«А капелла» (по итальянски так и есть «a cappella») - пение «как в капелле» («как в домовой церкви»), сиречь без музыкальных инструментов и музыкального сопровождения, только голос, хор.
Но изначально, это пение как в одной конкретной капелле - Сикстинской.
Просто говорить «а капелла Систина» посложнее, вот «Сикстинская» и редуцировалось со временем.
Сикстинская капелла она не просто так капелла, домовая церковь, с «красивым названием». Это личная домовая церковь римских пап. Папская капелла, одним словом. Построили её в конце XV века по приказу папы Сикста IV, отсюда и название, «Cappella Sistina», «Сикстинская капелла».
Раз построили, не стоять же капелле без дела? Ну, не всё же время там папам богу молиться? Нашлось прикладное применение - стали в ней кардиналы из свой среды себе пап выбирать. (Благодаря тому, что после поляка-долгожителя, папа-немец ударными темпами впал в маразм и от престола святого Петра отказался, на памяти нынешнего поколения пап выбирали уже дважды, и, благодаря СМИ, про оттенки дыма из трубы капеллы мы теперь знаем хорошо). Кстати, самым первым в этой капелле выбрали в папы Родриго де Борха, ставшего известным как Александр VI Борджиа, бабник и отравитель. (Борха - Borja - потому, как он понаехавший в Вечный Город испанский гастарбайтер. А как пообтесался среди итальянцев, стал Борджиа). Избрали его аккурат в год открытия другим гастарбайтером, наоборот, итальянцем в Испании - Колумбом - Америки.
Кроме выборов, а это, всё же, не каждый день (даже в те антисанитарные времена, папы старались не мереть слишком часто), капелла использовалась и иными способами. Кого-нибудь в ней папы торжественно принимали. Беседы беседовали. Ну и молились, всё же, иногда. Однако молиться, или с послами разговаривать, или винишко цедить, в голых стенах как-то не очень приятно, и папы решили несколько облагородить окружающую действительность. Ну, там, стены оббить ситчиком весёленьких расцветок, ещё что-нибудь. Впрочем, до флизелиновых обоев было ещё далеко. Посему, папами было решено поступить в соответствии с незабвенным «Новосёлы! Внедряйте культурку - вешайте коврики на сухую штукатурку!». Коврики повесили и постелили куда смогли, а ту штукатурку, куда ковриков не хватило, расписали.
Точнее, расписывали-то в капелле имени Сикста IV не сухую штукатурку, а наоборот мокрую. Но, в принципе, и так, и так бывает.
Роспись по сухой штукатурке, это техника «а секко», «по сухому». И подобная роспись хоть и проще в исполнении технически (сначала всё разом заштукатурили, потом всё закрасили), но хуже держится и хуже сохраняется. Например Леонардо Да Винчи нарисовал в Милане по сухому свою знаменитую «Тайную вечерю», так она вся полиняла и осыпалась за прошедшие века, и теперь понять кто там кто можно с трудом.
В папской капелле же решили не искать лёгких путей, а делать фрески. «А фреско» - «по свежему». По ещё влажной штукатурке то есть. Бригада отделочников штукатурит маленькими кусочками, а художник, роняя кисточки, бежит за ними вприпрыжку и разрисовывает, пока не высохло. Затратно, неудобно, долго, зато на века. (Штукатурили кусочками со скоростью чуть не квадратный метр в сутки, и потом ждали художника. Всё дело растягивалось неимоверно).
Естественно, абы какого кузнеца Вакулу, чтоб он им Страшный суд на стенке церкви намалевал, римские папы звать не стали. Первоначальный заказчик, Сикст IV, позвал Ботичелли, потом подтянулись Перуджино, Микеланджело и иные прочие.
Микеланджело, он вообще решил не мелочится, а разрисовать потолок. А потолок там, надо сказать, не как в хрущёвке, не 2,48 высотой. И площадь потолка ого-го.
И, словно этого ему было мало, через четверть века, Микеланджело пошёл на новый челлендж, и решил ещё и алтарную стену расписать. Как раз Страшным Судом, ага. Ну, явно не давали ему покоя лавры кузнеца Вакулы.
А что там на счёт «а капеллы», спросите вы? Папам хотелось не только взор потешить, но и слух. Ещё до окончания постройки капеллы, Сикст IV завёл себе церковный хор. Который и разросся, со временем. И в отличие от Северной Европы, никакой органной музыкой пение не сопровождалось. Как какая литургия дома у папы - в Сикстинской капелле поёт его личный, папский, хор. Красиво, благостно. Ясное дело, абы кого, с улицы, туда не брали. У всех по сольфеджио пять с плюсом, от басов стены вибрируют, от альтов бокалы бьются. (Сопрано мужчинам петь не положено, а женщин, естественно, в Ватикан не брали. То, есть, брали, конечно, но не петь). Естественно, папы слушали свой хор не в гордом одиночестве. С кардиналами своими, всякими местными итальянскими аристократами, иностранцами и прочими почётными гостями. Папы, натурально, гордятся своими заведениями, остальные им завидуют. И потом своим знакомым пересказывают. А стиль песнопений (с названием) постепенно расползается по городам и весям. И до сих пор так, нет-нет, да и споют где-нибудь. Но уже не в самой Сикстинской капелле.
Сейчас в Сикстинской капелле не то, что петь - говорить громко не разрешают. И фотографировать, кстати, тоже. Нельзя. Никаких вам «а капелл», теперь там полутьма и полутишина. Сказал бы, «как в склепе», но в склепах, как правило, не бывает таких толп народу.
Большую часть дня тамошние охранники только и делают, что шикают на посетителей. Вот буквально так, на международном языке: «тш-ш-ш!». Ну и добавляют, на не менее международном: «Но фото! Но видео! Силенцио! Сайленс! Тш-ш-ш-ш!».
Международным туристам, естественно, по барабану. Пусть не всем, но значительной части. Некоторые, наплевав на запреты, не только в полный голос лопочут, но и с ярчайшей вспышкой фотографируют всё подряд, здоровенными зеркалками, от души. А ведь там, в капелле, сейчас полутьма, не то, что при папах - драгоценные фрески берегут.
Мы, «дикие русские», тоже поддались этой европейской разнузданности и вседозволенности, и, хоть и говорили там шёпотом, таки, позволили себе, вопреки призывам охраны, сделать снимок. Втихаря. Один-единственный снимок.
Не на фотоаппарат, а на смартфон. Без вспышки, естественно. Пряча его, смартфон, в книге, книгу в рюкзаке, рюкзак в сундуке, сундук на дубу, а дуб на острове Врангеля в Чукотском море. Но - да, поддались тлетворному влиянию загнивающего Запада, не устояли, раскрепили скрепы, преступили «тш-ш-ш, но фото!», нажали кнопку «сфотографировать». Позор. А спеть - так и не спели.