Найти тему

Немыслимое: путешествие по самым странным мозгам в мире. Неврологическая революция от Оливера Сакса до наших дней

Оглавление

Привет Познающим Дзен! Мозг более странный орган, чем нам кажется. Считается, что мы можем помнить, чувствовать эмоции, сопереживать и понимать окружающий мир. Но как изменится наша жизнь, если эти способности будут значительно расширены — или исчезнут в одночасье? Представляем книгу Хелен Томсон — «Немыслимое: путешествие по самым странным мозгам в мире. Неврологическая революция от Оливера Сакса до наших дней».

Об авторе и книге

Ученица великого Оливера Сакса [прим. — американский невролог и нейропсихолог британского происхождения, писатель и популяризатор медицины], Хелен Томсон описывает девять невероятных примеров нарушений мозга, которые делают жизнь их обладателей фантастической и полной необыкновенных событий. Эта завораживающая и правдивая книга перевернет представление о человеческом мозге.

Книга написана для любителей интеллектуального чтения. В ней показана неврологическая революция и те изменения, которые произошли со времен Оливера Сакса, идеи и дух которого пронизывает это произведение.

Одни люди за много лет примирились со своим странным моз­гом, другие до сих пор никому о нем не рассказывают. В процессе работы я знакомилась с учеными, исследования которых лежат в маргинальных областях науки, с теми, кто ищет ответы на во­просы о природе реального, существовании аур, границах памя­ти. А в конце путешествия я встретила, между прочим, доктора, обладавшего таким необычайным мозгом, что мое представление о том, что значит быть человеком, в корне изменилось.
В начале странствий я задавалась вопросом, смогу ли понять исключительные взаимоотношения этих людей с миром. Позже, сопоставив их истории, я обнаружила, что могу составить картину работы мозга для всех. С помощью новых знакомых я прояснила загадку влияния мозга на нашу жизнь, порой неожиданного, ино­гда очень эффектного и волнующего. А еще они показали мне, как создавать нестираемые воспоминания и не терять дорогу, а также раскрыли чувства, испытываемые при умирании. Меня учили становиться радостной за долю секунды, галлюцинировать, принимать верные решения. Я узнала, как отрастить чужеродную конечность, подняться над собственной реальностью и даже как подтвердить, что я жива.
Трудно сказать наверняка, когда это произошло — когда я стала видеть несуществующих людей или когда обнаружила способ слышать движение своих глазных яблок в глазницах? Как бы то ни было, где-то между бостонской метелью и пыльным верблюжьим трактом в Абу-Даби я вдруг осознала, что не просто получаю информацию о самых необыкновенных мозгах в мире, но и раскры­ваю секреты своего личного мозга.
Завязка моих историй иногда лежит в недавнем прошлом, а ино­гда — в столетиях позади. Поэтому мы начинаем путешествие не в XXI веке, а с Античности. Идет пир, но через несколько мгнове­ний случится страшная трагедия…
Хелен Томсон
Источник: medicalnewstoday.com
Источник: medicalnewstoday.com

Отрывок

Делимся введением и частью истории Сильвии из главы пятой «Бесконечная галлюцинация».

__________________________________________________________________________________________

Авинаш Оджайеб шел через огромный белый ледник в Кара­коруме — горной цепи на краю Тибетского нагорья, которое называют «крышей мира». Тем утром он расстался с двумя спут­никами, чувствуя себя слишком изможденным, чтобы завершить подъем. Оставалось вернуться в лагерь, и он начал спуск. Он брел уже много часов, но ничто в молчаливом пейзаже вокруг не под­сказывало, что цель приближается.

И вдруг все переменилось. Рядом за мгновение выросла гигант­ская ледяная глыба, вдалеке еще одна. Авинаш окинул местность взглядом и не смог побороть чувство, будто смотрит на мир через плечо. Аккуратно переступая, он сосредоточился на мелких целях: дойти до следующего гребня или выступа скалы. Казалось, каждый отрезок пути занимал час, но минутная стрелка успевала сделать лишь несколько оборотов.

Будучи врачом, Оджайеб проанализировал свое состояние. Ни обезвоживания, ни высотной болезни нет. Сердечный ритм и давление в норме. Тогда почему он не может избавиться от ощущения, что умер?

Оджайеб стал жертвой длительной и очень правдоподобной галлюцинации — до 1838 года это называлось «блуждающий ум». Первое описание галлюцинации дал французский психиатр Жан-Этьен Эскироль: состояние того, кто «твердо уверен, что испытывает ощущение, тогда как никакого внешнего объек­та, способного воздействовать на его чувства и возбудить это ощущение, не существует», — иными словами, человек видит то, чего нет.

Галлюцинации — не всегда зрительные образы, они могут воз­никать как музыка, голоса и даже запахи. Длятся то секунды, то месяцы и, вполне возможно, веками формировали нашу культуру, религию и общество. Оливер Сакс в своей книге «Галлюцинации» задается вопросом, могли ли так называемые лилипутские гал­люцинации (предметы, люди и животные кажутся меньше, чем в реальной жизни) способствовать появлению в фольклоре эльфов, импов и лепреконов. По его предположению, пугающие галлюцина­ции о присутствии чего-то злого могли вылиться в фигуру демона, а внетелесные и звуковые галлюцинации — породить ощущение божественного присутствия2.

В прошлом галлюцинации рассматривали как признак нарушения психической деятельности, эта тенденция была особенно сильна в западной культуре. Однако в последние годы случаи, подоб­ные описанному в начале главы, заставили ученых пересмотреть свою точку зрения на галлюцинацию как симптом психического заболевания или результат действия психотропных средств. Они начали понимать, что галлюцинации не являются чем-то из ряда вон выходящим и не обязательно означают болезнь.

Есть человек, который знает об этом не понаслышке, — Сильвия, учительница математики на пенсии, жительница северного Лондона. Несмотря на исключительно острый ум и совершенно здоровую психику, последние десять лет Сильвия изо дня в день испытывает непрерывную галлюцинацию. Однажды зимним утром я поехала к ней знакомиться, чтобы узнать подробнее об этом странном феномене. По мере того как передо мной разворачивалась исто­рия ее жизни, я сделала самое поразительное открытие за все мое путешествие: оказалось, галлюцинации — не только общераспро­страненное явление, но и играют важнейшую роль в нашем воспри­ятии реальности. Настолько важную, что, быть может, и в данный момент вы галлюцинируете.

***

Трудно представить, что такое галлюцинация, если никогда ее не испытывал. Я говорю об этом с большой долей уверенно­сти, потому что несколько месяцев назад, ранним утром, лежа в кровати одна, проснулась от того, что в комнату вошли два незнакомца.

Меня парализовал страх. Я полностью проснулась, но не могла шевельнуться. Один из чужаков, мужчина, прошел в противополож­ный конец комнаты, а второй вошедший — женщина села у меня в ногах. В тот же момент я почувствовала, как чуть-чуть натянулось одеяло. Впоследствии я узнала, что пережила гипнопомпическую галлюцинацию. Они возникают в переходном состоянии от сна к бодрствованию, вероятно, из-за того, что некоторые части мозга остаются в фазе быстрого сна, когда у нас больше всего сновиде­ний, в то время как другие уже в полном сознании. Лично у меня было четкое ощущение реальности — происходящее совсем не походило на сон.

Ясность впечатления подтверждается кое-какими свидетельства­ми. В 1998 году преподаватель психиатрии пожилого возраста Доминик Фитч и его коллеги из Королевского колледжа Лондона обследовали мозг людей, испытывавших зрительные галлюци­нации. Выяснилось, что в момент галлюцинирования активны те же зоны мозга, что при взгляде на реальную версию объекта. Например, у тех, кому мерещились лица, активизировались зоны веретенообразной извилины, содержащие особые клетки, ответ­ственные за распознавание лиц в действительности. То же касается мнимого цвета или надписей. Когда ученые попросили участников эксперимента представить лица, цвета или слова в воображении, активность соответствующих зон мозга была несравнимо меньше. Это первое объективное свидетельство, что галлюцинации ближе к реальному восприятию, чем к воображению.

Другие распространенные галлюцинации, помимо гипнопомпиче­ских, — явление форм или звуков при погружении в ночной сон или видение близких людей, о которых вы скорбите. Но самая интересная для меня галлюцинация, говорящая больше всего о ра­боте мозга, всплывает, когда люди утрачивают одно из пяти чувств.

Несколько лет назад мама позвонила мне и сказала, что бабушке мерещатся люди. Ей было 87 лет, зрение, и без того слабое, ухуд­шилось из-за катаракты, и появились галлюцинации. Первыми ее посетили дамы в костюмах Викторианской эпохи, вскоре за ними последовали маленькие дети, которые плясали. А иногда она не видела ничего, кроме ровной кирпичной стены. Похоже, галлю­цинации не беспокоили бабушку: она знала, что это иллюзии, хоть и очень живые, но ей стало любопытно, что они значат.

А это был синдром Шарля Бонне, весьма распространенный при потере зрения. Бонне, швейцарский ученый, родившийся в 1720 году, заинтересовался галлюцинациями потому, что их на­чал испытывать его дед, постепенно терявший зрение. Однажды старик сидел в кресле и разговаривал с двумя своими внучками. Внезапно появились двое молодых людей, одетых по всем статьям великолепно, в красно-серых плащах и шляпах, отделанных сере­бром. Когда Бонне-старший спросил, почему его не предупредили о визите незнакомцев, выяснилось, что, кроме него, их никто не видит.

В течение месяца видения появлялись от случая к случаю: то снова нарядные гости, то голуби или бабочки, то огромные эки­пажи. Дедушка Бонне с явным удовольствием наблюдал этот, как он сам говорил, «театр в уме»1 несколько месяцев подряд, пока видения не исчезли. Когда Шарль Бонне, в свою очередь, состарился и начал терять зрение, он тоже испытывал подобные галлюцинации.

Аналогичная история произошла с Максом — человеком, которого я интервьюировала на ВВС в 2014 году. Максу было за семьдесят, когда болезнь Паркинсона поразила нервы, передававшие инфор­мацию от носа к мозгу. Несмотря на потерю обоняния, как-то раз Макс учуял запах горящих листьев в номере отеля, где отдыхал, и принялся осматривать помещение в полной уверенности, что рядом бродит семейство скунсов.

«Пахло очень сильно, — говорил Макс. — И появилось странное ощущение в горле, которое не проходило».

В течение следующих недель запахи усилились, их диапазон рас­ширился: от горящего дерева до кошмарной луковой вони. Они не отстали от него и дома, порой держались часами.

«В самом интенсивном варианте они переходят в запах экскремен­тов, такой сильный, что прямо слезы из глаз».

Необязательно терять то или иное чувство навсегда, чтобы воз­никли галлюцинации. В конце концов, Авинаш был совершенно здоров, когда шел через ледник.

«Я знал, что не болен, — говорил он мне. — Сердечный ритм в пол­ном порядке, никакого обезвоживания, поел достаточно. Я пытался проанализировать ситуацию, щипал себя, чтобы убедиться, что не сплю и не брежу. В какой-то момент я оступился и поранил руку — вид крови подтвердил, что это не сон».

Потом Авинаш услышал голос, будто кто-то направлял каждое его движение. «Казалось, он проговаривает каждую деталь, требуя, чтобы я собрался с мыслями, и заставляет продумывать путь через каждый ледник. Он помогал мне, вел меня в верном направлении».

Испытание длилось около девяти часов.

«Был момент, когда я спросил себя: я умер? Это был тяжелый пере­ход, по пути легко свалиться в расщелину и погибнуть. И никто бы меня не нашел. Я понял, что жив, только встретив других альпини­стов. Но даже воссоединившись со своей группой, я по-прежнему чувствовал себя странно. Лишь крепкий ночной сон привел меня в норму».

В поисках источника странных галлюцинаций Авинаш даже заду­мался на секунду, не пережил ли он савикальпа самадхи — в инду­изме и буддизме это состояние, достигаемое медитацией, во время которого человек якобы выходит из обычного индивидуального сознания и по-другому воспринимает время и пространство.

Судя по всему, причина проще но, чтобы лучше ее понять, мне нужно было встретиться с Сильвией.

***

История началась в 2004 году. Было утро пятницы, жители Поттерс Бар, как обычно, занялись своими делами; Сильвия, учительница на пенсии, жившая в двух шагах от центра городка, работала по дому. Все было хорошо, кроме одной детали — про­тивного звука. С утра пораньше у нее в ушах звенели две ноты, и, похоже, больше их не слышал никто. Сначала Сильвия решила, что это радио, но проверка быстро опровергла эту версию. Из­рядно напуганная странным новым шумом, который к концу дня усилился, Сильвия легла спать в надежде, что назавтра он пропа­дет. Однако с утра шум был тут как тут. В ушах гудело и гудело: «да-ди-да-ди-да-ди». Прошли недели, ноты изменились, потом их сочетания стали сложнее и наконец, через несколько месяцев, переросли в развернутые музыкальные галлюцинации — по­стоянно звучавшие фоном мелодии, иногда такие громкие, что заглушали обычный разговор.

«Пожалуйста, не обращайте на нее сразу внимание», — предупреж­дает Сильвия, приглашая меня пройти в дом. Ее слова относятся к золотистому лабрадору, смирно сидящему в прихожей. Суки — ее новая собака-поводырь.

«Умница, — говорит Сильвия собаке. — Теперь можешь поздо­роваться». Суки тут же подскакивает и утыкается носом в мой карман. «Она думает, вдруг вы с угощением. Надежда умирает последней».

Собака-поводырь нужна Сильвии из-за глухоты. Ей трудно расслы­шать речь, реальная музыка искажается и звучит ужасно — послед­ствия сильной потери слуха после ушной инфекции, перенесенной несколько лет назад.

Мы проходим мимо рояля — мне приветственно машет Джон, муж Сильвии, — и оказываемся в ярко освещенной оранжерее в задней части дома. Я сажусь на плетеный стул, а Сильвия разливает чай и ставит на стол печенье.

Сильвия вспоминает утро, когда все началось. Она уже несколько лет терпела звон и шипение в ушах, но это было что-то новое — чередование нот «до» и «ре»: «Сначала очень медленно, я еще, помню, подумала: что за напасть, надо переключиться на что-ни­будь другое. Потом ноты стали звучать сильнее. И с тех пор я не знаю тишины».

Неделя шла за неделей, ноты постепенно сложились в короткие фразы, бегущие по кругу. Иногда они развивались и образовывали мелодии музыкальных произведений, которые Сильвия любила до того, как потеряла слух.

«Какие мелодии слышатся вам чаще всего?» — спрашиваю я.

«В основном из классики, короткие отрывки. Когда я слышала нормально, я редко слушала другую музыку».

Даже в этот момент, пока мы сидим и разговариваем — с помощью микрофона и чтения по губам, — у Сильвии в голове звучат мело­дии. Если они отступают, что случается, когда Сильвия сосредо­точена на каком-то музыкальном произведении или на разговоре, их сменяет непрерывная нота «си-бемоль» и шипение.

«Это похоже на звучание конкретных музыкальных инструмен­тов?»

«Нечто среднее между деревянной флейтой и колокольчиком. Очень странно: я понимаю, если бы звук был знакомый, фортепи­ано или труба, но так не звучит ни один реальный инструмент».

«И при этом звучание похоже на реальный шум?»

«Да. Проигрывать мелодию в уме — другое дело. Я же будто слушаю радио, и оно звучит как в жизни».

Вскоре после появления галлюцинаций Сильвия пришла к весьма конструктивному решению — стала записывать все навещавшие ее созвучия в тетрадь. Благодаря редкому дару — абсолютному слуху она различает и опознает каждую ноту.

Она приносит тетрадь в оранжерею, и я читаю записи: одни галлю­цинации состоят из случайных нот, не образующих ничего опре­деленного; другие напоминают короткие фрагменты узнаваемых мотивов. Например, я наткнулась на отрывок из традиционной шотландской песни My bonnie lies over the ocean («Мой милый за океаном»).

Изложение галлюцинаций на бумаге сделало наглядной их повторяемость. Целые страницы были исписаны нотами, которые разгорались и затухали, разгорались и затухали. Так продолжается до сих пор, говорит Сильвия.

Поскольку за ее плечами годы преподавания математики, она быстро подсчитывает в уме: «Если нот всего две или три, они играют секунду, потом повторяются. Что это нам дает? Одно и то же коротенькое созвучие 86 тысяч раз на дню?»

На ранней стадии развития галлюцинаций в музыкальные созвучия начали вторгаться слова.

«Я изо всех сил старалась этому препятствовать, — рассказывает Сильвия, — и мне удалось».

Я спрашиваю, почему.

«Не хотела, чтобы в мой рассудок без спросу входили еще и слова. Это уже напоминало шизофрению».

Конечно, она права: способность слышать несуществующие голоса часто считают признаком психического заболевания. Дэвид Розен­хан, почетный профессор Стэнфорда, знает это как никто другой.

В 1973 году он сам и еще семь здоровых человек добровольно явились в психиатрические отделения разных больниц в пределах США: целью эксперимента была проверка состоятельности диа­гноза, однако исследователи не ждали, что это окажется просто. Каждый из них позвонил в больницу и пожаловался на то, что слышит голоса. Все остальные медицинские подробности и про­чие жизненные случаи были правдой. Всех восьмерых приняли: семерым поставили диагноз шизофрения, одному — маниакаль­но-депрессивный психоз. Вскоре они сообщили врачам, что гал­люцинации прекратились. Каждому предстояло убедить персонал выписать его — эта задача отняла у них от семи до 52 дней.

На самом деле большинство галлюцинаций не связаны с шизофре­нией. Джон Макграт, профессор Квинслендского института мозга в Австралии, изучил интервью с более чем 31 тысячей человек из восемнадцати стран и обнаружил, что галлюцинации — довольно распространенное явление во всех возрастных группах. Когда участников спросили, случалось ли им испытывать галлюцинации, например слышать голоса, которых другие люди не слышали, 5 % мужчин и 6,6 % женщин ответили утвердительно.

Я спрашиваю Сильвию, рассказывает ли она другим о своих галлюцинациях.

__________________________________________________________________________________________

Мы слишком часто думаем о мозге как о чем-то отдельном от нас. Это неверно. Просыпаться по утрам, испытывать любовь к своим детям, искать решение отчаянно сложной задачи — все это де­лает нас теми, кто мы есть, и все это — проявление активности, струящейся по мягкой материи внутри черепа.

Более подробно с книгой можно ознакомиться на нашем сайте.

Для покупки книги дарим промокод на скидку 25%Мозг.