Интересная категория – воздушный стрелок-радист!
«Будешь ты стрелком-радистом.
А в душе – пилот
Будешь ты летать со свистом
Задом наперед...»
Ими были прапорщики, сверхсрочники и солдаты срочной службы. В столовой они питались, так же, как и летчики, по летной пайке. А в полете, на взлете доложат:
– Командир, закрылки убираются, убираются, закрылки убраны.
– Шасси убираются, убираются, шасси убраны.
После чего ложились спать, если не боялись курсантских выкрутасов. Опытные ВСРы пытались еще и нам подсказывать на посадке –подбери, задержи, высоко, низко. За это в полете мы их наказывали.
Шуруешь педалями туда-сюда, тебе –то ничего, а его в хвосте «размазывает» по стенкам тесной кабины. Или штурвалом аккуратненько – вверх-вниз, вверх-вниз. ВСРа то к потолку прилепит, то об пол шмякнет.
Бывало и такое. Экипаж прилетает, летчик спустился на землю, штурман вышел, а ВСРа нет. Понятно! Спит, сурок! Подкрадываешься к его люку и резко дергаешь ручку открытия люка. На бетонку первым шлепается парашют, а сверху на него – офигевший, не проснувшийся ещё ВСР.
– Что, прилетели?
– Давно уже!
Однажды мой ВСР, сержантик Вовка Соломатин, родом с Новокузнецка, уехал в отпуск. Мы летали при нем с бетонки, а потом грунтовка просохла и взлетали с бетона, а садились на грунт, чтобы быстрее крутиться с плановой таблицей. А Вовка этот момент провел в отпуске.
Когда он приехал, полетели мы по маршруту. Было тепло, май месяц, и он и при дремал в своём «заднем кабинете». Я сажусь, выравниваю, – касание! И тут сзади вопль – а-а-а-а-а! Я опешил – Вовка, ты чё орешь?
– Где сели? Где сели? Где сели?
–Да у себя сели, а что? Он, оказывается, проснулся в момент касания и, увидев за самолетом густые клубы пыли, решил, что сели на вынужденную в чистом поле!
В моем первом экипаже был курсант Железняк Володя. У него в зоне упало давление масла в двигателе, он его выключил и пришел домой без движка. Причем РП скомандовал ему зайти с обратным стартом, так было бы ближе от зоны, а он хладнокровно обо-шел по кругу полосу, зашел и сел. Все на аэродроме пялятся в сторону обратного старта, а он в полной тишине садится в это время с нормальным посадочным курсом.
Самый трудный курс. Третий курс на Илах наша АЭ летала в Камне – на Оби. Любимый город моей юности летной! Меня, почему-то, перевели из родного классного отделения к Наумову в третью АЭ. Я не любил его, он платил мне тем же. Тугой был сержантик.
Вместо друга Женьки Дронова в строю рядом стал ходить Саня Белан. Витяп тоже остался в другом КО. Пришлось сходиться с новыми коллегами. Переехали в четырех-этажку, что стояла прямо напротив трибуны.
Приезжаю из отпуска после полетов на втором курсе, а на лестничной площадке стоит стол, за ним сидит лейтенантик сраный, голос визгливый, сам еще зеленый, как три рубля, и потрошит наши отпускные чемоданы на предмет обнаружения там недозволенных спиртосодержащих!
Это нас–то потрошить, сталинских соколов!? Это был знаменитый Лимон. Его не только я не принял, но и другие в большинстве своем. Так и мучились мы с ним все оставшиеся годы…»
Из книги Игоря Захарова (Заха, Барнаульское ВВАУЛ) "Небо начинается со взлёта" под редакцией Бориса Максименко: "... Игоря нет… – унесла тяжёлая болезнь после Афганистана.Однокашники поручили мне отредактировать его творчество и издать книгу..."
