Я родился и вырос на Покровке, а неподалеку – в Малом Казенном переулке стоит памятник моему двоюродному предку в восьмом поколении – Федору Петровичу Гаазу, больше известному как Святой доктор. На самом деле доктора звали Фридрих Йозеф Хаас, он жил в Германии и был преуспевающим врачом. По приглашению влиятельных российских вельмож он приехал в Россию, где очень быстро приобрел огромную медицинскую практику и стал зваться Федором Петровичем Гаазом. У него был самый богатый в Москве выезд лошадей, а в Подмосковье – своя мануфактура. Если говорить о докторе Гаазе как об ученом, то известны его заслуги как офтальмолога, кроме того, он исследовал минеральные источники и описал целебные свойства минеральной воды. Но в какой-то момент окружению царя пришло в голову назначить его главным врачом российских тюрем. И тут началось. Он делал все для облегчения судьбы заключенных. Не гнушался встать на колени перед государем, прося за кого-либо из них. Доктор Гааз добился отмены тяжеленных металлических кандалов для каторжников, которых слали по этапу прикованными по 20 человек к одному пруту. В мороз эти кандалы примерзали к коже, в жару натирали ужасные мозоли, из-за чего многие осужденные умирали от сепсиса по пути на каторгу.
И тогда остальным приходилось нести труп до ближайшей деревни, где его могли расковать и вынуть. Стараниями Федора Петровича кандалы стали изготавливать из легкого металла и обивать войлоком изнутри. Это спасло многим жизнь и здоровье. Доктор сам встречал и провожал каждый этап. Каждому осужденному давал какой-то гостинец – яблоко, апельсин, конфетку. Но даже малое его участие давало надежду этим людям. В результате все его огромное состояние к концу жизни было отдано на нужды заключенных. Доктор умер в нищете. Его фактически не в чем было хоронить. В нашем роду из поколения в поколение переходит легенда о шубе святого доктора. Когда старенький Федор Петрович брел в районе Курского вокзала к одному из своих пациентов по заснеженной Москве, на него напали разбойники: «Снимай шубу!». Доктор сказал: «Я не могу. Ведь тогда я сам замерзну и не дойду к больному пациенту. Приходите завтра ко мне домой, я отдам вам эту шубу». Поскольку вся Москва знала, где живет святой доктор, на утро в дверь постучали два бандитского вида персонажа. Им открыла сестра доктора, Вильгельмина, сунула сверток с шубой и захлопнула дверь. Но стук раздался снова. «Што фам надо?! Я отдать вам шуба!» – в гневе произнесла Вильгельмина, выходя. Но посетители вернули ей сверток и сказали, что напали на доктора не они. Они пришли лишь извиниться и сказать, что тех, кто напал на святого доктора, уже нет в живых. Среди каторжников и людей воровских профессий Федор Петрович был очень уважаем. Не зря на его могиле на Лефортовском кладбище висят кандалы, которые принесли туда заключенные. До сих пор на его могилу приносят цветы и конфеты разные люди.
В конце прошлого года католической церковью закончен процесс беатификации (признания блаженным) Федора Петровича. Это первая стадия для признания его святым. Доктор Гааз был многократно описан в русской литературе. В частности, в романе Достоевского «Братья Карамазовы» он присутствует под именем доктора Герценштубе. Кстати, по мистическому совпадению я играл этого доктора в Театре на Таганке. Юрий Петрович Любимов не знал, что Герценштубе – это доктор Гааз. Ему просто нужен был актер, говорящий по-немецки. Доктор Гааз так никогда и не женился. Долгое время с ним жила лишь сестра Вильгельмина, которая приехала с ним в Россию и вела хозяйство. Его больные были его семьей. Из таких людей Януш Корчак, который пошел со своими подопечными сиротами в нацистский лагерь смерти. Отец моей бабушки, старый доктор Нойфлиесс пошел со своими пациентами из дома престарелых в концлагерь около Люблина, где и был уничтожен.
У святого доктора было несколько родных братьев, и все они остались в Германии. Один из них – это как раз мой прадед. Я занимался судьбами своей семьи в 20 веке. И даже сделал об этом спектакль, который шел целый год в музее ГУЛАГа. Род Хаас на протяжении многих поколений был медицинским. В середине 20 века наша ветвь переместилась в точку на карте, которая при нацистах имела страшное название – протекторат Богемия-Моравия. Так стала называться Чехия, когда туда пришли гитлеровцы. До этого в Европе не было никаких преследований, поэтому постепенно немецкий род Хаас соединился с еврейскими семьями врачей. И со временем наша семья стала немецко-еврейской.
Мой родной дед Эрвин Хаас, достаточно молодой и преуспевающий врач, бежал из гитлеровской Германии в Париж, а потом, по приглашению главного хирурга Красной армии Николая Бурденко, приехал в Советский Союз, где сначала работал в крупной клинике в Воронежской области, а впоследствии – на кафедре психиатрии Ивановского медицинского института. Таким образом род Гаазов вторично оказался в России. В конце 1937-го Эрвина арестовали по ложному доносу, а в феврале 1938-го расстреляли. В 1941 году была арестована его жена, моя бабушка. Она получила 10 лет, попала сначала в страшный Нижне-Тагильский лагерь, а оттуда была переведена в Казахстан, где умерла от тифа. Отец остался беспризорником, он был сыном врагов народа, да еще и немцем. Судьба страшная. В конце 40-х-начале 50-х над ним самим висело обвинение, поэтому он какое-то время жил по чужому паспорту. Но все-таки выжил. Война раскидала наш род по всему свету. У моего деда было еще три брата. Самый старший из братьев – Фридрих – был композитором, бежал из Германии и пытался добраться до Палестины, которая была в те годы подмандатной территорией Великобритании, а британцы ограничивали эмиграцию евреев в Палестину – они разворачивали корабли с эмигрантами и отправляли их в гетто на остров Маврикий. Там, на территории каторжной тюрьмы, в условиях тропической лихорадки, Фридрих пережил всю войну.
Второй брат воевал на стороне британской армии в еврейских частях. Третий из братьев, архитектор, сгорел в печах Освенцима. Брат бабушки, погибшей в Казахстане, оказался в концлагере Терезиенштадт. Это был образцово-показательный лагерь, который гитлеровцы создали для Красного Креста, чтобы показать, что евреи живут хорошо. Там был театр, картофельные поля, учебные заведения. Каждые пару-тройку месяцев заключенных оттуда отправляли в Аушвиц. О лагере был снят документальный фильм. Правда, потом съемочная группа разделила участь заключенных – их всех сожгли в печах. Брату бабушки удалось пережить всю войну. Я об этом узнал только два года назад. И настоящее чудо – мне удалось найти сестру моего отца (мою тетю), которая родилась у бабушки в ссылке. Я ездил к ней буквально три дня назад. Она живет в городе Алексин под Тулой. Отец всю жизнь искал родных, но найти их удалось только мне. Отца однажды вызвали в «серый дом» и сказали, что ему пришло письмо от одного из родственников из-за рубежа. «Мы настоятельно не рекомендуем вам на него отвечать,» – сказали ему.
Сейчас история делает очередной виток – репрессии повторяются. Мой старший сын, летом выйдя со мной на митинг и пытаясь меня защитить, был схвачен и оказался в автозаке. Времена сейчас страшные и не хотелось бы, чтобы все вернулось к ситуации 37-го года. Конечно, я могу сделать немецкое или израильское гражданство, но не хочу. Объясню: когда великого Лотмана спросили, почему он не уезжает, он ответил: «Я специалист по русской культуре, а место врача в лепрозории». Я русский актер и режиссер, и мое место в русском театре. Пока есть хоть малейшая возможность заниматься этим, я буду это делать. Я не хочу уезжать из моей страны и из города, который я люблю. Я считаю, что мое место здесь, и не хотелось бы, чтобы судьба распорядилась по-другому.
