Его визит кое-кому из нас очень дорого стоил. Лучше б он другой отель выбрал, не наш.
Читаю тут на днях:
«В годы войны Александр Розенбаум часто ездил в Афганистан с концертами. В общей сложности он провел в республике шесть месяцев, и хотя информации об этом мало, у артиста есть афганский знак воина-интернационалиста, а также награда “За участие в боевых действиях”. Отвечать на вопросы о своем непосредственном участии в боях певец не любит:
“Приходилось участвовать. Чего об этом рассказывать? Ну, приходилось, и стрелять приходилось, и попадал в переделки всякие в Афганистане. Ребята, все, кому надо, знают об этом. Я не люблю об этом рассказывать”, — рассказывает Розенбаум.»
Скромный и великий человек. Не стал рассказывать, как в одиночку выходил из окружения, когда душманы перебили разведроту, где Александр Яковлевич служил добровольцем в перерывах между концертами. Шёл через реки и перевалы, тащил на плечах вагон с дублёнками – Родина ждала дублёнок. И дошёл.
Да много всего было. Но он не хочет вспоминать, хвалиться героизмом своим…
Я тоже один эпизод с ним помню. Я работал официантом в румсервисе Палас-отеля на Тверской с начала 93-го до начала 95-го.
Александр Яковлевич жил у нас в угловом люксе – не самом роскошном, двухэтажном, но тоже вполне комфортном.
Целыми днями этот суровый и мужественный человек лежал в кровати. Иногда поверх одеяла, иногда – под.
Когда хотел покушать, заказывал еду в номер. Мы его каждый день видели.
На чай не давал никогда – впрочем, как большинство артистов. Какие деньги? Увидеть его – это уже бонус.
Не улыбался, всегда лежал с каким-то досадливо-тоскливым выражением лица.
Однажды, видимо, заскучал совсем – но поел только что, и снова заказывать еду было рано. Окликнул горничную, убиравшуюся у него в номере (убираться было положено в отсутствие гостей, но этот гость из номера никуда не выходил, приходилось при нём всё делать), велел отнести его рубашку в прачечную.
- Да-да, я сейчас мальчика вызову из их службы , он заберёт. –
- А самой отнести в лом что ли? Сама неси. –
Горничная испугалась: не по регламенту это. Но и клиент сердится. А у нас тогда увольняли любого моментально. Чуть что не так. Начало девяностых, в отдел кадров – очередь. Выбывшую заменят через полчаса – и разбираться не будут. Важный клиент не доволен? Иди.
Так и случилось.
В прачечной рубашку куда-то не туда сунули, пропала рубашка в итоге. Сказать об этом барду поручили той же горничной: она ж её доставила, никто не хотел нести дурную весть.
Александр Яковлевич очень рассердился – и пошёл к директору отеля, господину Гассенбауэру. Или к Пайпсу – не помню, кто у нас тогда директором был.
Пострадавшего заверили, что виновная будет наказана сейчас же. Уволена.
Встретили её на этаже плачущей – двое детей, без мужа. А тут – работа в хорошем месте, зарплата в долларах (по нынешним временам совсем смешная, баксов 130, но тогда это были деньги).
Пошли к начальнице хаускипинга. Можно ли что-то сделать? Понятное дело – никогда больше не отправлять женщину в номер к этому прекрасному человеку и даже на этаж его – тоже не слать. Пусть убирается ниже или выше.
Нет, нельзя, есть прямое распоряжение – уволить.
К Александру Яковлевичу мы не пошли. Он как-то совсем не в настроении был. Вдруг, велит и нас уволить – чтоб не досаждали своей фигнёю? Женщину жалко – но…начало девяностых, такую работу попробуй найди. У нас дети.
Горничная ушла, Розенбаум вскоре тоже съехал.
Но запомнился.
