Найти тему

Правда трёх поросят

- Очнитесь! Откройте глаза! Иллюзия вседозволенности и безнаказанности погубит вас! Это говорю вам я! Брат ваш!

Двое поросят в шоке стояли возле величественной каменной церкви, выполненной в старом готическом стиле. Шпиль её уносился далеко в небо, а с крыши наблюдали пустыми глазами уродливые горгульи. На одном из небольших балкончиков стоял третий поросёнок в монашеском облачении. Воздев копытца к небесам, он шевелил своим пятачком, торчащим из под глубокого капюшона и орал что есть мочи:

- Отриньте глупость, братья мои! Отриньте непоколебимую уверенность! Грядёт час презрения! Тьма вырвется из душ греховных и воплотиться во зле, не знающем пощады. Грядёт Волк!

- Нуф, напомни, что росло на той лужайке, где мы всё лето грелись на солнышке. – Озадаченно спросил у брата один из поросят.
- Гречиха, полынь, кашка, немного васильков, розмарин и пара кустиков шиповника. – Ответил второй поросёнок.
- Значит нам ничего не грозит, а братец просто пятаком поехал?
- Дыа! – Довольно закивал Нуф-Нуф и они с Ниф-Нифом весело подпрыгивая, помчались по осенней тропинке дальше наслаждаться жизнью.

Долго ещё им в след летели грозные увещевания о каком-то Волке, который выйдет из их грязных душ.

***

Кап-кап, кап-кап, кап-кап… Чёрная жижа. Чёрная лужа. Свиная душа. Мы живём, чтобы стать холодцом. Мы живём, чтобы жрать. Жрать других поросят. Что слабей, что хилей, что приятней на вкус, что удобней на зуб.

***

- Отопри же дверь! А не то я так дуну, что весь твой дом разлетится!
- Кто ты такой?! Что тебе нужно!? – Заплетающимся от страха языком пролепетал Нуф-Нуф.
- Я твои грехи, маленький поросёночек. Я твоя чёрная грязная душонка. Я Волк!
- Откуда ты взялся?! Я ничего не сделал! Я всего лишь поросёнок! – Уже навзрыд орал Нуф-Нуф.
- Ути боже мой. – Сладким шёпотом прорычал Волк. – Поросёночек считает себя розовым, поросёночек считает себя чистеньким. Поросёночек не помнит как бежала от него в слезах жена, еле удерживая на руках маленького сына, избитая тобой, свинья, в очередном пьяном угаре?

- Я..я…
- Поздно! – Волк начал дуть. С соломенной жизни Ниф-Нифа слетал покров её лёгкости. Рушились стены самомнения, обнажался костяк гнилой души, хрустели сухие веточки уверенности, взметая чернотой злобы и трусости многочисленный мусор поступков.

***

Кап-кап, кап-кап, кап-кап. Чёрный звук, чёрный слух. Может быть не нужно сравнивать человека со свиньёй? Или наоборот? Человек умней, человек хитрей, человек смелей. Человек ест свиней. Человек ест людей.

***

Ниф-Ниф уже прознал, что Волк сделал с его братцем. Но паниковать не стал. Его дом был не из напускной соломы, под которой легко разглядеть пустоту. Он был сделан из прутиков и листиков. А как известно, если прутиков много, хрен ты их сломаешь.

- Отринь уверенность в безнаказанности! Отринь черноту своих деяний! – это Наф-Наф стоял под окном и увещевал замогильным голосом брата.
- Уйди отсюда, свинья! – Крикнул ему из дома Ниф. – Мне не нужны твои советы, сам знаю из чего дом строить. – И для пущей убедительности выплеснул к ногам брата содержимое ночного горшка.

- Пааахнет прямо как твоя душонка, поросёночек! – Вдруг раздался шёпот прямо из-за двери. Ниф-Ниф взвизгнул от неожиданности, но быстро взял себя в копыта, задвинул ещё пару засовов на всякий случай и смело прокричал:

- Убирайся прочь, лишайная псина! Тебе не разрушить мой дом.
- Аааууууу! – Завыл Волк. – Ауууу!! - Но то, что можно было принять сначала за вой досады сменилось тихим смехом.

– Поросёночек не боится. Поросёночек уверен, что пока его гнилая душонка поддерживается другими прутиками таких же гнилых душ, он будет в безопасности.

Ниф-Ниф сидел за дверью, слушая едкий тихий голос Волка и с виду был спокоен. Но где-то внутри липкий страх начал склеивать внутренности. А Волк вместо того, чтобы дуть вдруг начал обходить домик поросёнка, продолжая при этом говорить проникающим шёпотом:

- Нас много, думает поросёночек. Мы - сила, думает розовый. Мы затопчем своими копытами всех, кто будет выступать против. И наши чёрные делишки не раскроются. Никто не посмеет ломать нашу империю лжи и убийств, никто не осмелится обличать нас. И свиньи спокойно смогут дальше красть у остальных животных их же деньги, загонять баранов в колючие рамки, отбирать у зайчишек их имущество, сжигать рыжих лис на кострах подмятого закона… уверенность расслабляет, мой хрюкающий дружочек.

И порою достаточно найти одну лишь свинью в стаде наглых поросят, чтобы запустить цепную реакцию…

Волк вдруг резким движением вырвал из домика Ниф-Нифа один прогнивший прутик, и вся стена его уверенности как-то накренилась, осела, простояла пару секунд и рухнула, открыв доступ к хилым узелкам, непрочным креплениям и всей трухлявой цепочке палочек и листьев, из которых было построено его на вид крепкое укрытие.

В тот же миг всё сложилось как карточный дом.

***

Кап-кап-кап. Чёрная лужа или чёрный океан? Чёрная поверхность, или чёрная глубина? Может ли свинья обмануть сама себя?

***

Наф-Наф пил остывший чай, сидя в библиотеке. Его братья не прислушались к нему. А он знал. Он знал, что так будет. Но кому в наше время нужны пророки, кому нужны такие проповедники как он?

Поросята слишком заняты своими розовыми маленькими хвостиками, строят дома из соломы и прутиков. А ведь только камень может спасти от Волка. Только камень и добродетель…

Тут с одной из полок упала книжка.

Наф-Наф аж подпрыгнул от неожиданности, потом сплюнул. Опять, наверное криво положил. Он оставил чай и подошёл к стеллажу. На полу лежал томик Евангелие от Матфея, раскрывшийся во время падения. Наф поднял его и пробежался по строчкам. Взгляд остановился на словах:

«И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в своём глазе не чувствуешь…».

- Поросёночек остерегает других свиней… - вдруг раздался у него над самым ухом зловещий шёпот.

Наф-Наф выронил томик, отшатнулся и с ужасом увидел в просвете между книгами движение серой тени.

– Поросёночек - пророк, проповедник добродетелей. Но так ли крепок его дом, как он проповедует строить другим? Так ли чисто и безопасно внутри? Нет ли в его крепости чёрных мест?

- Ты не смеешь! – Завизжал Наф-Наф. Но высокие стены готического собора не выпустили его визг наружу.