Глава четвертая. Сила девочки
Часть вторая
В подтверждение наслышанного, с наступлением темноты, в полумраке коридора кто-то ходил, скрёб в дверь и негромко подвывал. А несколько раз даже заглядывал кто-то и клацал зубами...
Так и повелось. Боялись засыпать. Но и баловаться перестали. Тишина стояла мертвая. Неведомый до этого, хозяином вселился стойкий, навязчивый страх. Некоторые боялись находиться без света, некоторые боялись идти ночью в туалет. Увещевания взрослых, что всё это бредни, что такого нет и быть не может, успеха не имели. Страх продолжал жить. Вместе с тем, невозможно было доискаться источника, породившего его. Эту тайну сторожил тот же страх — никто не ябедничал, боясь стать жертвой. Замечено было, что рождающие страх ночные явления бывали лишь ночами, когда дежурила Бубуниха... А пару дней назад, придя на очередное дежурство, она долго и зло ворчала от того, что кто-то сломал швабру, и полы пришлось мыть руками. Мало того, починить швабру не было никакой возможности, так как от неё осталась лишь поперечина.. Держак же... бесследно исчез...
А тем временем, Дашутка Красильникова, стащив в столовой большой хлебный нож и поставив «на атасе» свою подружку Верочку Закадычную, — хулиганистую по натуре и вечно сопливую, — тайком упорно острила этот держак швабры, превращая его в «осиновый кол». Что такое «осиновый», она не знала, но что такое кол — знала. Та же Бубуниха и пояснила ей незадолго до этого, ворча на Верочку Закадычную: «Да хоть кол на голове её теши, дурная такая!»
... План был прост и надёжен. Напротив их спальни была никем не запираемая дверь подсобки для хранения всякой бытовой утвари. В сговоре с Верочкой Закадычной здесь и решено было этой ночью сделать засаду на «нечистую силу». Точнее, в засаде быть ей, Дашутке Красильниковой, а роль Верочки — быть приманкой. Она должна была после отбоя обе¬спечивать шум и прочее баловство для привлечения нечисти. Кроме этого, для пущей верности, решились всё же и наябедничать на Бубуниху, — и наперебой наябедничали главной поварихе, которая, впрочем, тут же и забыла про всё в трудах своих, да и по рассеянности.
Таким образом, она, Дашутка, должна была в засаде выждать, когда приманенный на Верочку Закадычную вампир приблизится к спальне, и в тот самый момент уже она, Дашутка, должна проткнуть его осиновым колом.
Она сама выбрала себе эту долю, потому что и план был придуман лично ею. Решимость её была отчаянной, зародившейся от безутешности страха остальных, и в мятеже собственного сердца, не желавшего жить в страхе. Инстинкт подсказывал ей, что только воочию убедившись в уничтожении «нечистой силы», все избавятся от страха...
... После отбоя прошло уже больше часа. В засаде было темно. Лишь лунный свет, бледный и слабый, временами сочившийся сквозь рваные тучи, да тусклая полоска света, пробравшаяся из коридора в щель двери, неуверенно освещали обманчивый покой стен. Который уж раз она делала шаг из сумрака угла и, приноравливаясь, делала заострённым колом колющий выпад в воображаемого врага, безразличная к тому, будет ли враг привидением, ведьмой или вампиром. Враг — он и есть враг...
Не очень надеясь на силу своих рук, она рассчитала вложить в удар кола и инерцию разбега, которую вполне обеспечивали размер подсобки, а затем и ширина коридора.
Полыхнула молния. Близкий гром негрозно ударил с небес. За окном потемнело. Потемнело и тут, внутри. Полыхнуло ещё раз, ещё.
По уговору давно уже должна была творить свою рискованную роль.
Но в спальне была гробовая тишина... Не вытерпела, вышла из укрытия и скользнув в спальню. Многие не спали.
— Верочка, ты что?.. — стащив с ее головы одеяло, горячо зашептала
— Почему уговор не исполняешь? Почему не действуешь?
— Боюсь! Честно призналась та, шмыгнув сопливым носом. —
Словами кричать боюсь! Может, хватит и того, что наябедничала я?
— Предательница! — отступила от неё. — Ты — предательница! Ты, Верка, клялась!.. Так и знай — не подруга ты мне больше! И пускай теперь хоть всю кровь оно из тебя высосет — я спать буду!
Круговая порука была в силе.
— Не предательница я... — села та на кровати и стала совать ноги в шлёпанцы. — Я не предательница... Но я боюсь! А тут гроза ещё!.. Ну, пошли уж...
Они разошлись, занимая исходное положение: одна изготовилась в засаде для атаки, другая — за дверью спальни. Вот эта дверь приоткрылась, и в щель её высунулась лохматая, стриженная в войне с гнидами, голова Верочки Закадычной и, шуганув вместе с эхом длинного коридора всё вокруг живое, отчаянно завопила, для усиления эффекта вибрируя между губ пальцем:
— Улю-лю-лю-ля!.. Нуты, чичикало безглазое!.. Мордачило вонючее!.. Тю на тебя! Тю!!! — И совсем уж осмелев в азарте, шагнула вперёд и, режа и срывая визгливый голос об грань риска, дерзко выкрикнула где-то подслушанную ругань: — Чтоб ты издохла, засранка!! Рожа свиномордая!!! Бабай!!! — И, ожидая неминуемой кары, забегала глазами по коридору.