Альберт Хофманн — учёный-фармаколог, исследованиям которого человечество обязано открытию ЛСД. А сделал из него «вещество», фетиш психоделической культуры 1960-х годов, уже гарвардский профессор, психолог Тимоти Лири. И однажды они встретились.
Материал опубликован на портале "Частный корреспондент".
В пятницу, 16 апреля 1943 года (день, получивший впоследствии в некоторых кругах название «Лучшая пятница») Альберт Хофманн случайно принял внутрь небольшое количество открытого им вещества и испытал «не самые неприятные ощущения». В понедельник, 19 апреля, доктор Хофманн принял ещё некоторое количество этого препарата. Как он считал, очень небольшую дозу, — 250 мкг, и совершил своё знаменитое путешествие на велосипеде, с которого и началась современная психоделическая эра.
В течение последующих двадцати лет ЛСД распространилось в психиатрических и психологических кругах, породив тысячи исследовательских работ. В 1963 году, к вящей досаде швейцарского истеблишмента, его употребление началось и в художественных, мистических и контркультурных кругах. Доктор Хофманн был директором исследовательского института Департамента природных веществ в компании Sandoz Pharmaceutical Ltd. в Базеле (Швейцария). Он был членом Всемирной Академии Наук, Комитета Нобелевских премий, Американского общества изучения растений и Американского общества фармакогнозии. Скончался Хофманн в 2008 году в возрасте 102 лет.
После своего побега из тюрьмы Сан-Луис-Обиспо в Калифорнии в сентябре 1970 года Тимоти Лири приехал в Швейцарию и попросил политического убежища. Он жил в курортном городке Виллар-сю-Ойон в Западной Швейцарии.
Нас познакомил адвокат доктора Лири, доктор Мастронарди. 3 сентября 1971 года мы встретились с доктором Лири в кафе вокзала в Лозанне. Встреча была сердечной, ведь наши судьбы пересеклись под знаком ЛСД. Лири был среднего роста, стройный, энергичный, с яркими, смеющимися глазами на загорелом лице, обрамлённом слегка вьющимися, с проседью волосами. Он скорее походил на бывшего чемпиона по теннису, чем на отставного профессора Гарварда. Мы поехали на машине в Бушийон, где за столиком, сервированным белым вином и рыбой, наконец, состоялся диалог между отцом ЛСД и его апостолом.
Я высказал свои сожаления по поводу того, что исследования ЛСД и псилоцибина, которые имели столь многообещающее начало, породили ситуацию, при которой их продолжение в академических кругах сделалось невозможным. Я также высказал своё несогласие с позицией доктора Лири о допустимости пропаганды ЛСД среди молодёжи. Лири не пытался отрицать некоторую степень опасности употребления ЛСД молодыми людьми. Он сказал, однако, что я не совсем справедлив, обвиняя его в совращении несовершеннолетних, поскольку тинейджеры в Соединённых Штатах, благодаря информации и жизненному опыту, вполне сравнимы со взрослыми европейцами. Взросление, наряду с пресыщением и интеллектуальной стагнацией, наступает слишком рано в Соединённых Штатах. По этой причине он считает ЛСД-опыт важным, полезным и допустимым даже для людей, ещё не достигших зрелого возраста.
В этом разговоре я также высказал сожаление по поводу широкой огласки, которую Лири придал своим исследованиям ЛСД и псилоцибина, когда он приглашал на свои эксперименты репортёров из журналов и газет и мобилизовал радио и телевидение. Лири защищал свою политику гласности, мотивируя это тем, что он чувствовал свою личную историческую роль в том, чтобы сделать ЛСД всемирно известным. Несомненные положительные эффекты от его распространения среди молодого поколения Америки делают любые негативные последствия, имевшие место в результате неправильного использования ЛСД слишком малой ценой за это.
В ходе этого разговора я удостоверился в несправедливости тех людей, которые считают Лири апостолом наркотиков. Он делал резкое различение между психоделическими наркотиками (ЛСД, псилоцибин, мескалин, гашиш), в благотворном действии которых он был убеждён, и наркотиками, вызывающими привыкание — морфином, героином и т. д., против употребления которых он не переставал агитировать.
В моей памяти доктор Лири остался обаятельным человеком, убеждённым в своей миссии, который защищает свои убеждения с юмором, но бескомпромиссно. Человеком, который действительно верит в чудодейственные свойства психоделических наркотиков и с оптимизмом смотрит в будущее, и при этом готов выдержать любые практические трудности, неприятности и опасности, стоящие на его пути. Он выказывал полнейшее безразличие к тяготам и опасностям, могущим грозить ему лично, что и подтвердила его дальнейшая судьба.
Во время пребывания доктора Лири в Швейцарии я встречался с ним ещё один раз. Это произошло в феврале 1972 года в Базеле, в связи с приездом Майкла Горовица, куратора Мемориальной библиотеки Фитца Лядлоу в Сан-Франциско, библиотеки, специализирующейся на литературе о наркотиках. Мы поехали в мой деревенский дом, где подвели резюме под нашим сентябрьским разговором. Лири в этот раз выглядел нервным и отстранённым, возможно, он плохо себя чувствовал. Из-за этого разговор был не таким продуктивным, как в предыдущий раз. Он покинул Швейцарию в конце года, расставшись со своей женой Розмари, уже в компании с Джоанной Харкорт-Смит.
В следующий раз мы встретились только 16 лет спустя. Стояла осень 1988-го, и я приехал в Калифорнию с циклом лекций в связи с основанием Фонда Альберта Хофманна. Мы встретились на вечеринке в доме Джона Лилли в Малибу, 1 октября, и виделись ещё на следующий день, на приёме в честь открытия Фонда, в элегантном Сент-Джон-Клубе в Лос-Анджелесе. Наша встреча была опять очень сердечной. Мы согласились с тем, что история психофармакопеи по преимуществу только начинается, и что её истинное значение для эволюции человеческого сознания определится в грядущем духовном Веке Водолея.
Наша следующая и последняя встреча состоялась в Гамбурге, в Германии, куда мы с Тимом были приглашены на ток-шоу, посвящённое 50-летию открытия ЛСД. Программа вышла 16 июля 1993 года в серии передач под общим названием «Премьера». В течение 40 минут нас интервьюировала молодая женщина, иногда обоих вместе, иногда порознь. Вопросы в основном были самые обычные. Самым необычным в этом интервью была, пожалуй, крайняя степень интереса юной леди к одному из заявлений Тима, которое он сделал много лет тому назад в интервью журналу «Плейбой», о том, что ЛСД — это самый сильный из всех открытых человечеством афродизиаков, что женщина якобы может испытать больше ста оргазмов в течение одного любовного ЛСД-сеанса. Дама непременно хотела узнать, правда ли это, и был ли сам Тим свидетелем этому явлению. Меня она тоже спрашивала об этом. Тим искусно увернулся от прямого ответа, сказав, что это говорить о сексе в интервью журналу «Плейбой» было вполне естественно. Это он, дескать, и делал и, конечно, слегка утрировал шутки ради. Он часто в своей жизни говорил всякие глупости шутки ради, и намерен продолжать это делать, сказал он. Репортёрша была заметно разочарована. Тим был шутником, самоироничным «хозяином своему слову».
Тем же вечером мы были приглашены в гости в дом наших общих друзей в Гамбурге. Тим был центром весёлой компании. Он был оживлён, в отличном настроении и рассказывал весёлые истории, от которых все покатывались со смеху. Было далеко за полночь, когда мы обнялись и распрощались. Это была наша последняя встреча.
P.S. Воспоминания Альберта Хоффмана — фрагмент из сборника воспоминаний о Тимоти Лири, русский перевод которого был опубликован издательством «Ультра.Культура» в 2004 году. Готовится новое издание этой книги.
Автор: Альберт Хофманн, "Частный корреспондент".