Кто не помнит милую, изящную, интеллигентную переводчицу Хлою в фильме «Плащ Казановы»? Удивительно тонкий, глубокий, навсегда западающий в душу фильм. Великолепная игра главных героев, а Инна Чурикова превзошла самое себя. Смотрела много раз, а в последний что-то кольнуло.
Фильм из девяностых, на острие. Самый стык: в России уже не социализм, но ещё не капитализм. Ещё посылают за границу (в данном случае, в Венецию, в сопровождении карикатурной КГБ-шницы) передовиков советского производства, лучших парикмахерш области. Но уже преступно засияла между ними мисс, победительница конкурса красоты, за смазливое личико и длинные ножки.
Переводчица Хлоя изо всех сил, истово мечтает стать здесь своей, готова раствориться в венецианских капельках тумана. Становится на колени на площади, целует и гладит колонны. Бегает по городу на шпильках, подглядывая в запотевшие окошки кабачков, пьёт и кокетничает с итальянскими мужиками. И в эту поездку на все командировочные деньги покупает шляпку.
Шляпка. Она и ввела в заблуждение прожжённого, заматерелого в своей профессии местного проститута Лоренцо (мужчины на ночь, жиголо, альфонса, гостиничного Казановы). И ещё то, что она живёт в дорогом отеле. Откуда ему было знать, что социалистическая страна за свой счёт селила туристов в звёздных отелях? Принял бедную, но со вкусом одетую переводчицу за богатую скучающую американку.
***
Так что же кольнуло, на что я не обращала внимания раньше? Не скрываемое высокомерие, брезгливость, да чего там — белая ненависть в глазах Хлои — ко всему советскому. К своим соотечественницам, за которых стыдно. За их одежду, за манеры. За вульгарный гогот и за то, что тупо пялятся на всё, как русские маньки. За то, что под изумлёнными взглядами чопорных соседей, набивают пакеты едой со шведского стола. Что вместо чаевых суют значок «К 50-летию чего-то там».
Хлоя всячески подчёркивает свою не принадлежность к этой группе, чтобы не дай Бог не запачкаться. Демонстративно не разговаривает с соотечественницами, не садится с ними за один столик. Мстительно, нахально, весело глядит в глаза КГБ-стки, уезжая с красавцем итальянцем в лифте. Тихая, воспитанная Хлоя более не хочет скрывать презрение к неотёсанным, невежественным, неумным русским, она восстала!
Ну и получила по заслугам. Не просто щёлкнули по носу, а взяли за затылок, за жиденькие бесцветные прядки, и повозили лицом по дерьму. Пусть и пахнущему итальянским парфюмом — а всё-таки дерьму. Гостиничный лакей, последний здесь по рангу, презираемый человек, гнусно смеётся в лицо: «Русские бабы красивые или такие, как ты?»
В тургруппе присутствует нелепая толстая водолазка Клавдюха Воронцова, в растянутой тельняшке, как у матроса в Смольном (приводящей в ужас рафинированную иностранную публику). Так вот, даже в пьяном расхристанном виде, заплетающимся языком произнося смешную напыщенную речь о России-защитнице, она выглядит куда достойнее и выше Хлои. Которая в это самое время, полуголая, в кружевной рубашке на тощеньком немолодом тельце, сидит в постели, таращит глазёнки и хлюпает носом.
От Клавы шарахаются, но несколько понятных фраз на ломаном инглише из разговорника перебрасывают мостик, вызывают симпатию к «русскому медведю». Вернее, к трём русским медведицам, разгуливающим в тельняшке и банных халатах и чалмах по мраморным лестницам, среди дам в мехах.
Вынесла ли Хлоя урок? Вряд ли, судя по отстранённому, холодному , оскорблённому личику, которое она высоко и гордо несёт, идя по по перрону. Оскорблённому не проституткой итальянцем, а тем, что вот приходится жить в ненавистной снежной России, среди Клавдюх и их неуклюжих, жалких, бедно одетых мужей и детей. Тоскуя по романтической Венеции, а может, по любви продажного лощёного Лоренцо.