1
Бумага в части была наперечет: её выдавали под расписку, экономили: за кляксы майор Власов отправлял в наряд. Листки держали в папках, одалживали друг у друга, не дай бог упадет на пол, и командир заметит на рапорте грязь. Поэтому, когда я увидел на столе у майора Власова толстенную тетрадь, обалдел, протянул руку, указывая на изгвазданную обложку, Власов, не дав мне задать вопрос, прогремел:
- Тебя не касается, - и огромным локтем отодвинул тетрадь на край стола.
Я стал всюду замечать задрипанную тетрадь под мышкой у нашего исполина-командира. Она торчала из-под его куртки на построении, покоилась рядом с ним на совещаниях, он заглядывал под обложку, листал, нахлобучив на нос нелепое маленькое пенсне, которого прежде никто не видел, полагая, что у Власова орлиное зрение. «Досье собирает, - шепнул мне на ухо товарищ. – на нас голубчиков». В это я, конечно, поверить не мог: Власова в части обожали. За прямоту, юмор, строгость. За заботу, которую командир оказывал подчиненным, за отданный больным паек, новые шинели, которые выхлопотал ценой неимоверных усилий и прочее-прочее. Тем вечером я оказался в кабинете у Власова один. Тетрадь лежала на зеленом сукне в свете лампы. Прислушался. В коридоре было тихо, майор еще не вернулся с ужина. Сглотнув, я обошел стол и распахнул тетрадь. То, что я прочитал на первой странице, раз и навсегда перевернуло моё представление о майоре.
2
Впервые майор Власов не ответил на моё приветствие. Пролетел по коридору, скользнув тусклым взглядом по моей растерянной улыбке. Позже, в курилке, товарищ шептал мне на ухо о случае на большом совещании, к которому в нашу часть прибыло высокое начальство. Власов взял слово, оправился и произнес речь о плохом снабжении, гнилых овощах, которые привозят в пищеблок. Когда Власов перешел на недостаток бумаги, хромой генерал Филипчик поднялся из-за стола. Власов продолжил говорить. Филипчик шествовал вдоль стола, подволакивая ногу с сухим скрежетом. Просунул голову между стоящим Власовым и его соседом, уткнулся носом в тетрадь, а потом протянул руку, взял обложку двумя пальцами и поднял над столом. Власов попробовал вынуть тетрадь из рук Филипчика, но генерал отскочил от стола, раскрыл тетрадь ей и принялся читать вслух легенду о людоедах, записанную Власовым в одной из местных деревень. Власов побагровел, Филипчик хищно улыбнулся, размахнулся и кинул тетрадь Власову рывком баскетболиста. Власов поймал тетрадь, Филипчик уже хромал на свое место. Уселся, вытер рот огромной рукой с желтыми ногтями и переда слово другому майору.
3
- Голубчик, - Филипчик распахнул дверь кабинета майора Власова. Власов поднялся из-за стола. Тетрадь покоилась в ящике, запертая на ключ.
- Да, товарищ генерал.
Филипчик подхромал к Власову.
- Ты у меня чем в полях-то занят? Это что за ересь в тетради?
- Это не имеет отношения к службе, - Власов сцепил руки в замок. – Использовал тетрадь как папку для рапорта, так как бумаги не хватает, - он кашлянул. – Как я и говорил.
- А мне тут подсказали, что ты фольклор собираешь. За кретина меня держишь?
Власов молчал.
- Я тебя, Власов, под трибунал запихну! – Филипчик наклонился и принялся закатывать штанину. Власов увидел темное дерево протеза в мелких трещинках. – Видал, Власов? Прикажешь отстегнуть эту колобашку и ей тебя оходить? – маленькие щёки Филипчика налились кровью. Он распрямился.
- Никак нет, товарищ генерал, - Власов сделал шаг назад.
- Чтобы саботажных речей больше тут не было! Ясно?
Власов опустил голову и сказал: - Если вы продолжите в том же духе, я предам общественности историю этой….Этой вашей колобашки, как вы говорите. Мне известно, при каких обстоятельствах вы лишились ноги, и не думаю, что для вас будет возможно продолжить службу, если об этом узнает кто-то еще. – Власов сделал шаг по направлению к генералу, ловко обогнул его и взял с маленького столика в углу графин: - Налить вам воды?
4
Через месяц после визита Филипчика в часть пришла бумага, согласно которой нас с Власовым откомандировали в расположение горно-стрелковых войск в Таджикистан. Три месяца учебки, а потом освоение нового высокогорного маршрута.
На высоте около шести тысяч трое суток пережидали буран. Власов потерял много сил на подъеме по отвесной стене и всё не мог отогреться. Я топил снег на горелке. Его борода покрылась инеем и дрожала в фоне алого палаточного брезента. «Как такого великана отогреть?» - думал я, подавая ему чуть тёплый чай. Утром я заглянул в палатку и сказал, что буран стих. Он протянул мне кусок задеревеневшей шоколадки:
- Твоя доля.
Я обрадовался, что товарищ ожил и поплелся откапывать нас для продолжения пути. Решили, что я полезу первым: у меня хватало сил, чтобы забивать крюки в промёрзшую стену. Власов моргал, как сова, а перед тем, как мы полезли, ободряюще похлопал меня по плечу. Подступили к стене. Я начал работу с зацепами. Он привязался ко мне пятнадцатиметровым тросом и медленно следовал по моим крюкам, поочередно встегиваясь в них своим ржавым карабином.
На протяжении пяти часов я ощущал тянущую напряженность веревки: Власов лезет следом. Время от времени осторожно смотрел вниз и иногда замечал вдалеке сквозь мелкий снег его белую каску. Наконец, наверху показались очертания полки: скоро отдохнем. Я долго не мог найти подходящего места для крюка, потянулся изо всех сил, с трудом вбил гвоздь в чёрную грань горной породы, а когда вернулся на прежнее место, расслабившись на страховке, вдруг понял, что веревка связки больше не тянет вниз. Я подергал её: рыжая змея уходила в бездну вдоль стены, а конца не было видно из-за уступа и начинающего снегопада. Потянул веревку с силой и понял, что она поддается: снизу ее больше ничто не держит.
– Власов! – крикнул я вниз, забыв об угрозе лавины.
Мое и без того закоченевшее туловище задрожало под слоями одежды. Я дергал веревку с десяток раз, а потом принял решение добраться до полки. Руки отказывались держать крюки, и на подъем ушла целая вечность. Упал на скальную горизонтальную поверхность, чуть перевел дух, а затем медленно потянул веревку на себя.
Ржавый карабин стукнулся о каменную поверхность возле моих коленей.
В горле засаднило.
«Он приползет», - думал я: «Случайно отвязался и сейчас приползет. Палатку ставить не буду, дождусь его».
Я сел, облокотившись спиной на стену и принялся отогревать руки. Залез в карман и нашел кусок шоколадки. На чёрном куске аккуратными квадратиками отпечатались зубы Власова. Я стянул варежку и долго трогал эти отпечатки голыми пальцами, вглядываясь в утопающие в сумерках рваные пики.