Будущий прославленный полководец готовился стать скорняком
Мирная профессия
До Первой мировой войны никто, прежде всего сам Георгий, не мог бы предсказать, что его ожидает жизнь всемирно известного полководца. Все его предки вели исключительно мирную жизнь. Вряд ли может указывать на воинственные наклонности кратковременная служба его отца в полиции. В 1902 году, когда Георгию было шесть лет, Константина Жукова односельчане избрали на низшую полицейскую должность в селе – десятника.
Когда Георгию Жукову было двенадцать лет, его отправили в Москву – учеником в скорняжную мастерскую его дяди по матери. Это был хороший ход для того, чтобы «выйти в люди», как это называлось тогда. Родители у Жукова были, по деревенским меркам, не самые бедные, но сельская жизнь не представляла условий для хозяйственного роста. А вот стать мастером в самой Москве – это был завидный удел. Дядя Жукова, Михаил Пилихин, имел неплохую клиентуру и казался односельчанам богачом.
Жуков оказался способным учеником. При этом он находил время для самообразования и, несмотря на ворчание дяди, сумел сдать экзамены за курс реального училища. А в 1914 году Жуков становится самостоятельным мастером, начинает получать заказы. Кроме того, он завидный жених, и уже планирует жениться на дочке своей квартирной хозяйки.
Везение во время войны
Мировая война спутала и разрушила планы (а то и жизни) миллионов людей. Из-за беспрецедентных потерь летом 1915 года был объявлен досрочный набор военнообязанных 19-летних юношей в Российскую Императорскую Армию.
Жуков, как и сотни тысяч его сверстников, доселе не державших в руке оружия, оказался в учебной роте запасного батальона. Прославленный советский маршал не жалел чёрных красок, описывая якобы бессмысленную муштру, которой подвергали новобранцев, и грубые нравы царских офицеров. Неизвестно, впрочем, что он на самом деле думал об этом, так как советские мемуары о дореволюционном времени должны были отвечать известным идеологическим канонам. Впрочем, пребывание в учебной роте было недолгим. Уже осенью 1915 года началось становление Жукова как будущего кавалерийского командира.
Жукову в годы Первой мировой войны невероятно повезло, и это везение потом будет сопутствовать ему всю жизнь. Его не отправили на фронт, как сотни тысяч других, сразу после короткой строевой подготовки, а определили на учёбу, откуда он вышел в августе 1916 года в звании младшего унтер-офицера. Даже из выхолощенных жуковских мемуаров видно, что взводный, который определил его в школу унтер-офицеров, был человеком исключительной порядочности и доброжелательности.
Пребывание Жукова на фронте Первой мировой войны оказалось недолгим. В одной из первых же стычек на Румынском фронте он захватил в плен австрийского офицера, за что получил Георгия 4-й степени. В следующем бою, в октябре 1916 года, он был контужен (вследствие чего награждён вторым Георгием) и больше жизнью за царя уже не рисковал.
Придуманная революция
В марте 1917 года грянула Февральская революция, которую Жуков описывает в своих «Воспоминаниях и размышлениях» скупо. Он тогда находился в тыловом маршевом эскадроне под Харьковом.
«Рано утром 27 февраля эскадрон… был поднят по тревоге… Высокий военный громким голосом обратился к солдатам. Он сказал, что рабочий класс, солдаты и крестьяне России не признают больше царя Николая II, не признают помещиков и капиталистов… Военный закончил свою речь громкими лозунгами: «Долой царизм! Долой войну! Да здравствует мир между народами, да здравствуют Советы рабочих и солдатских депутатов! Ура!»
Здесь у Жукова «смешались в кучу кони и люди», то есть лозунги Февральской и Октябрьской революций. Кроме того, невозможно себе представить, чтобы в глухой деревне под Харьковом революция совершилась раньше, чем в Петрограде. Советский Главлит даже не исправил неправдоподобной даты 27 февраля на более позднюю, когда сослуживцам Жукова действительно должны были сообщить о смене власти и приказать присягнуть Временному правительству.
Одни лишь слова Жукова о том, что он «тогда мало разбирался в политических вопросах», являются в этих описаниях правдой. Это состояние продолжалось у него по меньшей мере до августа 1918 года, когда он, опять по мобилизации, оказался уже в Красной Армии.
