«…На Госэкзаменах попался мне билет с вопросом по высотомеру больших высот. Два других вопроса билета я знал хорошо, а тут заклинило, хоть убей. Назначение, принцип действия, размещение на самолете знаю, а частоты и всякие тонкости-премудрости напрочь вылетели из головы. Что делать, скоро ведь Госкомиссии отвечать!
Обошел Ила, который стоял в ангаре, на сто рядов. Его мы перед Госами всего исписали шпорами карандашными по дюралю. Не нашел своей шпоры! Ладно, думаю, применим военную хитрость, авось пройдет!
Бодро выхожу, первым делом отвечаю «хорошие» вопросы, а в третьем — зачитываю комиссии по билету только назначение, размещение, принцип действия высотомера, опустив частоты, и бодро это излагаю. Мой расчет оправдался. Не заметили они моего фортеля.
Очень хотелось в офицерскую форму! Стали нам выдавать потихоньку офицерскую форму. Сначала выдали полевую. Мы в нее переоделись, не пришивая погон, а старую хэбуху, сапоги, пилотки, ремни побросали в огромную кучу посреди коридора в казарме.
И тут начальник училища Гончаренко увидел нас и приказал до приказа о присвоении офицерского звания переодеться назад в курсантскую форму. А как это теперь сделать? Но приказы не обсуждаются, а выполняются. Плюнув на все, даже с удовольствием.
Приехал я в Калманку, представился комполка, и направили меня в 4-ю АЭ к Сан Санычу Алексееву. Всего попало с нашего выпуска в инструкторский 44-й полк четырнадцать человек, а в 4-ю – со мной еще Фрол и Вович Паньков. Прихожу в штаб АЭ, представляюсь Сан Санычу по случаю прибытия к новому месту службы. А он и говорит с ходу – ничего не знаю, пока не нальете ведро под краешек водкой, вы у меня не слУжите.
И ведь пришлось нам втроем бежать в сельпо, брать ящик водки и эмалированное ведро. Так, в ведре, и поставили водку посреди чьей-то пустой квартиры, на фанерном ящике разложили нехитрую снедь. Бычки в томате помню точно, остальное – смутно. Но, в целом, посидели хорошо.
Квартир в то время в Калмании было полно – целый пятиэтажный дом стоял с забитыми подъездами. Но, все равно, через школу калманского развесёлого общежития и я прошел. Тут же жили Мишка Смолин, Ачимка, Макарка Юрий Петрович, Губайчик, Володя Мочалов. Майор Ананьев кликал его – Володя Остенбакен.
Уже в 2008 году, на сборе в училище, где братаются все выпуски, я окликнул его – Володя Остенбакен! Тот остолбенело поглядел на меня – а ты откуда знаешь? Меня так только Ананьев зовет! Забыл меня.
Как-то зимой, на ночных полетах, дождавшись своего времени на вылет, Юрий Петрович Макаров взял со стола шлемофон и, небрежно помахивая им, произнес:
– Ну что ж, пойду, попилотирую авиационную технику!
Через десять минут слышим его голос по громкой связи:
– Пришлите тягач в начало полосы!
Не в конец ведь полосы, мы не поймём, что случилось-то? Оказывается, что, выруливая на ВПП, Петрович про махнул осевую линию и, с разгону въехал носом самолета в снежный бордюр на противоположном ее краю! Проще говоря, воткнулся в снег. Потом частенько кто-нибудь в присутствии Петровича нарочито громко говорил, выходя из класса к самолёту
– Ну что, пойду, попилотирую авиатехнику!
Петрович погиб потом со штурманом Шулятьевым в Камне-на-Оби – в движок на взлете попала птица и он не вытянул Яка. Ачимка и Петька Туралин по прозвищу «ПТУРС» потом ушли с Элок на Яки, а на следующий год (1980) и я подал рапорт о переводе в Камень.
За год до этого умер прямо в классе предполетных указаний полковник Морозов, командир Калманского полка – сердце. Сидел, слушал предполётные указания, потом упал со стула и всё!
Потом командиром в Калманку пришел Берест. А когда я перевёлся в Камень, то Береста тоже перевели туда на комполка...»
Из книги Игоря Захарова (Заха, Барнаульское ВВАУЛ) "Небо начинается со взлёта" под редакцией Бориса Максименко: "... Игоря нет… – унесла тяжёлая болезнь после Афганистана.Однокашники поручили мне отредактировать его творчество и издать книгу..."
