Я решилась. Не сразу. Но собралась с духом. Поставила диктофон в телефоне на запись и вышла из кабинета. Стояла у окна в коридоре с бьющимся сердцем. Потом походила в туалетной комнате у зеркал, глядя себе в лицо. Не знаю, сколько прошло времени, я вернулась, взяла телефон, вышла, включила запись и… разревелась.
Бывают работы, которые не зашли сразу и потом все не заходят и не заходят. В эту редакцию я ходила с невыносимой тревогой и смятением в душе. Комната метров тридцать. И в ней все: директор, ответственный секретарь, бухгалтер, два дизайнера, два менеджера по рекламе. Да еще угол отгорожен для кухни шкафом. Представляете, это пространство? Хорошо, что менеджеры чаще «в полях», «пашут», так сказать. Но если в кабинет набились все, то это просто невыносимо. Из этих семи сотрудников – пять человек женских. Вы же знаете, как ведут себя женские люди в одной «банке»? Галдёж, суета и… сплетни.
Больше всех болтала ответственная секретесса и обсуждала других интенсивнее всех тоже она. Столы с компьютерами были растыканы по периметру комнаты так, что мы сидели лицами в стены, а спинами к этой секретарше, которая восседала ближе к центру и контролировала все процессы, в том числе обсуждательно-кляузные. Но сотрудников не выбирают. Приходилось залезать с головой в работу и не участвовать в этом словесном маскараде.
Однажды я не внесла изменения на одну из полос в газете, подумала, что это сделает моя коллега, так как это была ее полоса. Но она не успевала и передала ее мне. Работала я тогда в этой редакции несколько недель и не так поняла напарницу. В результате рекламные объявления вышли без правок, и в день выхода номера на нас посыпались звонки недовольных рекламодателей. Это было ужасно. Звонки как раз принимала язвительная секретесса. И мне досталось по полной. Больше всего бесило, что она вела себя, будто она директор и лично ей возмещать убытки из своего потертого клатча. Я проклинала секретессу и терпеливо разносила неустойку заказчикам рекламы. Правда, многие отказывались, улыбались, просили просто в следующий раз быть внимательнее и сумму перенести просто в другой выпуск.
Когда этот день закончился, я лежала дома, смотрела в потолок и думала, что это было даже унизительнее расставания с парнем по его просьбе. И все благодаря стараниям этой мерзкой секретарши, другие сотрудники молча занимались своими делами, а некоторые мне даже сочувственно кивали. Даже директор был сдержан и не упрекнул меня.
Через несколько месяцев работы в этой редакции я поняла, что обсуждаются здесь не только люди внешнего круга, но, естественно, и свои. Вот тогда я и решила оставить диктофон в кабинете.
— … вот, что вам больше всего нравится мини или макси? — слушала я обрывок разговора в записи. Говорила секретарь. Аудио, конечно, не было чистым, так как телефон лежал не под носом у говорящих, но разобрать все же было можно. — Вот эта дизайнерша, например, вы видели, как она одевается? Все в облипку – да, но длина-то бабушкина, ужас! И лицо вечно кирпичом – бесит! Знаете, до нее работала более живая девочка, а эта прямо… Ну, не нравится мне. И этот случай с рекламой. Ну, недотепа...
Тут в записи послышалось какое-то оживление. Никто не прокомментировал слова секретарши, все на что-то отвлеклись. И уже потом говорили о том, что происходит за окном. Куда-то подъехал грузовик, поднялась какая-то лестница и кого-то там спасали. Моя персона на фоне таких увлекательных событий уже стала неинтересна.
Вечером, когда народу в редакции стало поменьше, я включила запись этой секретессе.
— Ну и что! — фыркнула она, отвернулась и стала собираться домой. — А что, неправда что ли?
— Знаешь, — ответила я, — мне жаль тебя. Я хочу пожелать тебе счастья. Потому что, если других интересов в жизни нет, кроме сплетен, значит человек живет скучной жизнью, и он несчастен.
Она перестала собираться остановилась и посмотрела, как закрывается за мной дверь.
Я уволилась через несколько недель. Не из-за секретарши, мне в целом было некомфортно там. Если чувствуешь, что идешь не туда, надо закрывать эту дверь и открывать новую.