С этого дня Андрей изменился. Односельчане перестали узнавать веселого паренька, он стал задумчивым и грустным. Каждый день утром и вечером парень уходил к реке, спускался к камню и подолгу сидел, глядя вдаль и сжимая в руке тонкий черный лоскут.
… Прошло лето. От крупного, полноватого парня осталась ровно половина. Худоба, болезненная бледность, нечесаные патлы русых волос делали его похожим на отшельника. В предчувствии осени вода в реке стала темной и густой, ее затянуло зеленоватой паутинной речной травой, но Андрей, по-прежнему, каждый день ходил на берег.
Чуя неладное, мать привела старух. Бабки долго совещались, жалостливо глядя на парня, потом накрыли стол белой скатертью, зажгли свечу и, крестились, шептали, шуршали серыми мышками: «Святой Илья, поднимаю глаза и молю тебя: убереги его от проделок нечистых, от козней проклятых. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь. В океане-море стоит Божий остров, на том острове камень лежит, на камне святой пророк Илья с небесными ангелами сидит. Стрелами святые стреляют, от Андрея, болезни отгоняют".
Настал Илья пророк. Душные волны плотного воздуха сгущались, к вечеру черные тучи низко нависли над деревней, свинцово и тяжело легли на реку, придавив ее тяжелой массой. Все затихло. Звуки не проникали через плотную толщу, и тишина стала звенящей.
Андрей привычно собрался на свою вечернюю прогулку к реке, но мать встала на крыльце, раскрылилась, как большая неуклюжая птица и зашипела: «Не пущу! Ты обезумел совсем, куда ты идешь? Нечисть сейчас в воде, черти на берегу, как оводы роятся. Чирьями пойдешь, если не утонешь. Волос конский вопьется, удушит, и так ты еле дышишь. Спать ложись! Я утром приду!».
Глухо ворча и поминая нечистую, мать закрыла двери на огромный замок, ключ взяла с собой.
«Вот ведь беда, к деду ехать надо, совсем захворал. Ничего! Приду завтра раненько, открою. Целее будет, совсем ополоумел, дурачок» - и быстро семеня по затаившейся улице, побежала к автобусной остановке.
Андрей устало сел на диван, сжал руками голову и замер. Неизъяснимо, неотвратимо тянуло его к реке, он застонал и лег, накрыв горящую голову подушкой.
Первый раскат грома был похож на выстрел. Деревню осветило ярким всполохом, все на секунду стало видно, как днем. Андрей вскочил, заполошно подбежал к окну, перекрестился…
По тропинке к дому шла женщина. Тонкий силуэт был бы не заметен в темноте, если бы не светящийся контур. Фигурка вспыхивала и озарялась призрачным сиянием при каждой вспышке молнии. Платье вздымалось парусом, облепляло высокие, как у кобылицы ноги, но шаги ее были странными, казалось она не шла, скользила по траве, почти ее не касаясь. В одну секунду она приблизилась к окну, Андрей подбежал, хотел было открыть окно, но вздрогнул и замер. Бледное лицо приникло к стеклу, глаза огромные, горящие, черные, совсем без зрачков, впились, и он уже не мог оторвать взгляда. Прозрачная ладонь скользнула по стеклу, стекло прогнулось, и, расплавленное стало стекать вниз, на пол.
Внезапно, женщина отпрянула. Быстро повернувшись, она заскользила прочь прямо по траве,паря над ней и не пригибая длинные стебли. Огромный замок с грохотом упал и разбился, как стеклянный. Дверь открылась и Андрей, выскочив из дома, как зачарованный пошел вслед, по засиявшей под внезапно появившейся луной, дорожке.
Река встретила Андрея тяжелой, сгустившейся, как кисель, тишиной. Вязкий запах кувшинок окутал его, не давая вздохнуть. Светящийся силуэт мелькал за деревьями, изогнутыми над краем берега упругими дугами, и вдруг, пропал.
Парень растерянно остановился и замер. На ветвях, среди травы, на берегу сидели, стояли, лежали странные жутковатые существа. Темнота почти не давала разглядеть их, и Андрей вглядывался, напрягая глаза до слез, сердце колотилось как бешеное, руки и ноги тряслись, как в ознобе.
Прислонившись плечом к толстой иве, он попытался собраться с силами, но вдруг, тяжелая, толстая ветка резко вздрогнула, и черная горячая влага хлынула ему прямо на голову, залив лицо и плечи. Резкий запах крови ворвался в ноздри и взорвал мозг.
Ветка еще раз дрогнула, склонилась ниже, сначала дотронулась, а потом сжала его шею упруго и сильно. Андрей, теряя сознание, в зыбком тумане, застилающем глаза, увидел, как по коре расползается, ширится и кровоточит огромная рана, похожая на бездонную щель. Он уже не мог сопротивляться, задыхался и плыл, покачиваясь в горячих, вонючих волнах, отдающих солью и еще чем –то, знакомо противным, но вдруг захват ослаб и прохладные руки отерли лицо, освободили, и тонкий голос прошелестел – «Рано, тебе рано, еще все только начинается, начинается, начинается…» .
Сквозь рассеявшуюся пелену он увидел женщину, с нежным, немного пухлым лицом, ласковым и румяным. Волос не было видно под лохматым венком, от нее пахло тонко и сладко, он жадно вдохнул аромат и почувствовал, что дурнота отступает. «Ты кто?», спросил он почти неслышно и хрипло. Тонкий смех колокольчиком прозвенел и стих, и в кроне зазвучало, затрепетало: «Берегиня я, Берегиня, я сберегу тебя до свадьбы твоей, верь мне, иди за мной».