"Когда в конце 50-х годов стали более-менее безопасными встречи с иностранцами, мы стали водить их по Москве. Гости неожиданно проявили неподдельный интерес к сталинским постройкам. Особенно внимательны они были к высоткам, этим монстрам, соединившим в себе лубок и небоскреб". О сталинской архитектуре рассказывает Исаак ГЛАН.
Гости любовались тяжелыми, неподвижными глыбами улицы Горького, с любопытством и интересом обходили гостиницу «Россия» – нашу печаль, эту нерадостную громадину, отнявшую у Красной площади ее неповторимый ближний круг. Но особенно внимательны они были к «сталинским» высоткам, этим монстрам, противоестественно соединившим в себе лубок и небоскреб. «Рашен экзотик», – говорили мы иронически. «Рашен стайл», – повторяли они уважительно. Разнеженные и привыкшие к роскошествам классицизма и барокко, утратившие интерес к готической энергетике, уставшие от сдержанного конструктивизма, гости вдруг открыли для себя иные законы организации пространства, в которых была заложена столь заманчивая и привлекательная идея: идея силы. Не до конца поняв, что за этим стоит, они готовы были принять незнакомый им стиль как недостающую и заманчивую краску в их эстетическом восприятии мира.
Но вот удивительно! Позже, когда мы сами стали ездить по заграницам и наяву увидели и знойное старое барокко, и вдохновенный аскетизм новых построек, это быстро приедалось, и мы рвались к нашим родным осинам, к этим ужасным, застывшим в камне кондитерским изделиям, среди которых выросли.
На эту тему я беседовал с Борисом Гройсом, нашим соотечественником, ныне живущим в Кельне, одним из самых известных специалистов по искусству сталинского времени.
– Архитектура советского тоталитаризма увлекала, завораживала, – говорил он. – Это не просто органическая часть искусства ХХ века, но своего рода модернизм, авангард. Именно так он воспринимался на Западе. Мир – миф. Это один из главных постулатов современной эстетической и философской мысли. В Советском Союзе он нашел блестящее подтверждение.
Познакомились мы в середине 1990-х на презентации архитектурной выставки «Тирания прекрасного», автором концепции которой как раз и был Гройс. Случилось это в Москве, где было показано лишь несколько ее экспонатов. Все уместилось в маленьком зале. Сама же выставка предназначалась для Европы и, впервые открытая в венском музее, заняла там пять этажей.
«Тирания прекрасного» – противоестественное сочетание. Напоминает лозунг, который сам видел на Соловках: «Загоним человечество в счастье железной рукой!».
Декорации, в которых проходила наша жизнь, были праздничны. Атрибуты этой архитектуры – пышность, монументальность, торжественность, великолепие. Этого легче достичь смешением стилей, эклектикой. Потому в новом градостроительном языке использовался весь арсенал архитектурной мысли, накопленный за тысячелетия: традиционная римская классика, мотивы древнерусского зодчества, строгая изощренность средневековья, уроки прихотливого модерна начала века.
Отвергался лишь западный авангард, но, вскормленный дерзкими русскими проектами 20-х годов, он в том или ином виде упрямо возвращался к нам. Мало кто знает, что знаменитое здание «Интуриста» на Моховой (бывшее американское посольство), созданное патриархом социалистической архитектуры Жолтовским на месте снесенной церкви Святого Георгия на Красной Горке, представляет собой обычную конструктивистскую коробку, украшенную колоннами и балконами, скопированными с венецианского Дворца дожей. В этом доме есть своя тайна. Жолтовский собственноручно промерил шедевр итальянского зодчества и нашел в нем ту неправильность, ту ошибку против «золотого сечения», которым славилась античная и возрожденческая архитектура. Эту ошибку он перенес в свои чертежи, и именно она вдохнула жизнь в здание, сделала его легким и вместе с тем торжественным.
Осуществленные проекты обладали несомненной оптимистической силой, жизненным стимулом, захватывая воображение людей. Мрамор, гранит, бронза, хрусталь, позолота дополняли картину сказочного царства. Все вместе это убеждало: обещанная чудесная страна – не сказка, вы в ней живете.
Пресыщенные богатством станции метро, основательная, добротная, тяжеловесная, но в то же время по-своему аристократичная гостиница «Москва», византийская роскошь в теремах и палатах ВДНХ. Стиль не менялся десятилетиями.
Пышность, грандиозность, торжественность, «будущее сегодня» – эта идея еще долго не отпускала нас. Помпезное здание Белого Дома (Дом правительства РФ) – в сущности, один к одному проект Центрального дома Аэрофлота, выполненный архитектором Чечулиным, некоторое время бывшим главным зодчим Москвы. Создавался проект еще в 1934 году. Тогда он не был осуществлен. И не вызвал удивления, появившись в наши дни.
Впрочем, «большой стиль» не закончился ни 1930-ми, ни 1950-ми годами, тяга к нему сохранилась до наших дней. Свидетельство тому – устремленность ввысь жилых зданий, иными словами, высотная застройка города, от которой Европа давно отказалась.