После того как в октябре 1757 года австрийский генерал Андраш Хадик внезапным налетом взял (пусть и ненадолго) Берлин, противников Фридриха II в Семилетней войне не оставляло желание повторить при случае это доходное мероприятие. И вот, три года спустя такая возможность представилась русской и австрийской армиям. Соблазн хоть чем-то достойным скрасить вяло прошедшую кампанию 1760 года был велик. И главнокомандующий Петр Салтыков отдал приказ о рейде на прусскую столицу.
Главная роль в предстоящей операции отводилась 20-тысячному корпусу под командованием генерала Захара Чернышева. До этого он успел отличиться в сражении при Цорндорфе, где проявил недюжинную храбрость, чудом избежав гибели. И к вящей досаде своей вместе с еще целым рядом русских военачальников попал в плен и был по приказу короля брошен в казематы крепости Кюстрин. Той же осенью после обмена пленными Захар Григорьевич вернулся в ряды действующей армии и с тех пор горел желанием поквитаться с Фридрихом за свое кюстринское сидение.
Помогать русским должны были 15 тысяч австрийцев, которых вели генералы Ласси и Брентано. Причем услышанные ранее от солдат Хадика рассказы о богатствах Берлина, где можно было вволю пограбить, придали воякам Марии Терезии, вообще-то, нехарактерную для них прыть. За 10 дней они умудрились пройти форсированным маршем аж 400 миль, надеясь оказаться у заветной цели все-таки первыми. Однако австрияков опередил русский генерал Тотлебен, шедший в авангарде корпуса Чернышева.
Готтлоб Курт Генрих имел свой резон, чтобы спешить. Этому саксонскому авантюристу на русской службе в свое время довелось долго жить в Берлине, и он успел обзавестись там авторитетными знакомцами. От которых теперь, если подойти к делу с умом, можно было ожидать недурного гешефта. Поэтому Тотлебен изначально вообще желал, чтобы его войско состояло исключительно из кавалерии и конной артиллерии. И даже когда пришлось-таки взять с собой пехоту, смог обеспечить необходимый темп передвижения, посадив ее на телеги.
Храбрости участникам рейда придавало то обстоятельство, что со времен Хадика столица Пруссии так и не успела обзавестись по-настоящему серьезными укреплениями. Правда, два острова, на которых тогда Располагался Берлин, были обнесены стеной с бастионами, а рукава реки Шпрее служили естественными рвами. Предместья на левом берегу защищал земляной вал, на левом – каменная стена. Но из 10 городских ворот лишь одни были защищены флешью очень слабого профиля и всего-навсего с ОДНОЙ трехфунтовой пушкой. А главное, гарнизон составляли только три пехотных батальона и два эскадрона гусар – в общей сложности около 1200 бойцов.
Комендант - генерал фон Рохов, тот самый, что три года назад позорно бежал, оставив столицу на произвол неприятеля, был и сейчас не прочь задать стрекача перед лицом численно превосходящих сил. Однако сделать этого ему не дали двое опытных вояк: фельдмаршал Левальд и генерал Зейдлиц, которые заявили, что будут драться хоть с чертом, но добровольно Берлин не сдадут. Простые горожане (вплоть до калек и больных) были поставлены под ружье. Богатеи в большинстве своем откупились от мобилизации и утекли кто в Магдебург, кто в Гамбург. Менее проворные толстосумы ввиду подошедших 5 600 русских солдат нашли убежище в огромном доме местного купца Иоганна Эрнста Гоцковского, одного из богатейших граждан Пруссии, стащив к нему все свое имущество. Евреи приволокли даже мешки с золотом.
Оказавшись у стен Берлина 4 октября, Тотлебен потребовал безоговорочной капитуляции, но получил отказ и приказал открыть огонь из гаубиц. Обстрел велся брандкугелями (то бишь, зажигательными бомбами) и гранатами. Но артиллерия у русских была недостаточно большого калибра, поэтому серьезных возгораний вызвать не удалось, равно как и проломить крепостную стену. Тогда стали швырять в город каленые ядра, которые, наконец, принесли необходимый результат. Берлинцы тушили вспыхнувшие во многих местах пожары до следующего утра. Тем временем прусские артиллеристы отвечали осаждающим из своих пушек, сумев отбить два ночных штурма. Причем князю Прозоровскому с тремя сотнями гренадер даже удалось взять Галльские ворота и закрепиться в них. Однако ему не оказали вовремя поддержку из резерва, и русские были вынуждены отступить. Атака майора Паткуля с такими же силами на Котбуские ворота оказалась еще менее удачной.
«В этом неудавшемся набеге у русских вышло из строя 92 человека и они потеряли 8 гаубиц, - пишет в своем труде «Русские и пруссаки. История Семилетней войны» французский историк Альфред Рамбо. - Ответственность за неудачу лежит прежде всего на Тотлебене. Поспешный штурм произошел, несомненно, от нежелания делить с кем-либо славу успеха. По словам нашего военного агента при русской армии маркиза де Монталамбера, Тотлебен «расквасил себе нос о берлинские стены».
Еще 4 сентября к Берлину прискакали 7 эскадронов прусской кавалерии – авангард войска принца Евгения Вюртембергского, спешившего на помощь столице. Это несомненно придало стойкости оборонявшимся. На следующий день прибыл и весь 5-тысячный отряд, которому обрадованные донельзя берлинцы в два счета доставили множество убойного скота, а также несколько сотен тонн пива и водки. Выпив и закусив, пруссаки обрушились на Тотлебена и оттеснили его до предместья Копёник. Не исключено, что пришлось бы отходить и дальше, но тут, к счастью, со всем своим корпусом подоспел Чернышев, принявший на себя общее командование.
Впрочем, Захар Григорьевич, видя, что попытка внезапного налета не удалась, тоже заколебался: вступать в открытый бой с немцами или лучше, все-таки, убраться восвояси. Но уже упомянутый французский посланник при русском войске Монталамбер проявил недюжинный дар убеждения, подвигнув-таки Чернышева на бой. А может, сказалась депеша, полученная от генерала Панина, который вечером обещал быть у Берлина с подмогой.
- Господа, мы атакуем принца! – объявил Чернышев своим офицерам. – Все немедленно отправляйтесь к своим подразделениям. А вас, Готтлоб, я попрошу остаться!
Командующий на пальцах объяснил Тотлебену, что в предстоящем бою тому поручено провести лишь отвлекающий маневр на левом берегу Шпрее – хватит, подрался уже в первых рядах. И напрасно не обратил внимание на то, что Готтлоб, выслушав диспозицию, лишь насупился и промолчал. Причина этого молчания вскрылась в тот же день: амбициозный и жадный саксонец, даже не дождавшись прибытия австрийцев, своевольно возобновил штурм Котбуских и Галльских ворот. Три часа гремела канонада, прежде чем принца Вюртембергского удалось сбить с господствующих высот и вынудить укрыться в городе.
Желая стяжать себе всю славу, Тотлебен атаковал и корпус Гюльзена, успевший вернуться к Берлину из Саксонии. При этом кавалерия русских в азарте оторвалась от своей пехоты и была отброшена. Упрямый Готтлоб собирался предпринять повторную атаку, когда на поле боя появился Ласси. И вновь Тотлебен решил обойтись без австрийцев, бросившись в штыки на авангард Клейста. Завязалась упорная и какая-то беспорядочная схватка, не приносившая перевеса ни одной из сторон. Русские даже потеряли четыре пушки, но их быстро вернули казаки. Исход боя решили, все-таки, австрийские кавалеристы, отбросившие пруссаков. В итоге Тотлебен так и остался перед двумя проклятыми воротами, а 14 тысяч австрийцев разбили лагерь неподалеку.
Тотлебенское самоуправство привело к тому, что план быстрого захвата Берлина сорвался. Теперь Чернышеву предстояло биться с неприятелем, увеличившим свои силы до 14 тысяч человек. Причем прусские военачальники, пользуясь мостами Берлина, могли при необходимости легко перебрасывать войска с одного берега Шпрее на другой, в то время как силы союзников были разделены: 15, 5 тысяч бойцов Чернышева оставались на правом берегу, а 4,4 тысячи русских Тотлебена и 14 тысяч австрийцев Ласси – на левом. Причем никто не знал, что за фокус в следующий момент вздумает выкинуть окончательно вышедший из повиновения Тотлебен.
Подавленное состояние Чернышева несколько улучшилось после появления Панина с 5 эскадронами кирасир и 6 гренадерскими ротами. Остальные силы корпуса должны были подойти только к утру 9 октября. Но терять еще день было нельзя, и командующий приготовился штурмовать Берлин 8 октября. Войска правого берега разделили на четыре колонны, назначив атаку на 7 часов утра по сигналу – три выстрела брандкугелями.
«Невозможно довольно описать, - сообщал позже Чернышев в рапорте, - С какою нетерпеливостью и жадностью ожидали войска сей атаки; надежда у каждого на лице обозначалась… Солдаты подходили к причастию с глубоким чувством благоговения, после чего доставали из мешков белые рубахи, чтобы встретить смерть по русскому обычаю».
Последние приготовления были закончены к 5 утра. Штурмовые колонны стояли под ружьем в ожидании сигнала. И тут пришла неожиданная весть: Берлин капитулировал!