— Вот тут ты меня переиграл, Федор Николаевич! Я думал, что ты требуешь контакторы, а оказывается, снимок и статью! Подведёт тебя когда-нибудь твоя любимая бригада! А кстати почему Лаврушина вслух читает? Другие монтажницы неграмотные, что ли?
— Другие не успели выписать «Правду», – примирительно сказал Вагранов.
— Почему «подведёт»? Это заявление в шутку или всерьёз, Виктор Дмитриевич? – сухо спросил Озолов. – Если всерьёз, то я хотел бы услышать обоснование. И не только от вас, но и от первого секретаря обкома партии товарища Рогачева.
А я могу и так и этак: и в шутку и всерьёз. И обосновать могу. На всякий случай. Завод у вас большой, бригад много, не правда ли? Я, например, сам слышал, что в обкоме комсомола хвалят бригаду Веприкова. Непьющие ребята, хорошие производственники. А директор завода все только с Лаврушиной. А если вы других иной раз почти не замечаете, то многосторонние связи бригады Лаврушиной с огромной жизнью завода и города, иначе говоря, различные интересы бригады можете проглядеть! Надо бы вам объясниться с Лаврушиной. Кстати, молодая художница, о картине которой ночью шел разговор, кажется, из этой же бригады монтажниц?
—Я не занимаюсь идеологией, на мне план, но с так называемыми разносторонними духовными интересами мы разберемся, –пообещал Озолов. И многозиачительно одобрил: – Правильно, что поснимали картины!
Наступившая пауза показалась Рубилину неловкой, может быть, потому, что она была вызвана сосредоточенным молчанием Черенцова; секретарь обкома думал о чем-то, глядя на стены зала, наспех украшенные живыми цветами.
— Дадим статью, – нарушил заминку Вагранов. – И поставим вопрос –почему бригада не получает во- время контакторы?
— «Нет, не просто тактичен, а именно дипломат», – мысленно отметил Рубилин.
— Только не забудьте, что я не отвечаю за то предприятие, которое выпускает контакторы недоброкачественные и не в срок! –иронически-поучительно сказал Озолов.
— Партия отвечает, Федор Николаевич, стало быть, и мы с вами.
—Что значит «мы»?
Некоторые работники свои ошибки и просчеты привыкли обобщать: «мы допустили ошибку», «мы отстаем в данной отрасли». Я не допускаю ошибок, и мой завод не отстает! А если кто-то из моего многотысячного коллектива допустит ошибку, как монтажница со своей мазней, то мной и будет это исправлено. С одобрения высшей инстанции, конечно. Ибо сам я идеологией не занимаюсь.
— Сдается мне, что идеология в лице нового редактора займется нашим Федором Николаевичем,– шепнул Рубилин, подойдя к жене. Она кивнула. В ее сияющей умиротворенности была гордость.
«Наблюдает за Ваграновым как мать!» – снова удивился Рубилин. Он заметил, что Озолов уже не первый раз покосился на Ольгу тоже с удивлением.
Вагранов все так же мягко:
— Конечно, вы можете попросить меня не печалится по поводу какой-либо вашей ошибки. Но я как бы это объяснить поточнее? всегда стараюсь выявить для себя линию моей личной отвественности даже за чужую ошибку. Действительно, привычка такая. Он пожал плечами. Кажется, я все-таки объяснил не очень убедительно?
«В самом деле дипломат! Ведь почти извинился за то, что он, новый человек в области, собирается активно вмешивается во все дела!» – мысленно заключил Рубилин.
— Теоретически вы, может быть, правы, – сдержанно сказал Озолов, и было видно, что сдержанность давалась ему с трудом. – Разрешите спросить, как практически вы представляете себе ваше небезразличие к ошибкам соседнего участка? Отвечу за вас, ибо ответ ясен: вы будете вмешиваться в чужие дела! А я ваше мнение буду игнорировать, ибо знаю мои дела лучше, чем вы!
— А может быть, не игнорировать, а уважать? – поправил Чернецов.
*****
Легковая машина остановилась возле солидного побитого непогодой жилого дома. Водитель вышел и, поглядывая на ясное небо с быстро набегающими хмурыми облаками, стал навешивать щетки на ветровое стекло. В подъезде появился довольно высокий блондин лет сорока, без шапки – секретарь парткома завода Олег Сергеевич Иванов. Его добротное пальто сидели на нем будто с чужого плеча. К водителю он обратился как к привычному собеседнику:
— Доброе утро, Василий Архипович! Значит, опять... Два года с тех пор, как избрали, – говорю: «Утром машины не надо». Сколько раз говорил!
— А я тут ни при чем, порядок есть порядок. Записано: «Подать машину», я подаю. Вот тебе раз!
Последние слова относились уже к внезапно хлынувшему ливню, который заставил и секретная парткома и Василия Архиповича поспешно забраться в машину. Впрочем, ливень прекратился так же внезапно, как и начался, оставив лужи на тротуарах и промокшие очереди возле магазинов.
— Что с погодой творится! – проворчал Василий Архипович. – Говорят, – продолжал он, косясь на Олега Сергеевича, о бригаде Лаврушиной потому каждый день талдычит, что делает она спецзаказы для научных наблюдений, которые к прогнозам погоды имеют прямое отношение.
Поняв, что секретарь парткома не намерен развивать затронутую тему, Василий Архипович пожал плечами:
— Так или не так, а чего бы талдычили все об одной бригаде, когда их у нас за три сотни перевалило!
— Опять очередь в молочную, эта за угол тянется, в «Ювелирный».
— Все ты знаешь, – машинально отметил Иванов и быстро попросил: – Ну-ка поверни направо, в тот переулок, чтобы нам проехать мимо «Ювелирного». Хорошо, здесь!
Продолжение