Глава 19
Учиться в то время было большим испытанием. Все это понимали, потому то и не учились. И дело не столько в необходимых затратах ума, для учёбы необходимо было иметь хоть какое-то материальное обеспечение. Описывая это теперь, я вынужден заново переживать все тяготы и страдания того времени. Это непросто, но я дал себе слово описать всё пережитое мною. Ведь жизнь моя – это жизнь многих и многих моих ровесников. Часто в разговорах с теми, кто старше или младше мена на два-три года, я слышал описания жизней, очень похожих на мою. Всем было так же тяжело, как и мне.
Пишу я всё это не для публикации, а для того, чтобы знали о том суровом времени мои дети, внуки и, может быть, правнуки. И если даже никто не прочтёт написанного мною, всё равно я уйду на тот свет с чувством исполненного долга.
В школе мне было интересно, все годы я сидел за партой с Политовым Гришей, мы вместе с ним ломали головы над задачами по математике и физике. Все другие предметы давались нам легко. Очень любили географию, уроки по которой вёл Белоусов Михаил Игнатович, бывший лётчик, который побывал в фашистском плену, после того, как самолёт его подбили. Речь у него была хорошо развита, мысли свои выражал красиво и доходчиво, физически также был скроен очень хорошо. Нам хотелось походить на него: мы копировали его речь, походку. Для меня он был образцом во всём. Обучая нас, он продолжал учиться сам: экстерном сдал курс учительского института. А после нашего выпуска поступил в Московский Государственный Университет, окончил и так и остался там. В 1976 году в газете «Известия» он написал статью о том, как был сбит над вражеской территорией и о своём пребывании в плену. Больше я о нём ничего не слышал.
Описываю, хоть и скудно, всех своих учителей, я из-за того, что от них очень сильно зависит судьба их учеников. Уверен, что учителями должны работать очень талантливые люди, и труд их должен оплачиваться выше всех прочих специалистов. Если бы у нас могли ценить учителя, то общество наше было бы другим.
Меня всегда интересовал вопрос, почему в то время так мало училось детей? Не все же дети были из материально плохо обеспеченных семей. Ельниковская школа обслуживала половину района, а нас всего училось 12 человек, из них Ельниковских было всего шестеро, что для такого большого села очень мало. Объяснить это я не могу. Все учащиеся нашего класса были из бедных колхозных семей. Только у Морозова Николая отец был инженером Кутумского лесхоза, и был очень обеспеченным человеком.
Сразу после войны правительство стало закручивать гайки, как в экономической, так и в идеологической жизни страны. Во время войны мы возили дрова на себе из паруба – это всего 5-6 километров от дома. Теперь вырубка этого леса стала строго запрещена, дрова приходилось возить из-под Тештелима, до которого от дома было 12-13 километров, то есть в два раза дальше. Во время войны за дрова не надо было платить, теперь же приходилось платить за всё. Только в этом трудности выросли в три-четыре раза. Воровство с полей строго запрещалось.
Председателем колхоза был избран Рябинин Павел Иванович, а бухгалтером Малозёмов Ефим Леонтьевич. Бригадирами были Шитов Сергей Трофимович и Правосудов Пётр Васильевич. Все они были молодыми, инициативными, «бережно» относящимися к колхозной собственности.
В школе на уроках литературы и истории в центре внимания было постановление ЦК ВКП(б) о журналах «Звезда» и «Ленинград», принятое 14 августа 1946 года. Главным организатором и вдохновителем этой кампании был А.А. Жданов. Особой критике подвергались так называемые «безыдейные» произведения искусства, не служившие делу «коммунистического воспитания». Уроки истории вела Анашкина Прасковья Григорьевна, очень грамотный историк она умело забрасывала в наши головы отборные семена коммунистической идеологии, где они, попав на хорошо обработанную плодородную почву, давали хороший урожай. Мы свято верили каждому произнесённому слову. Прасковья Григорьевна была не только хорошим учителем, но и отличным пропагандистом.
Весь декабрь 1946 года я прожил на квартире, за это проживание надо было платить возом дров. Все зимние каникулы я ходил в правление колхоза, просил, чтобы мне выделили подводу для подвоза дров на квартиру. С большим трудом мне это, наконец, разрешили. Я понимал, что проблем в колхозе много и без меня: дровами, в первую очередь, нужно было обеспечить механизаторов и животноводов, то есть наиболее значимых колхозников, а тут ещё и я. Тем более, я брал подводу на два дня. Но как бы там ни было трудно, за каникулы я рассчитался с квартирой. В будущем предстояли ещё два таких рывка, одной мысли о них я страшно пугался.
Во время зимних каникул я старался больше помогать по хозяйству в доме. В частности, вместе с Машей плёл лапти для продажи. Деньги можно было заработать только таким способом. Хоть мы жили и бедно, но дома было лучше, чем на квартире. Работал дома много, но в душе отдыхал, и очень не хотелось уходить в эту ужасную, чужую, холодную квартиру. Прошлая зима, когда я квартировался у Козловой Алёны, теперь вспоминалась, как райская жизнь.
Моими друзьями в деревне были те, кто уже побывал в огне Великой Отечественной Войны. Алешков Григорий Алексеевич был самым грамотным из всех моих друзей. Характерной его особенностью было умение анализировать и по-умному оценивать обстановку. Он дважды побывал на фронте: вначале, до ранения, воевал в пехоте, после ранения стал танкистом, где общался с грамотными молодыми людьми, которые его научили анализировать всё видимое и слышимое. Генетическое наследие тоже было хорошим: Семён, которому тот приходился дядей, был внешне очень на него похож.
Мы долго дружили и с Алешковым Иваном Григорьевичем (Ванька Гришакин), который резко отличался от образа, описанного выше. По характеру был добрым, всегда со всем соглашался. Анализом ситуаций не занимался, воспринимал жизнь такой, какой она была дана сверху. Естественно, ему не хватало образования. С ним мы дружили до моего поступления в институт, то есть более двух лет. В ноябре 1948 года он женился, после чего его жизненная позиция, естественно, резко изменилась. А с Алешковым Григорием мы дружили меньше, так как он женился гораздо раньше. Дружба у молодых людей почти всегда продолжается до тех пор, пока они не перестают быть холостяками. Но, конечно, дружить можно и после обзаведения семьями, если жизненные позиции совпадают. Мы с Захаром Рябининым очень крепко дружили на протяжении почти 20 лет, и семьи не были нам помехой. Но постепенно наши жизненные позиции перестали совпадать, и дружба померкла так же, как день сменяется ночью.
После войны все молодые люди с фронта, как правило, возвращались в деревню, потому что в город ехать было некуда. Исключением были Коротков Геннадий и Квасов Семён. Геннадий до войны был в Москве, там он и остался после, а Семён до войны был в Новосибирске, и, побыв после возвращения с фронта несколько месяцев в деревне, уехал в Новосибирск. Пока Семён жил в деревне, мы очень много с ним общались. Он был самым образованным из моих товарищей, и я считал его самым интересным собеседником. До войны он закончил семилетку, а это по тем временам было немало.
Судьба же всех, кто после войны уехал в деревню и в ней остался, была плачевна. Все они жили очень бедно, а детей имели помногу. В деревне оставались в надежде, что жизнь будет улучшаться. Но надежды не оправдывались.
