Найти тему
Архивариус Кот

«Я сын страданья»

Так Лермонтов писал о себе, имея в виду, несомненно, семейную драму своих родителей и последовавшую свою разлуку с отцом. Однако трагедии в семье начались задолго до этого. И самая удивительная фигура в этой истории – бабушка поэта, Елизавета Алексеевна Арсеньева, о которой много написано («самая знаменитая бабушка русской литературы»!) и роль которой в жизни поэта очень велика: она его обожала («Он один свет очей моих, всё моё блаженство в нём»), дала ему, казалось бы, всё необходимое, но…

Начнём с начала. Елизавета Алексеевна – урождённая Столыпина. Ее отец Алексей Емельянович был губернским предводителем дворянства в Пензе. Семья Столыпиных была богата и имела обширные связи в высокопоставленных кругах. Братья Елизаветы Алексеевны оставили заметный след в русской истории и, наверное, заслужили (хотя бы некоторые из них) отдельного рассказа.

Сохранились воспоминания, что все Столыпины были «великанами». Рассказывают, что как-то некий Сушков (дочь его потом сыграет свою роль в жизни Лермонтова) повздорил с одним из них и, чтобы дать пощечину, вынужден был взобраться на стул, а затем, спасаясь, проскользнул между его ног. Но если великан-мужчина хорош, то девушка…

Елизавета Алексеевна много позже говорила: «Я была не молода, некрасива, когда вышла замуж, а муж меня любил и баловал… Я до конца была счастлива». Здесь много лукавства.

П.К.Шугаев, записавший воспоминания тарханских старожилов, сообщает о её муже: «Михаил Васильевич родился 8 ноября 1768 года, женился на Елизавете Алексеевне в возрасте, когда ему было около двадцати семи лет… был среднего роста, красавец, статный собой, крепкого сложения… супруга же его Елизавета Алексеевна… родилась около 1760 года… и была значительно старше своего супруга (лет на восемь), была не особенно красива, высокого роста, сурова и до некоторой степени неуклюжа». Неточности: по исследованиям биографов, Елизавета Алексеевна родилась в 1773 году, то есть была на пять лет моложе мужа. Ошибка не случайна: Арсеньева (великая редкость для женщины) упорно прибавляла себе года – почему и отчего, речь впереди. А вот при исповеди священнику, думается, возраст указывала правильно – по церковным книгам и вычислили.

Что же касается её внешности – до нас дошли два портрета. Один помещён в начале статьи, другой (акварель на кости) находился в альбоме М.Ю.Лермонтова и, возможно, является его работой. Он перед вами:

-2

Красавицей Елизавета Алексеевна, конечно же, не была, но и некрасивой назвать её трудно. Виден, по-моему, и незаурядный характер, и ум. Видимо, просто не сошлись характерами супруги. А может быть, и никогда не было любви, а просто Арсеньев женился по расчёту.

Однако на первых порах всё шло хорошо. На приданое Елизаветы Алексеевны было куплено имение Тарханы, Арсеньев им усиленно занимался. Рассказывали, что он даже «выписал из Москвы маленького карлика, менее одного аршина ростом, более похожего на куклу, нежели на человека». А кроме того, создал в Тарханах театр, где пьесы разыгрывались «господами, некоторые роли исполнились актёрами из крепостных».

В семье была единственная дочь Машенька. Впрочем, одна из родственниц Елизаветы Алексеевны говорила о единственном выжившем ребёнке, но больше никаких сведений нет. После рождения дочери отношения супругов разладились. Тот же Шугаев пишет, что Елизавета Алексеевна «заболела женскою болезнью, вследствие чего Михаил Васильевич сошелся с соседкой по тарханскому имению, госпожой Мансырёвой».

А потом разыгралась драма. 2 января 1810 года в доме был праздник. По записям Шугаева, «Михаил Васильевич устроил для своей дочери Машеньки ёлку», по данным Висковатова, был поставлен «Гамлет» Шекспира, где Михаил Васильевич играл роль могильщика. Дружно говорят одно: Арсеньев ждал Мансырёву, а она не приехала. И добавляют, что Арсеньев сказал домашним: «Ну, любезная моя Лизанька, ты у меня будешь вдовушкой, а ты, Машенька, будешь сироткой». А затем выпил яд…

Трудно сказать, как всё было на самом деле. С одной стороны, есть рассказы о том, что Арсеньева, сказав: «Собаке собачья смерть», - сразу уехала с дочерью в Пензу и мужа хоронили без неё (любопытно ещё одно: портрета Михаила Васильевича не сохранилось. Случайно? Или убрала вдова с глаз долой?). С другой – похоронен был убитый по-христиански, на кладбище. А затем, выстроив часовню-усыпальницу, Арсеньева перенесла туда останки мужа, поставив памятник:

-3

Несомненно, что самоубийство Арсеньева удалось скрыть, выдав за смерть от «апоплексического удара».

Так что Лермонтов, назвав себя «сыном страданья», вполне мог бы прибавить, что он ещё и «внук страданья»…

Младая ветвь на пне сухом; —

В ней соку нет, хоть зелена, —

Дочь смерти — смерть ей суждена!

Единственной радостью Арсеньевой станет дочь (о ней читайте в следующей статье), а после её безвременной смерти – внук. Кстати, потеряв дочь, Арсеньева прикажет разобрать дом, с которым связано столько тяжёлых воспоминаний, и построить рядом новый. А на месте старого дома будет возведена церковь Марии Египетской (святой покровительницы Машеньки). Дом Арсеньевой сгорел и был отстроен заново. А вот церковь помнит поэта и хранит образ Архангела Михаила, так похожего на Лермонтова.

Тарханы. Дом-музей и церковь Марии Египетской
Тарханы. Дом-музей и церковь Марии Египетской

А потом будут годы борьбы за внука и заботы о нём. Обо всём я подробно расскажу в своё время. А пока лишь добавлю, что на долю Елизаветы Алексеевны выпала самая страшная участь – врагу не пожелаешь! – пережить всех, кого она любила, и умереть в одиночестве, удостоившись от наследников не памятника, а лишь дощечки на стене:

-5

А закончить этот рассказ я хочу стихами А.Дементьева:

Елизавета Алексеевна Арсеньева

Внука своего пережила…

И четыре чёрных года

Тень его

Душу ей страдальческую жгла.

Как она за Мишеньку молилась!

Чтоб здоров был

И преуспевал.

Только Бог не оказал ей милость

И молитв её не услыхал.

И она на Бога возроптала,

Повелев убрать из комнат Спас.

А душа её над Машуком витала:

«Господи, почто его не спас?!»

Во гробу свинцовом, во тяжёлом

Возвращался Лермонтов домой.

По российским побелевшим сёлам

Он катился чёрною слезой.

И откуда ей достало силы —

Выйти за порог его встречать…

Возле гроба бабы голосили.

«Господи, дай сил не закричать…»

Сколько лет он вдалеке томился,

Забывал между забот и дел.

А теперь навек к ней возвратился.

Напоследок бабку пожалел.

Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!

Карту всех публикаций о Лермонтове смотрите здесь

Навигатор по всему каналу здесь