Три недели подряд каждую субботу приезжал я рыбачить на эту протоку в Усовских лугах, в быстрых водах которой после постройки Волгоградской ГЭС давно захлебнулись и погибли прибрежные тальники и молодые осинки. Их корявые, отбеленные водой и солнцем вершины еще торчали кое-где над поверхностью, постоянно дрожа и покачиваясь на быстром течении.
Зеленоватая вода здесь, между двух лесистых островков, струилась, как в ручье, и в безветренный день было видно, как завивались в тугие жгуты упругие струи, образуя потом синеватые воронки, и тихо журчали, будто переливаясь из одного сосуда в другой.
В подводном лесу водилось множество всевозможной рыбы, но главное —здесь оседло обосновались и постоянно разбойничали отменно крупные жерехи, осторожные, ловкие, сильные, настоящие речные пираты. Вот они - то и стали для меня - заядлого спиннингиста навязчивой идеей!
Когда один из этих могучих красавцев ударом хвоста глушил рыбу, казалось, будто кто-то с размаху бьет по воде широкой доской. А когда несколько жерехов охотились одновременно, то над протокой буквально поднималась буря: мелкая рыбешка стайками вылетала из воды, порой даже выбрасываясь на берег. Зрелище было потрясающее. У меня начинали дрожать руки, а под катушкой вспухали умопомрачительные «бороды».
Ошалело метался я по протоке на своей фанерной лодчонке, хлестал тугую воду вдоль и поперек, терял на корягах блесны, в отчаянии рвал лески, потому что спокойно распутывать их было невозможно, когда совсем рядом хищник без зазрения совести глотал рыбу. Разбойные жерехи безнаказанно властвовали над протокой от зари до зари, абсолютно игнорируя блестящие приманки, которые я тщетно пытался им подбросить.
Потерял я здесь и своего всегдашнего компаньона по рыбной ловле: в конце первого дня, утопив, как и я, все свои блесны, он сказал, чертыхаясь от злости, но твердо:
- У меня нервы, а не миллиметровая жилка вместо них! Видал я эти эмоции в белых тапочках. Все!
Так я остался один. Безусловно, спиннинговать в протоке было очень трудно, но не спиннинговать невозможно. Во всяком случае, для меня. И я продолжал ловить упорно, терпеливо, почти с безнадежной настойчивостью.
В городе регулярно каждый вторник я покупал в спортивном магазине очередную партию блесен, грузила, якорьки, лески. Молоденькие, смешливые продавщицы приметили меня и стали брать чек как у старого завсегдатая вне очереди.
Как ни странно, но неуловимые жерехи вторглись и в семейную жизнь. Мою жену, если говорить мягко, стало удивлять, что я третью неделю уезжаю на рыбалку, каждый раз на два дня, и ничего не привожу, ни одной рыбки, кроме каких-то сумбурных восклицаний! К тому же требую денег!
Может быть, она думала, что поймать красавца жереха так же просто, как купить анемичную камбалу в магазине?
Однако, вероятнее всего, ее беспокоили другие мысли. В данном случае необоснованная подозрительность казалась мне оскорбительной. В наших взаимоотношениях обозначилась некоторая сухость и натянутость… А жерехи не давались. Они также продолжали бесноваться в протоке, по всей вероятности, считая меня такой же надоедливой принадлежностью пейзажа, как корягу или трясущийся на воде куст. Я изучил нравы своих жерехов, время и место боя каждого. Больше того, наделил их кличками.
Другой жерех, которого я окрестил «Хитрецом», охотился в небольших «окнах» среди затопленных талов. От его мощных ударов волна раскачивала худосочные стебли, достигая до лодки, а мои блесны, не долетая до воды, повисали на сучьях.
Обитал здесь, наряду с другими, еще один серебристый разбойник под именем «Умник». Он жировал, поднимая кипящие буруны на открытом плесе, где частокол гниющих стволов таился на полметра над поверхностью воды. Когда я подплывал, «Умник» делал один - два великолепных удара, разжигая мою страсть, а потом, опустившись вниз, вел счет блеснам, намертво вцепившимся в коряги. Когда я обрывал последнюю, «Умник», чуть погодя, снова начинал бухать под аккомпанемент моего зубовного скрежета.
Беда была в том, что деревянные «девоны» жерехи брать не желали, прекрасные «универсалки» с легким грузилом не долетали до цели, а с тяжелым — неминуемо цеплялись за коряги. Итак, кажется, все точки последовательно расставлены над «и».
Мой палевый пойнтер Джон чрезвычайно сообразительный пес, единственный мой товарищ на этих рыбалках - вначале явно заразился от меня пагубной страстью: он быстро усвоил связь между хорошим жереховым ударом и моей реакцией на это - стал тоже кружиться в лодке и дрожать всем телом, делая иногда попытки выпрыгнуть за борт. Однако, довольно быстро уяснив бесплодность подобных манипуляций, впал в уныние и только подолгу глядел мне в глаза внимательно и скорбно.
У меня начали сдавать нервы! Так и подмывало столкнуть этого молчаливого критика в воду!
Я понимал: больше сюда приезжать не следует! Орешек, как говорят, не по зубам!
В связи с этим досадным выводом мне вспомнился один случай, бывший со мной в прошлом году на охоте.
Со своим закадычным другом шли мы под «Вихрем» на «Казанке» по вихлястой займищной речушке Караман на охоту по вальдшнепам. За одним из многочисленных поворотов мы увидели на воде лося, крупного рогача, переплывающего речку.
Сам по себе этот факт не волнующий: лоси в волжских займищах не редкость. Но тут мой друг, вскочив на ноги (он находился на носу), начал мне торопливо что-то кричать, неразборчивое из-за шума мотора, делая в то же время замысловатые жесты руками и всем телом.
Я сбавил обороты и тогда, наконец, понял его: он хочет погладить лося! Плывущего лося погладить по спине рукой! Для этого я должен как можно скорее подойти на лодке вплотную к зверю, тогда можно будет достать до него рукой. Мой друг свесился за борт, вытянул руку и показал, как он это сделает. Мысль мне показалась заманчивой.
Продолжение следует...