Следование традиционным метрам классического стиха воспринималось Маяковским как подчинение нового материала поэзии старой поэтической форме.
Но было бы неправильным считать, что Маяковский совершенно исключал из своей поэтики даже элементы силлабо-тонической системы стихосложения и строил новое здание поэзии на голом месте.
Известно, например, что во вступлении к поэме «Во весь голос» имеет место применение поэтом классического ямба, что «Необычайное приключение...» написано им классическим раз мером: комбинацией четырехстопного и трехстопного ямба с мужскими рифмами в нечетных и женскими рифмами в четных строках и т. д.
Принципы тонического стихосложения, лежащие в основе новаторской поэтики Маяковского, необычайно повысили значение в стихе рифмы.
Если в классическом стихе, ритмической единицей которого была стихотворная строчка, рифма имела значение сигнала, обозначавшего окончание строки, то в тоническом стихе.
... Русская рифма, нам кажется, могла б довольствоваться не одинаковостью, а подобностью звуков, как это бывает иногда у Кольцова. Конечно, это созвучие должно быть сильно, резко, чтобы быть заметным».
Маяковскому как раз и удалось открыть этот новый, бога тый мир сильных и резких созвучий нашего языка, основанный не на одинаковости, а на подобности звуков.
В одном из писем 1885 г. Н. Г. Чернышевский утверждал, что для поэта важен не только лирический порыв — «важно и то, чтоб он нашел себе удовлетворительное выражение. В этом, — писал он далее, -— и разница между чувствами массы людей и произведениями поэтов: думается, чувствуется человеку без поэтического дарования то самое, что выскажет поэт, только форма не дается непоэту».
Творческий путь Маяковского был путем непрерывного идейно-художественного роста, путем неустанных исканий но вых и новых более совершенных форм воплощения переживаний народного поэта.
Он не принадлежал к числу поэтов статического типа, поэтов, застывших на определенной ступени своего творческого развития и или совсем не пишущих, или повторяющих себя.
Он рос и развивался вместе с нашей страной и народом и без них немыслим.
Его поэзия не могла бы быть названа художественной летописью борьбы нашего народа за коммунизм, если бы она от ставала от жизни. Более того, его поэзия не была бы так современна сегодня, если бы она не была устремлена в завтра, в будущее.
Характеризуя первый этап послеоктябрьского периода твор чества Маяковского (1917—1924 гг.), следует прежде всего указать на преобладание в лирике поэта возвышенных, торжественных жанров. Маршевая поступь, голос оратора уличного митинга, властный приказ командира — обязательны для большинства стихотворений этого времени, к которым можно отнести, «Левый марш», «Мы идем»
«Пятый интернационал», «Мой май», «Барабанная песня», «Марш комсомольца», три стихотворения 1923 г. о 1-е Мая и др.
Революция открыла перед Маяковским реальные пути строительства счастливой жизни людей, обнажила горизонты буду щего, окрылила его мечту. В 1922 году, уподобляя се бя Людогусю, он писал:
«У Людогуся громадное достоинство: «возвышенная» шея. Видит дальше всех. Видит только главное. Точно устанавливает отношения больших сил» Отсюда стремление Маяковского объективировать свои лирические переживания то в гиперболизированном образе Ивана, внутренним содержанием которого является 150 миллионов советских людей, совершивших социалистическую революцию и борющих ся с капиталистическим миром, представленным Вильсоном, то в социально-типичных, но не индивидуализированных «не чистых» из
«Мистерии-буфф», борющихся с представителями старого мира — «чистыми».
Но было бы неправильным считать, что в подобных случаях Маяковский полностью отождествляет личность ли рического героя с массой, обедняя личность, как это делали поэты пролеткульта. Подобного рода стихи Маяковского можно безошибочно характеризовать словами Белинского, на писанными им в том месте статьи
«Разделение поэзии на роды и виды», где идет речь об одном из торжественных жанров ли рики — об оде: «Хотя здесь поэт и весь отдается своему пред мету, но не без рефлексии на свою субъективность; он удержи вает свое право и не столько развивает самый предмет, сколько свое, полное этим предметом, вдохновение».
Перед Маяковским тех лет стояла сложная задача. Ему, с одной стороны, надо было противопоставить своего цельного лирического героя психологически изломанному индивидуалиста герою декадентской поэзии и ее традициям, продолжавшим жить и после Октября, с другой стороны, ему надлежало создать такого героя, который был бы выразителем пси хологии большого коллектива, не будучи безликим, каким он оказался у пролеткультовцев.
Маяковский успешно решал эту задачу, но решить ее до конца он сумел только на втором этапе творческого развития.
Борясь с традициями декадентской поэзии, лю бившей «В мистику облекаться» и «говорить о вещах едва касаемо», Маяковский противопоставляет психологически утончен ному, расслабленному, постоянно рефлексирующему ее герою .
Продолжение.
