Через некоторое время к нему подошел задыхавшийся Саут и сел рядом. Он несколько раз шмыгнул носом и наконец громко расплакался. Кияс поднял голову и по смотрел на дорогу: подвода была уже далеко, она уменьшалась на глазах, превращаясь в серую дрожащую точку.
Взявшись за руки, Кияс и Саут пошли в аул. Когда оба перестали всхлипывать, Саут стер ладошкой слёзы, оставляя на щеках грязные разводы, и, повернувшись к старшему брату, тихо спросил:
— Ты почему сейчас плакал?
— Потому что отец уехал, — не глядя на него, про бурчал Кияс. — А ты чего ревел?
— А я... увидел, что ты плачешь, и тоже...
Через неделю от Каипбека пришло письмо. Он писал, что едет в эшелоне и что по обе стороны железной дороги видит густой лес.
Кияс бойко прочитал письмо соседским старикам, потом исписанный рукой отца клочок бумаги стал ходить по рукам, и все в ауле, кто владел грамотой, прочитали его.
Когда письмо наконец возвратили Торжан, она бережно завернула его в большой белый платок и спрятала.
Так бывало в ауле с каждым письмом, которое приходило с фронта.
...Задумавшись, Кияс не заметил, что вода успела за полнить еще два чека. Мальчик быстро перекрыл канавки и пустил воду на следующий ряд.
До сих пор явных причин для беспокойства не было, правда, один раз вода прорвала насыпь в первом ряду, но Кияс вовремя это заметил и успел закидать промоину землей, потом утоп тал залатанное место ногами.
Солнце поднялось еще выше и припекало все сильнее. Кияс сдвинул тюбетейку на затылок, пошире распахнул ворот рубахи.
Мальчик смотрел, как мутная вода арыка постепенно заполняет ровные квадраты чеков, и на душе у него потеплело: он с гордостью подумал, что один управляется с поливом на таком большом участке.
А жара усиливалась. Кияс почувствовал, что в горле у него пересохло. Он вспомнил про свою баклажку с ко же и, перекрыв все канавки между чеками, пошел к головному арыку.
В летний день ничто так не снимает усталость, как несколько глотков коже. Кияс вытащил баклажку из ила. Ополоснул ее снаружи и начал пить. Потом, аккуратно обвязав горлышко тряпицей, снова зарыл баклажку в холодный ил.
И тут он услышал журчание воды. «Про рвало где-то», — подумал он и кинулся к участку. Про бегая вдоль отводного арыка, Кияс осматривал все чеки подряд.
Промоина образовалась в том месте, где он несколько минут назад перекрыл канавку. Кияс стянул на ходу тесные сапоги, задрал штаны выше колен и полез в воду.
Увязая в липком месиве, он пробрался к верхнему краю чека, где лежали сложенные друг на друга пласты дерна. Минута ушла на то, чтобы перекидать всю кучу в промоину. Потом он выбрался из воды и стал набрасывать кетменем землю. «Что ты будешь делать, ушла вода с чека!» — досадовал он и, разозлившись неизвестно на кого и на что, изо всех сил вонзал теперь кетмень в землю. При каждом ударе лезвие входило по самый черенок.
Промоина хотя и была широкая, но образовалась она не в самой высокой части насыпи. Закидать ее удалось сравнительно быстро.
Кияс передохнул минуту, потом набросал поверх перемычки еще немного земли, хорошенько утоптал ее. Только сейчас мальчик почувствовал, как противно липнет к телу промокшая насквозь грязная одежда.
На этом краю участка все вроде бы было в порядке, но Кияс почему-то медлил уходить отсюда, он еще раз напоследок тщательно осмотрел насыпь, даже обстукал ее кое-где кетменем.
И тут, случайно бросив взгляд на соседний чек, заметил в стороне темную лужицу.
Откуда бы ей там взяться? Кияс пробежал глазами по насыпи - прорыва нет, а если бы он и был, то тогда лужу с чеком должен соединять ручеек.
Но ручейка тоже не видно.
Мальчик внимательно всмотрелся в поверхность заполненного водой чека и тут увидел воронку. Он снова полез в воду, пробрался к воронке и когда ступил прямо в нее, нога провалилась. Чувствовалось даже, что ее засасывает. Так оно и есть — нора.
Отец рассказывал, что, если участок разбивают на целине, в первый год часто встречаются такие вот сурчиные норы и скрытые ямы.
Кияс вы брался из воды и начал собирать куски дерна — без них здесь не обойдешься. Набрав целую охапку, он забил ими воронку и только тогда выбрался на сухое место. Ноги у него подкашивались от усталости.
На краю участка он подобрал сапоги, но обуваться не стал. Опять вспомнился отец — прежде чем начинать полив, тот обязательно разувался и закатывал штаны. Теперь, пожалуй, и Кияс будет делать так же.
Прошло время, и мальчик увидел, что от дороги едет к нему на своем коне бригадир Айбол.
Бригадиром Айбол был назначен, когда ушли на фронт все мужчины аула. Старик хотя и отказывался от должности, но был вынужден согласиться с назначением.