостью. Но все глупые, необдуманные действия должны были дать мне примерную картину меня, судя из отражения поступков и действий в разные ситуации, порою даже критических. Мне приходилось теряться, заниматься непристойными вещами, быть грубым, делать людям больно. Я стал к этому привыкать. Все пошло не по плану, когда я встретил что-то высшее и то, что не поддавалось моим наблюдением. Я не знал, что делать. Это была она, моя любимая, прекрасная Н. Во мне бушевало столько чувств, а наблюдения за ней были бесполезны, так как я не мог проникнуть в ее кокон, мир, потому что, она жила в моем, у нас был один мир на двоих, что меня безумно испугало и смутило. Я стал привыкать к ней и в дальнейшем попросту уже не мог отказаться от этого, продолжая делать наглые поступки, я наблюдал за реакциями наших тел, наших разговоров и встреч. После наших расставаний подопытным становился я, меня можно было смело опускать в лабиринт, как крысу, обещая в конце него найти ее. Я мчался, словно угорелый, не думая ни о чем, врезаясь в стены, проламывая их насквозь, разбивая себе лицо, ломая руки. Я мчался, хотя понимал, что это что-то не в моих силах, что без ее помощи лабиринт я не пройду, мне нужно было ее наставление. После наших расставаний это я становился подопытным, тотчас клоун, глядите все, сейчас начнется представление, только сейчас и только для вас, не упустите свой шанс. Глядите — цирк уродов и одного актера в одном флаконе, два по цене бесплатно. Вечно начинал свое представление с рассказами о ней, порою мог заплакать, что не было совершенно свойственно мне. Я часами мог запинаться, мямлить о ней и лишь о ней, было даже не важно, что меня слушают, просто говорить о ней, думая, что меня слушают, надеясь. После наших расставаний становился подопытным я, тем наркоман, что лезет на стену в поисках дозы. Я переворачивал всю квартиру вверх дном, ломал и крушил с диким ревом все, что попадалось под руки. Мои наглые, глупые руки. Мне казалось, что она где-то рядом, что стоит мне разломать все, обрушить все кругом и внутри себя, тогда—тотчас на обломках старого возникнет что-то новое, необратимо прекрасное, она. Но я мог сломать все кругом, но не внутри, я был не готов, я не знал каково это, смогу ли. После наших расставаний был подопотным я, мог наблюдать за ней как звери в зоопарке на посетителей, что не должны нас кормить, но зачастую это делают, ко мне многие заходили, глядели на мой вольер, тянули руки, я же—огрызался, те кидали порою еду, я жевал устало. Но, когда заходила она—все менялось, пусть это было так редко, но я был самым преданным зверем в клетке и не ждал никого. Она при встречах кормила, но свинцом, с револьвера в моей ненавистный вольер и градом. Я заслужил, знаю. Не осуждаю, никого. Но, послушайте, когда я смел право посметь задуматься о том, что смогу вновь держать ее рядом и чувствовать ниц, мне никогда не было так совестно и радостно. Но знали бы вы, что как я выглядел, когда услышал о том, что прощен и желанен. Полетел высоко, шлепнулся об оземь, вновь взлетел, петля, за ней крен и так рядом с ней. Обвивая ее объятиями. Поцелуй. Словно я никогда не умел, обомлев от чувств. Держать рядом и тихо-тихо молюсь, чтобы она пришла завтра. Порою мне казалось, что я просто сильно уснул, а сон лучшее, что не видел ни один экран Голливуда. Но нет, есть реальность, мы в ней. Ее волосы и взгляд с утра в палатке, ее смех и искренность. Руки, нежность, страх. Ее платье на выпускной. Наши танцы вечером. Ее дикая радость, когда берешь ее на плечи, руки. Прижимать ее ночью, тянуть к себе. Видеть и восхищаться. Ее выход из душа, она в одном полотенце, ты не видел во всем мире ничего красивее и женственней и сразу тысячу слов, дело не в том, что я , возможно, не многое видел в мире, дело в том ,что увидеть лучшее и большое нереально. Даже, если мы доберется до Марса, Венеры, я бы просто повесил там ее фотографию, конечно, не в полотенце, потому что это мое личное воспоминание и я никому не позволю его приобрести. А это чувство, когда вы настолько близки, когда ты чувствуешь и осознаешь ,что вы вместе, едины, вы слились и ты в ней. Словно она огромные песочные часы, то самое узкое место в них, и сквозь нас течет космос. Когда она вернулась, все стало лучше, когда она вернулась, я ожил и покончил с проектом. Я стал наблюдать аккуратней, не резко. Мне важно ее не терять. Мне важно знать и быть рядом. Она часть меня. Мы одно целое. И мне говорят, что жить ради другого человека неправильно, что не крутится вокруг него весь мир. К черту мне ваш мирок, зачем этому глупому миру крутится вокруг нее. Она куда прекрасней и она мой мир, который меня столькому учит и показывает. Я просто люблю ее.
