Первому советскому боевику исполнилось 50 лет!
Картину снимала московская экспериментальная студия, незадолго перед тем созданная... на базе «Ленфильма». Москвичей было всего несколько человек - режиссер Владимир Мотыль, актеры Анатолий Кузнецов, Спартак Мишулин, Татьяна Денисова, каскадеры. Павильонные съемки проводились в новых павильонах студии в Сосновой Поляне. Русскую натуру снимали в районе города Луги. А в Азию пришлось выезжать. Прибрежные сцены снимали на побережье Каспия между Махачкалой и Каспийском. Декорации не сложные: двухэтажная мазанка таможенника Верещагина, наскочивший на берег старенький баркас, тупиковая железнодорожная ветка с одинокой цистерной, нефтеналивные емкости. Пустыню снимали в… пустыне. В Каракумах. Километрах в семидесяти от туркменского города Мары.
«Белое солнце пустыни» - название для картины изначальное, «родное». Но режиссеру оно почему-то не нравилось, и Владимир Мотыль объявил конкурс, даже пообещал денежное вознаграждение. Какое-то время картина снималась под рабочим названием «Спасите гарем!» Но никто ничего лучшего, чем «Белое солнце» так и не предложил.
Кстати, режиссер сразу отказался от сценарного финала. Дескать, прошло много лет, советская власть установилась в Средней Азии, красноармеец Сухов волею судьбы попадает в места своей боевой молодости - и не узнает их! В пустыне идет мощное строительство. В запыленных и грязных, но счастливых, лицах свободных женщин Востока он узнает наложниц из гарема Абдуллы.
Либо шедевр будет, либо…
Первый рабочий день. Киногруппой взят в полукольцо вздернутый нос баркаса. Владимир Мотыль (он по случаю жаркой погоды в шортах, белой футболке и белой кепочке, бесформенной, похожей на панаму) берет за горлышко и, словно ручную гранату, бросает бутылку шампанского. Бутылка не разбивается! Отскакивает от борта - как от резинового, и шлепается в песок. Вторая попытка – более яростная, и тоже неудачная. Кто-то в толпе пророчит в полголоса:
- Одно из двух: либо картина будет г…, либо – шедевр!
Когда после третьего броска по ржавому борту стало стекать шампанское в шапке пены, Мотыль вздохнул:
- Ладно, приступаем к работе, а там… видно будет!
Почти через тридцать лет награда «нашла героев». Создателям кинофильма «Белое солнце пустыни» была присвоена Государственная премия России
Инициатива поощряема
- Меня часто спрашивают: «А чувствовал ли ты, что вы снимаете шедевр?» - говорил автору этих строк Николай Годовиков, исполнитель роли Петрухи. - Если не брать в расчет мой юный возраст, могу сказать одно: по тому, как люди относились к работе, чувствовалось, тут что-то серьезное вызревает.
Сценарий – не шедевр. Многое придумывалось в процессе, на ходу. Все, включая костюмеров и плотника, вбивающего гвоздь, чувствовали себя творцами. Инициатива исходила буквально от всех. «Владимир Яковлевич, а вот так не лучше ли будет?» Мотыль бездумно не отверг ни одного предложения.
Картина снималась на большом подъеме. Я не в одном фильме снялся, но нигде не видел такую сцепку в группе. Все были настоящими профессионалами и работали на совесть. Репетиций как таковых почти не было. Режиссер объяснял свои задумки - и пошло-поехало. Мотыль позволял актерам импровизировать и приветствовал это. Картина снималась на энтузиазме. Это был труд, порой даже очень не легкий труд, но тот, который в радость.
Сухов мог быть другим
В то же время режиссер был крут по отношению к нарушителям дисциплины. «Хотите - пейте, но не в рабочее время!» А Георгий Юматов, который должен был играть Сухова и уже начал сниматься, часто злоупотреблял спиртным. И не раз сорвал съемки. Мотыль отдал роль Анатолию Кузнецову. Чтобы другим неповадно было, наказал. Трудно сказать, выиграла или проиграла от такой замены картина, но Сухов Кузнецова хорошо вписался в лубочный стиль.
«Повесть о настоящем человеке»
Если говорить о «Белом солнце...», прежде всего, надо говорить о Павле Луспекаеве. Так считают все, с кем мне пришлось общаться при подготовке материала.
Павлу Луспекаеву незадолго до съемок ампутировали ступни обеих ног. Владимир Мотыль другого Верещагина себе не представлял. Он предлагал Луспекаеву сниматься на костылях: Верещагин - бывший офицер, инвалид Первой мировой. Или таможенник, раненный контрабандистами в обе ноги.
- Давай, Володя, сперва я сыграю то, что написано в сценарии, а уж потом какого-нибудь инвалида. Пусть тебя мои ноги не смущают. Я придумал сапоги с металлическими упорами внутри… - сказал Павел Борисович.
Владимир Мотыль признавался, что велел помощникам искать дублера. Никому в голову не могло прийти, что Луспекаев все сделает сам: и в пустыне, и на палубе корабля, когда драка.
Во время съемок Луспекаев, в самом деле, отбросил костыли и начал осваивать протезы. Когда боль становилась невыносимой, отходил в сторону и опускал натертые протезами культи в таз с холодной водой. Либо в прохладное Каспийское море.
- Это был подвиг, равный подвигу безногого летчика времен Великой Отечественной Алексея Маресьева, широко известный, благодаря повести Бориса Полевого (и одноименной кинокартине) «Повесть о настоящем человеке», - скажет потом режиссер Владимир Мотыль.
Луспекаев себя не щадил. Он даже в сцене драки на баркасе работал без дублера. В фильме есть лишь один трехсекундный кадр, где его подменил каскадер Александр Массарский: Верещагин ногами спихивает бандитов за борт. Сапоги Верещагина показаны крупным планом. А носки сапог Луспеваева при упоре прогибались, и это было бы видно на экране.
Одна из самых ярких сцен фильма: Верещагин с осоловевшим от выпитого Петрухой сидят на полу в обнимку. На переднем плане объемная бутыль самогона. Следуя завету великого Станиславского («Не трезвый актер не может сыграть нетрезвого героя») пили газировку.
«Посиделки» в доме Верещагина снимались в Сосновой Поляне. Не раз в студийном «козлике» возвращались со съемок втроем: Павел Луспекаев, Анатолий Кузнецов, Николай Годовиков. Водитель без напоминания притормаживал у небольшого деревянного магазинчика. Скидывались, и «старшие товарищи» напутствовали Годовикова как самого молодого:
- Ну, Коля, вперед!
- Как всегда?
- Как всегда!
Это значило: девять «маленьких» водки «Московская», по рубль сорок девять.
«Почему девять?» Норма, определенная опытным путем, - смеялся Николая Львович.
Иной раз в компанию напрашивался режиссер:
- Ребята, я с вами.
Луспекаев отшучивался:
- Владимир Яковлевич, у вас же – «Волга», зачем вам на «козле»-то?..
Иной раз, особенно в экспедициях, со спиртным перебирали.
Верещагин с Петрухой поют «Ваше благородие, госпожа Удача…» Голос у Луспекаева проникновенный, но осипший. Павел Борисович вечер накануне записи песни провел где-то с друзьями, попили, попели. И посадил голос! Расстроенный ехал он на студию. Встретил Абудуллу - Кахи Кавсадзе.
- Кахи, какой я дурак! – прохрипел он. – Что теперь будет?!
Кавсадзе успокоил:
- А что, Паша, по-твоему, Верещагин должен петь бельканто?!..
«Икру ложками?!»
У влачащего в большинстве своем полунищенское существование советского народа ставшая крылатой фраза Верещагина: «Опять эта проклятая икра!» приобрела определенный оттенок. Килограммовая банка красной икры в конце 60-х стоила 28 рублей. При средней зарплате в полторы сотни рублей не каждый мог себе позволить такую роскошь.
«Рыболовецкой артели», сколоченной во время съемок на Каспии страстным рыбаком Эдуардом Розовским, вволю накормившей деликатесной осетриной всю съемочную группу, не повезло. Не поймали ни одного «беременного» осетра женского полу. И икру для Верещагина пришлось покупать. В кино такие вещи называются исходящим реквизитом. Значит, по окончании съемок, продукты может быть… съеден.
Если деревянную плошку Верещагина наполнить икрой доверху, двух банок бы не хватило. Поэтому ее сделали с двойным дном. Которое сильно уменьшало посудоемкость.
Перед съемкой сцены с икрой Луспекаев шепнул Годовикову:
- Ищи себе ложку! Икру отснимут, группа набросится, руками жрать станут!
Колька побежал в буфет.
Первый дубль отсняли, второй, третий. Режиссер:
- Достаточно.
Алчущие от нетерпения киношники, чуть на слюну не изошедшие за время ожидания, вот-вот на икру набросятся. А Годовиков куда-то запропастился! Луспекаев, чтобы выиграть время, громогласно – чтобы слышали окружающие, подсказывает Мотылю:
- Владимир Яковлевич, а актерский дубль?!
Он уверен: ему Мотыль не откажет.
- Все по местам! Еще дубль – актерский.
И Колька тут как тут, карман оттопырен.
- Отснято!
Все к плошке – такая халява! – кто с чем, тащат, кто сколько зацепит. А у Луспекаева – ложка! И у Годовикова ложка!
Когда через три минуты в павильоне они остались вдвоем, Луспекаев спрашивает:
- Ну что, Коля, перепало тебе икры?
- Да как вам, Павел Борисович, сказать…
- В таком случае – я знаю, где еще банка есть! Реквизиторы народ предусмотрительный. Пойдем?
- Пойдемте. – Годовиков подставил Луспекаеву плечо – опереться…
Двуликая Гюльчатай
Немногие зрители «Белого солнца пустыни» знают, что роль Гюльчатай играли две актрисы. И обеих можно видеть на экране! «Гюльчатай, открой личико», - вымаливает Петруха, да так и погибает, не удостоившись счастья лицезреть юную красавицу Востока. В этом отношении зрителям повезло больше. Они видели прекрасное личико исконно русской девочки - Тани Федотовой. Но паранджа скрывает еще одно, не менее прекрасное, лицо - Тани Денисовой.
Денисова училась в московском цирковом училище. Когда часть фильма уже была отснята, администрация училища в ультимативной форме потребовала от девушки определиться: или цирк, или кино? Денисова выбрала цирк. За другой Гюльчатай далеко ездить не надо было. Она нашлась в том же гареме Абдуллы.
Личико «первой» Гюльчатай можно видеть в сцене «у самовара». Администрация картины посчитала нецелесообразным отправлять экспедицию под Лугу ради одного кадра и переснимать его. Понадеялись на русский авось: авось зрители не заметят!
Теперь уже трудно представить Гюльчатай с другим личиком.
- Ну, а если бы ее сыграла Таня Денисова? Вы не смогли бы представить меня. - сказала Татьяна Федотова, в замужестве Кузьмина, автору этих строк. - Честно говоря, в том, что и как я сыграла, ничего особенного нет. Мне даже странно слышать, когда говорят: «Ах, как вы хорошо сыграли Гюльчатай!» Да, определенное актерское мастерство - ему нас в училище обучали - у меня уже было, а остальное я себе представила, вообразила...
«Почувствуй разницу!»
Одна из кульминационных сцен: Абдулла вырывает винтовку из рук Петрухи, бьет его ребром ладони по шее, после чего закалывает красноармейца-недотепу штыком его же винтовки.
При ударе Кавсадзе, естественно, руку останавливал у самой шеи Петрухи. И у Годовикова никак не получалось вовремя среагировать на удар. Он отлетал либо раньше, либо позже.
- Кахи Давыдович, - попросил Николай, - бей меня по-настоящему, чтобы я контакт почувствовал.
Кавсадзе растерялся:
- Да ты что, Кола, (так он произносил его имя) убью же!..
- Не убьешь.
После каждого из шести последующих дублей Николай Годовиков потихоньку отходил в сторону и… плевался кровью!
Штыковой удар Мотыль намеревался снять фрагментарно: крупно - лицо Абдуллы, и после, отдельно – винтовка. В фильме не показано, как вонзается штык в тело. А Годовикову, Кавсадзе и постановщику трюков Александру Массарскому хотелось, чтобы все выглядело достоверно. Решили подложить под гимнастерку толстую доску. О своих экспериментах они режиссера в известность не ставили, боялись, запретит. И запретил бы! На последнем дубле Кавсадзе пробил доску и штык, по счастью, лишь ободрал Годовикову бок! До этого у Николая никак не получалось заорать так, чтобы криком передать нестерпимую боль.
- Владимир Яковлевич, меня никто никогда не резал! - оправдывался он.
А тут так заорал, что Мотыль довольно воскликнул:
- Отлично, отлично, Коля!
Девять дней одного года
В пустыне жара стояла неимоверная. Кто-то даже пошутил:
- В песке можно запросто куриные яйца варить! А уж подогреть что-то - минутное дело!
Попробовали. Точно! На раскаленном песке яйцо варилось - пусть и не вкрутую - те же 10 -15 минут, что и на газовой плите.
Больше других неприятных моментов выпало на долю Спартака Мишулина. Его трижды закапывали на жаре в песчаную яму и там доводили «до необходимой кондиции». Оператор с режиссером хотели сделать из закопанного человека что-то вроде зомби.
На рассвете сажали Мишулина в яму, засыпали мокрым песком, закрывали шею кошмой, чтобы не особо жгло, и до полудня ждали, пока песок раскалится и лицо Саида приобретет сине-фиолетовый оттенок, вены вздуются, глаза вылезут из орбит. Чтобы было пострашнее, мазали ему голову вареньем и тогда лоб и щеки Мишулина облепляли тучи мух. Рядом по песку пускали змей. Во время перерывов прикрывали голову зонтом, давали покурить. Откапывать на обед не имело смысла - кормили из ложечки. Откапывали только вечером. И так три дня.
Первый дубль Москва не приняла из-за того, что он показался «излишне жестоким» по отношению… к зрителю. Второй дубль - на пленке царапина! Вновь пришлось закапывать Спартака. В итоге в яме Мишулин отсидел девять дней.
«Иду бить морду!»
Своей популярности на тот момент Спартак Мишулин обязан был не столько ролям в родном Московском театре Сатиры, сколько циклу телевизионных передач «Кабачок «Тринадцать стульев», где он играл роль Пана директора. Отпускать его на телесъемки другой директор - директор «Белого солнца» Юрий Хохлов посчитал накладным. И начал водить актера за нос.
- Мне нужно срочно лететь в Москву! - заявляет Мишулин.
- Спартак Васильевич, знаете, как трудно здесь с билетами на самолет! - говорит Хохлов. - Не сегодня, так завтра…
- Хорошо, завтра так завтра.
Нас следующий день:
- Спартак Васильевич, с билетами не получилось. Завтра.
- Завтра? Ну ладно.
И так дней десять. На одиннадцатый Мишулин вскипел:
- Всё, иду бить морду Хохлову!
Останавливает Хохлова с администратором в коридоре.
- Юрий Иванович, я, между прочим, заслуженный артист республики. Это первое. Второе: я имею разряды по боксу и по самбо. Получите! - Развернулся… - А теперь я пошел спать!
Часов в пять утра Мишулину принесли билет на самолет!
Маленькие хитрости большого кино
У главного оператора Эдуарда Розовского - большого экспериментатора простор для творчества был необыкновенный. Ему удалось снять пустыню, так как ни до, ни после него – никто не снимал.
Сухов идет по пескам - один бархан сменяется другим… Бесконечность пересекает диагональ следов! Люди Сухова и люди Абдуллы движутся с разной скоростью: первые - неторопливо, вторые - быстро, нервно. Чтобы получить марево, создать иллюзию миража, Розовский перед камерой ставил подставку с раскаленными углями.
- Понадобился крупный план Абдуллы на коне, когда он разговаривает с Верещагиным, - рассказывал мне Эдуард Розовский. - Арабский скакун никак не хотел стоять на месте. - Пришлось посадить Кахи на плечи второго режиссера, и тот, переминаясь с ноги на ногу, создавал иллюзию...
Готовились снимать сцену гибели Абдуллы. Вдруг на море поднялся дикий шторм. И Розовскому удалось заснять настоящий смерч. В другой раз Розовский услышал журавлиные клики, схватил камеру, и журавли отлично вписались в картину.
И только однажды оператор оплошал. Во время съемок сцены схватки Верещагина с людьми Абдуллы, средь бела дня, к баркасу подлетела «летающая тарелка» и долго висела над ним. Вся съемочная группа, включая главного оператора, словно оцепенела!..
На четвертьвековом юбилее картины кто-то из космонавтов сказал, что «Белое солнце», не только любимый фильм космонавтов, смотреть который перед полетом - добрая традиция, давно уже стал учебным пособием: «По нему мы учимся снимать, учимся операторскому искусству».
Ложка дегтя
Дотошные зрители могли заметить и некие, мягко говоря, несоответствия действительности. «Что за лажа?! Саид из-под лошади стреляет два раза, не передергивая затвора!» или, когда Сухов бьет торцом приклада о землю, а винтовка ни с того ни с сего стреляет!»
Продолжения не будет
В картине несколько драматических эпизодов. Трагических точек, поставленных в судьбах героев задолго до окончания фильма. Гибель Гюльчатай, Петрухи, Верещагина... Последняя смерть вопреки сценарию. Верещагин должен был остаться в живых - уплыть на баркасе. Владимир Мотыль первоначально даже собирался снимать вторую серию картины - о дальнейшей судьбе Верещагина. Но, забегая вперед, скажем, что незаменимый Павел Луспекаев не дожил и до выхода на экраны «Белого солнца пустыни»…
«Здорово, отцы!»
О большой любви космонавтов к картине «Белое солнце пустыни» знают все. На одной из встреч в Звездном городке с творческой группой фильма Владимир Коваленок рассказал следующий случай:
- Дело было в космосе. Решили посмотреть «Солнышко». Но что-то не ладилось с аппаратурой. Возились долго. Наконец, мне надоело и я «пошел» в душ. А Иванченков продолжал возиться. Вдруг на станции раздался громовой голос: «Здорово, отцы!» - и через мгновение – «Давно здесь сидите?» Мы оба не сразу поняли, что просто появился звук. Один из нас решил, что сошел с ума. А другой, что это – пришельцы из космоса!
Году в 1998-м через Эдуарда Розовского (знакомство и общение с Эдуардом Александровичем – отдельный рассказ) я познакомился с Николаем Годовиковым. Вскоре мы решили: мне нужно писать книгу – о его непростой судьбе. Два-три раза в неделю Николай приезжал ко мне домой, и «под диктофон» рассказывал. Конечно же, речь шла и о кинофильмах «Республика Шкид», «Белое солнце пустыни».
Благодаря этой идее и Годовикову я встречался и беседовал (с кем-то не раз) с Владимиром Мотылем, Анатолием Кузнецовым, Александром Массарским, Татьяной Кузьминой, Александром Кавалеровым, Виктором Переваловым, Владимиром Колесниковым, Александром Товстоноговым, конечно же, с Эдуардом Розовским, и многими другими интересными людьми. Однако книгу так и не написал. Ни одно издательство не готово было выплатить аванс. А надо было на что-то жить, и семью содержать. Приходилось очень много работать. История затянулась…
Многое было опубликовано в виде отдельных материалов и интервью.
Однако я надеюсь довести работу до конца. Даже если и сейчас не найдется издатель. К сожалению, Николай Годовиков нашего с ним «Петруху» уже не увидит.
Прости меня, Коля…
Автор текста - Владимир Желтов
