Автор: Charlie Gelner
А после бури настали покой и затишье.
Они сводили людей с ума... (с)
Андрюха сидел неподвижно и смотрел в одну точку. Его равнодушие и пугало, и успокаивало Вадима. Раз напарник спокоен, то и волноваться нечего. Но все равно, как-то слишком тих, словно потерял вкус к жизни. Оно и не мудрено, на самом деле. Их вахта должна была длиться шесть месяцев, но одно зацепилось за другое, потом Рекс заболел, затем на материке происшествие. И вот Вадим с Андреем сидят на полярной станции седьмой месяц. Всего десять лишних дней прошло, но что-то в Вадиме надломилось.
Очень хотелось домой, к жене, даже по теще скучал, хотя, пробыв дома слишком долго, готов был хоть на край света от нее бежать. Что он, в общем-то и делал, бежал на станцию. Старшие товарищи говорили, что это похуже наркотика – если подсесть, то потом уже не слезешь. Иные-то не понимают, чего Вадима туда тянет. Холод, ветер, спартанские условия и угнетающее белоснежное полотно. Куда взгляд не кинь, везде снег и пустота.
Именно это и тянуло. Чистота и непорочность природы, обострение чувств. Если голод, то до головокружения, если холод, то до минус сорока. И отношение к жизни совсем другое. Только тут люди по-настоящему живы, дышат полной грудью, пусть от этого и замораживаются легкие да стынет кровь. Друг на друга тоже совсем по-другому смотрят. Андрюха не просто коллега, не друг по вахте. Он спасение в трудную минуту, он единственная надежда и крепкое плечо. Тут, если человек вдруг упал, мимо не пройдешь. И положиться больше не на кого. Такую прочную связь на материке не построишь. Там обстоятельства другие.
Вадим часто задумывался о том, как станция влияет на людей. В перерывах между вахтами они с Андрюхой даже не созванивались. У каждого свои дела, общего мало. Андрей - холостой, беспечный, романтик. Вадим – семейным, серьезный, расчетливый. Встреться они в каком-нибудь теплом офисе, проходили бы мимо друг друга, вяло кивая головами в знак приветствия. Или смущенно и глупо ухмылялись бы возле кулера.
А на станции никого ближе и роднее Андрюхи не было. Хоть разница была всего в пятнадцать лет, Вадим себя чувствовал почти отцом молодого товарища. Взял над ним шефство, обучал премудростям, которые в книжках не вычитаешь, до них можно только самому догадаться, на своем опыте. И первые три экспедиции проходили без сучка, без задоринки. Со своими нюансами, конечно. Но они ж мужики, никаких обид, помолчали денек, остыли и снова дружба. Выбора-то нет.
В этот раз все как-то сложнее стало. То ли от того, что устали друг от друга, то ли потому, что Андрюха себя уже опытным считал и товарища начал игнорировать, но напряжение ощущалось. Огрызаться начал, учить Вадима. Гордость у того взыграла, будет еще щенок ему поперек говорить. Даже поругались как-то, обозвали друг друга неприятными словами. А утром посмеялись весело, от души, чашками чайными чокнулись в знак примирения.
- С ума уже сходить начинаю потихоньку, - пожал плечами Андрюха. – Наверное, перерыв после этой вахты сделаю. Приду в себя.
Потом неприятности начались. Вначале пес заболел, пришлось его на материк на вертолете отправить. Без него совсем тоскливо стало. Рекс хоть и вымахал размером с медведя, а все себя щенком ощущал. Бегал, на колени запрыгивал, вилял пушистым хвостом, сбивая все, что попадалась на его, хвостовом, пути. Разряжал обстановку, а в этот раз это было совсем необходимо. Только с Рексом разобрались, стали уже закругляться потихоньку, как сообщение пришло. В следующей вахте заминка произошла. Уволился там кто-то, скандал какой-то вышел.
- Всего-то недельку лишнюю посидите, а мы тут все решим, - передали Вадиму.
Андрюха скис. Он уже второй месяц копытом бил, хотел домой. Оказывается, девушка так его ждет, боялся, что не дождется. Суровый стал, хмурый. Эгоистичный, а в полярных условиях это опасно. Продовольствие чуть экономить пришлось, а он отказывался терпеть, злился, причем на Вадима, как будто это его вина. А на кого ж еще? Всегда ж самый близкий виноват. Вадим вначале протестовал, призывал к порядку, а потом рукой махнул. Неделю он этого жеребца взбеленившегося потерпит, зачем лишний раз конфликтовать?
За окном было белым-бело, но уже не вдохновляюще, а пусто, безнадежно. И между напарниками так же стало. Каждый теперь просто жил сам по себе, хоть и рядом. Считали дни.
Но тут поднялась буря. Погода не то что не летная, не ходная. Ничего вокруг не видно, как будто станцию в молоко окунуло. И ветер выл надрывно, пророча беду. Материк приказал ждать, пока не уляжется. Ничего больше и не оставалось, только сидеть и надеяться, что ненадолго. Но ждать непонятно чего сложнее, чем какого-то конкретного срока. Те шесть месяцев не так трудно Вадиму дались, как последние несколько дней. Младший товарищ так совсем с петель слетел. Ругался, придирался к каждой мелочи, продовольствие делил нечестно.
Вадим видел, что тому тяжело, хотя и самому не легко было, но понимал, он-то Вадим крепче ментально. У Андрюхи срыв настоящий произошел, а это почти болезнь. Не будешь же на простуженного из-за чихания ругаться, платочек ему предложишь, чаю заваришь. Вот и с напарником он себя вел, как с больным. Утешал, смалчивал. А тот лишь раззадоривался, за слабость принимал. Как молодой лев на старого вожака нападал, хотя и прайда-то не было, вдвоем они остались. На всем белом свете, как будто.
Позавчера с кулаками на Вадима полез. Тот всего-то сделал замечание, что колбасу его кто-то съел. А кто ж еще, только Андрей. Парень не только вину признавать отказывался, так еще и Вадима во лжи обвинил. Слово за слово и в рукопашную пошли. Сидит теперь второй день дуется, молчит, в одну точку смотрит. Вроде и скучно с таким вот соседом по станции, а все лучше, чем со взвинченным, у которого болтики-то явно расшатались. Вадим драку в серьез не принял, шутить пытался, разговаривать. А тот как синец нахохлился и молчал.
То ли обида такая сильная была, то ль усталость, а может череп проломленный мешал Андрею разговор поддержать. Вадим-то хоть и старше, но шире и выше. Отпор дал такой, что мама не горюй. А ночью спящего добил. Сидит теперь Андрей за кухонным столом, дуется на него из-за этого, ребячество, ей-богу.
- Скоро уже на материке будем, малой, не переживая, - Вадим сидел напротив напарника и гладил его холодную синюю руку. – А то, что я тебя убил, ты не серчай. Надо было просто честно признаться про колбасу. Что я зверь какой-то, что ль, понял бы, простил. Это все буря виновата, а не ты. Совсем парнишка с катушек слетел. А все почему? Молодо – зелено. У меня-то психика твердая, натренированная. Меня так просто не проймешь.
И засмеялся. Заливисто так, по-молодецки.
Источник: http://litclubbs.ru/writers/4045-stancija.html
Ставьте пальцы вверх, делитесь ссылкой с друзьями, а также не забудьте подписаться. Это очень важно для канала.
