Ойген Руге в Германии - один из тех, про кого можно сказать «человек-пароход»: писатель, драматург, сценарист, переводчик. По его жизненной судьбе можно писать готовый сценарий фильма – да он практически так и сделал в своём дебютном романе «Дни убывающего света». Четыре поколения семьи Умницеров-Повиляйтов отражают семейную историю самого Руге – его отец Вольфганг побывал в советских лагерях, о чём в 2003 году написал книгу-мемуары «Берлин – Москва – Сосьва» (при переиздании получившая название «Обетованная земля», на немецком «Gelobtes Land. Meine Jahre in Stalins Sowjetunion»). Редактурой занимался сам Ойген Руге.
На основе этих мемуаров отца и родились «Дни убывающего света» - своеобразное переложение этой истории на литературный лад. Повествование, разбитое на непоследовательные временные отрезки, отражает историю глазами разных рассказчиков, членов одной семьи, связанных друг с другом, и, при этом же, очевидно – между каждым из них гигантская пропасть.
Практически стена.
Всё начинается в 2001 году: один из главных героев романа Александр узнаёт, что у него рак. Его отец Курт, когда-то известный историк, сейчас – впавший в деменцию старик. Мать умерла. Собственная семья развалилась. Говорить тут не о чем - всё кажется сломанным, но каковы причины?
Руге использует время, как плёнку – то отматывает назад в шестидесятые, то в самый конец восьмидесятых, когда рухнула Берлинская стена. Вот мать и отчим самого Курта в начале пятидесятых в ссылке в Мексике, вот их же путешествие обратно в ГДР, вот их сыновья в ссылке где-то за Уралом – один не выживет, второй станет тем самым известнейшим историком Германии. Вновь 2001 год - и новое поколение семьи, такое же несчастное, как и предыдущее.
И вот - та самая новая Германия разваливается, вместе с ней разваливается вообще всё в этой семье – как их вообще угораздило быть родственниками? Самый юный член семьи Маркус увлечён природой вообще и динозаврами в частности, окружённый, по сути, такими же динозаврами-родственниками. Ключевая сцена романа - день рождения прадеда Вильгельма, где большинство приглашённых гостей кажутся подростку такими же пыльными реликвиями, как экспонаты в музее. Их дни убывают тоже – «овощам место на кладбище», каркает виновник торжества, и с ним сложно поспорить.
Удивительно, что «Дни убывающего света» в общем-то, могли и не перевести на русский, если бы не усилия переводчицы Елены Штерн, которая буквально уговорила издателей это сделать. Удивительно вдвойне: Елена Штерн – переводчик-синхронист, и никогда раньше не занималась переводами художественной литературы. Она живёт в Новосибирске, тогда как издательство «Логос» находится в Москве. И, наконец, сам Руге, которому показали пробный перевод первой главы, дал своё согласие – а переводчик он именно с русского. В этой истории немало удачи, разве что кроме одного момента: выход этой книги остался практически незаметным в России. И это как раз не удивительно - в конце концов, посмотреть на аннотацию и не испугаться очередного и очень близкого русской литературе надрыва о былом, действительно сложно.
Между тем, пока наши авторы якобы хором тоскуют об СССР и эскимо за 20 копеек, в Германии, если приглядеться, обстановка не лучше. Если роман Руге получил Немецкую книжную премию в 2011 году, то в 2009 ее дали роману Уве Телькампа «Башня. Истории с затонувшей земли», а в 2014-м - Лутцу Зайлеру за роман «Крузо». Все три книги посвящены ушедшему далёку, неведанной стране ГДР и «лишним» людям в ней. В одном из интервью сам Руге констатирует – для принятия нужна дистанция, потому спустя года романы на больные для страны темы продолжают выходить. И - получать премии.
Примечательно: в том же интервью Руге говорит, что старался не давать оценки описываемым им событиям, ему было важнее «рассказать несколько личных историй», без желания что-либо доказывать или осуждать. Однако, кажется, он лукавит - его собственная позиция в романе всё же есть, потому что есть и альтер-эго Руге, которого в романе зовут Александр.
ГДР ему противна – в ней он не видит будущего. Она – такое же ископаемое, каким видятся все члены этой семьи его сыну Маркусу. ГДР – динозавр, в которого летит астероид, а потому Александр (как и сам Ойген Руге когда-то) бежит на Запад. Кто попал за стену - считай умер: в романе родители потом так и говорят о сыне – «Саша умер», объясняя, почему тот не пришёл на день рождения деда.
Сам Руге вспоминает, что когда потом стена вдруг рухнула, он даже расстроился – таких усилий стоил ему его собственный побег! Время меняло всё, в очередной раз появлялась какая-то новая страна, в которой как-то надо было жить.
Эта самая стена разделяет некоторых героев не только в политическом смысле, но и в человеческом. Поколения семьи Умницеров, кажется, привыкли жить, не слыша друг друга – дело ещё усугубляется тем, что у Курта русскоговорящая (и так себе знающая немецкий язык) жена Ирина, вместе с которой в Германию переехала и её мать Надежда Ивановна. Их общее непонимание похоже на бесконечную присказку про дом, который построил Джек: Курт не понимает своих родителей, хотя старается угодить всем, Ирина не понимает, как можно терпеть такую тёщу как Шарлотта и почему её сын Александр выбрал себе не ту женщину в спутницы жизни, Вильгельм не понимает своих детей (да и вообще, они ему не родные, а от первого мужа Шарлотты) и считает их слабаками. А баба Надя не понимает вообще никого, потому что не говорит по-немецки.
Эти люди не пытаются понять друг друга, хотя каждый тешит себя надеждой, что всё ещё можно наладить, вернуть, как было, хотя всем уже на самом деле понятно, что – нет, вернуть ничего нельзя. Здесь даже раскладной стол в итоге заколачивают гвоздями, хотя его можно было бы просто собрать. Какая-то глобальная переделка дома тоже кончается катастрофой – например, никто не рассчитал, как правильно заливать бетон или строить террасу. В итоге ломается всё – вещи, человеческие связи, жизни, чужое здоровье.
Одна из русских героинь пьёт водку (разумеется, как каждый нормальный русский – под Высоцкого), другой герой не видит смысла в жизни вообще, третий изменяет жене, четвёртая и сама бросает мужа. Сын злится на всех. Он называет маму просто Муть (в оригинале – такое же неутешительное Muddel), ненавидит отца, но не может не прийти на похороны бабушки.
Семейные узы – сложная экосистема, похожая на отдельное государство. Оно так же может распасться на несколько отдельных и очень независимых государств и, вероятно, когда-нибудь все будут счастливы по отдельности, но точно - очень нескоро. Из современников Руге об этом вероятно лучше прочих написал знаток покалеченных человеческих душ Джонатан Франзен, чьи «Поправки» вышли на десять лет раньше «Дней убывающего света». У обоих писателей одной из ключевых сцен становится празднование Рождества; у Франзена один из героев отправляется в бедную Литву, у Руге герой бежит от своих мрачных теней прошлого в Мексику – тут иронично ещё и то, что стараясь дистанцироваться от семьи, он, собственно, едет именно туда, где когда-то жили в ссылке его бабушка и дедушка.
Кажется, сам Руге уже устал от неизбежных сравнений «Дней» прежде всего с «Будденброками» Томаса Манна. Когда роман только вышел, первыми об этом написали в газете die Zeit, приклеилось и не отлепишь - ведь у Манна история страны тоже тесно переплеталась с человеческой жизнью, а рушилось в итоге всё вместе.
Если же предположить, чем ещё вдохновлялся Руге и отвлечься от Франзена и Манна, то при известной доле фантазии можно обнаружить, что среди наших родных осин тоже есть совершенно очевидное сходство. Руге, переводчик Антона Павловича Чехова, написал свою версию «Вишнёвого сада» - и в «Днях» всё так же никто никого не слышит («разобщенность, самопоглощенность, неумение встать на точку зрения другого», как писал литературовед Катаев об этой пьесе Чехова), уходит эпоха, очередные дни идут на убыль, судьба героев здесь – зеркало социальных процессов страны.
И Чехов, и Руге, впрочем, при всей неочевидности, похожи ещё и тем, что оба оставляют надежду на то, что это утопичное светлое будущее возможно. Вместе с историей страны, уж какой есть, необходимо принять и историю собственных близких. Их тоже можно понять – каждого, - так уж всё сложно в их жизнях переплелось с историческими реалиями, когда тяжело отделить поступки от событий. Примерно так же сложно, как и последовать завету условной учительницы литературы и отделить Ойгена Руге от его произведения.
Он, впрочем, и сам не особенно хочет от него отделяться – так, например, в 2016 году написал продолжение «Дней», назвав его «Последователь. 14 предложений о вымышленном внуке». Главный герой там – вымышленный сын Маркуса, проживающий в Германии в 2055 году. Есть и другой роман, совсем новый – приквел к описываемым событиям под названием «Метрополь» (вышел в Германии 2019 году).
Говорят, издательство Логос планирует издавать Ойгена Руге и дальше, а это значит, что история одного немца в России еще не закончена.
Если публикация вам понравилась, ставьте «пальцы вверх» и подписывайтесь на канал, он будет изредка появляться в вашей ленте «Дзена». «Подзеним» вместе! Другие книжности на телеграм-канале «Книгиня»