Спустя меньше трех месяцев с момента начала войны с Францией, в октябре 1870 года пруссаки (ну, и все союзные им немцы, разумеется) заняли практически весь северо-восток страны. Причем оккупационный режим был установлен жесточайший – это вам не добрые русские. Пойманных с оружием в руках гражданских тут же волокли к ближайшей осине или ставили к первой же попавшейся стенке. Партизан официально отказывались считать комбатантами (то бишь, штатными участниками боевых действий) и не распространяли на них правила, действовавшие в отношении обычных военнопленных. Тут, пожалуй, стоит отдать должное последовательности германцев – аналогичный подход они неизменно практиковали и в последующих войнах с кем бы то ни было.
Не дай бог, чтобы в каком-то городе или деревне французами оказывался убит немецкий офицер! Населенный пункт в отместку сжигали дотла, под шумок ликвидируя и самых активных его обитателей. В рамках наложенной контрибуции с населения драли семь шкур. Впрочем, любители спаржи по большей части вполне охотно подчинялись новой немецкой власти, вконец утратив доверие к своей, французской. «Вот боши придут – порядок наведут!» - то и дело слышалось даже в тех местах, которых победоносные германцы еще не достигли.
Тем большей неожиданностью стало для командующего 1-й прусской армией Эдвина фон Мантейфеля то упорное сопротивление, которое казалось бы уже почти поверженный противник оказал в Пикардии, у города Амьен. Причем – редкость в той войне – защищавший его генерал Жан Жозеф Фарр заметно уступал неприятелю числом войск: располагая всего лишь 17 500 солдат и полусотней пушек, он вознамерился драться против 30 тысяч отборных пруссаков. Правда, была слабая надежда на подход из Амьена еще восьми тысяч человек и дюжины артиллерийских орудий, но Мантейфель, конечно, отнюдь не был склонен давать своему визави такую фору. Поэтому утром 27 ноября поспешил начать сражение.
Фарр, пожалуй, и впрямь был неплохим тактиком. Он рискнул сильно растянуть свои войска по полю предстоящей битвы, укрыв их в хорошо защищенных местах. Из-за этой уловки атакующие пруссаки сразу же попали в сложную ситуацию: их батальоны, как соленые зайцы, мотались по всему фронту, будучи вынужденным сосредотачиваться то на одном, то на другом участке для того, чтобы обеспечить необходимый перевес четыре к одному против обороняющихся французов. Стоило выбить из окопов один вражеский полк, как тут же, не переводя дыхание, требовалось мчатся на пару километров в сторону для штурма другой позиции.
Мантейфель, как мог, маскировал образовавшиеся разрывы в своих порядках то собственной свитой (благо, та была пышной и многочисленной), то личным конвоем, а затем и вовсе пришлось бросить на передовую батальон прикрытия штаба армии. Так что, будь французы порасторопнее и располагай чем-то вроде нынешнего спецназа, германцам, пожалуй, пришлось бы плохо. Но чего у Фарра не имелось – того не имелось…
Титаническими усилиями пруссаки к полудню все-таки потеснили французов по всем направлениям, подавив вражескую артиллерию.
- Пожалуй, можно ставить в лед шампанское, - покручивая ус, произнес, наконец, Мантейфель. – Судя по всему, победа за ними. А все-таки здорово дрались сегодня лягушатники, признаться, не ожидал от них подобной прыти!
И тут к штабной палатке на взмыленной лошади подскакал один из адъютантов.
- Ваше превосходительство, 4-му полку срочно нужна помощь! – заорал он. – Французы неожиданным ударом заняли лес Ангар. У нас большие потери.
- Ах, чтоб тебя! – выругался командарм. – Срочно отправьте туда еще четыре батальона.
Но подошедшие подкрепления были встречены таким плотным огнем из-за деревьев и кустов, что в замешательстве остановились на опушке, запросив поддержку артиллерии. Только когда по засевшему в лесу противнику ударили крупповские пушки, французы, расстреливая последние патроны, все-таки были вынуждены отойти.
Хотя к вечеру стало окончательно понятно, что победа в сражении осталась за пруссаками, спорадические бои продолжались всю ночь – войска Фарра пытались прорваться в направлении на Амьен. Итоговые потери пруссаков составили 1300 человек, французов – примерно на сотню больше и еще около тысячи у них пропали без вести.
На следующий день генерал Гёбен уже был у Амьена, но штурмовать город не спешил. И правильно сделал: еще через двое суток тамошний гарнизон в 400 душ сложил оружие и сдал 30 пушек. В войсках Фарра начались разброд и шатания. Часть национальных гвардейцев пришла к выводу, что это не их война.
- Пусть регуляры свои жизни кладут, для того их и рекрутировали, - резюмировали ополченцы. – А нам к своим бабам и детишкам пора.
После чего воткнули штыки в землю и разбрелась по домам.
С остатками своей армии Фарр был вынужден отступить еще дальше на север, к Аррасу.
P.S. Правила для комментирующих: НЕ хамить, НЕ флеймить, НЕ поучать. Нарушители отправляются в бан без предупреждения.