Я носила под сердцем первого малыша. Моего сына, такого любимого и долгожданного. Я светилась от счастья. Я порхала, если это возможно на этом сроке, порхала с грацией бегемота, но какое мне дело до чужих мнений, когда я жду такого чуда…
Примерно в восемнадцать недель я сделала второй скрининг, а через две недели пришла к врачу и за результатами в том числе. Результатов ещё не было. Они пришли позже, значительно позже… Их задержали на месяц.
Мой врач – удивительная, чуткая женщина. Добрая и приветливая всегда, в тот день она избегала смотреть мне в глаза. Не было привычной легкости в общении. Я напряглась. Она, нервно перебирая бумаги, сказала: «Ваши анализы пришли. Скрининг плохой». «Что там?» - вопросительно подняла я бровь, ещё не понимая всю серьёзность случившегося. Она подняла на меня глаза и устало произнесла: «Высокая вероятность рождения ребёнка с синдромом Дауна».
Мне казалось, что небо рухнуло тогда на меня, земля ушла из-под ног… Воздух вокруг меня сгустился, стал вязким как кисель, я пыталась сделать вдох, но не получалось, лёгкие отказывались принимать эту вязкую массу, я начала задыхаться… Врач с медсестрой усадили меня на кушетку. «Что? Что же мне делать?» - спрашивала я, защищая интуитивно свой живот от нависшей беды.
«Вы пока так не расстраивайтесь, это только вероятность, это не диагноз. Я дам направление на УЗИ и к генетику. Всё сделаете, там глядишь, всё прояснится, всё хорошо будет» - говорила она рабочие фразы, заполняя мою карту, стараясь не глядеть на меня. Я смотрела на неё полными слёз глазами и ничего не видела. Я дышала киселём, мне не хватало кислорода. Мне было страшно и больно, в голове пульсировали фразы из учебника по генетике: «… трисомия по двадцать первой паре хромосом, вероятность возникновения увеличивается пропорционально возрасту матери…», но я ведь ещё так молода. «Почему так со мной?» - задавала я себе вопрос и не могла найти ответа. Больно.
Медсестра сбегала вниз, договорилась с врачом УЗИ и помогла потом добраться до кабинета, потому что меня шатало от свалившейся на меня вести.
Женщина в кабинете УЗИ была собрана и суха. Всегда словоохотливая, сегодня она сосредоточенно водила датчиком по моему животу, и я с надеждой ждала опровержения приговора. Сухие рубленые фразы. «Не видно лица, ребёнок отвернулся», «Широкая воротниковая зона – характерный признак для даунят. Но у мужчин часто бывает широкая воротниковая зона», «Пороков развития не вижу, а у больных малышей часто бывают пороки сердца».
С результатами скрининга, УЗИ и направлением к генетику возвращалась я домой. Я ревела белугой всю дорогу. Мне было больно и страшно. Мне казалось, что моё счастье разбилось на мелкие осколки, и они, попав в меня, царапают и причиняют боль при вдохе.
Муж, придя с работы, застал меня плачущей на кровати, в скрюченной позе. Он присел рядом, и гладя меня спросил: «Ты всё это время плачешь?» А я вместо ответа зарыдала с удвоенной силой. Он гладил и баюкал меня всю ночь, пытаясь успокоить, ему это плохо удавалось.
Через день мы ехали с ним к генетику, и снова я рыдала у него на плечо. На генетика я возлагала огромные надежды. Вот сейчас я войду, а врач, посмотрев анализы, скажет, что всё это чепуха. Что мой сынок здоров, и я зря извожу себя. Но чуда не случилось.
Генетик – мужчина с уставшими глазами и проседью в волосах, грустно смотрел на мои бумаги, а я сидела, крепко держа мужа за руку и с надеждой ловя взгляд доктора.
Он поспрашивал о наших родственниках, были ли в роду подобные случаи, а потом строго спросил: «Почему так поздно приехали?» «Я только позавчера узнала», - со слезами проговорила я, результаты задержали. Он снова взглянул на результаты скрининга и вздохнул: «Уже поздно что-то делать. Вы опоздали. Скорее всего у Вас всё в порядке, просто ошибка в анализах».
«И что же делать?» - спросила я. «Может быть амниоцентез?» Доктор покачал головой: «Слишком поздно. У Вас уже двадцать четвёртая неделя. Это очень опасно».
«Я заплачу, сколько?», - говорю я трясущимся голосом, начиная ковыряться в сумке непослушными руками. «Нет. Не стоит,» - покачал головой врач.
Он что-то говорил, объяснял, а я не слышала. У меня начиналась истерика, слёзы душили меня. Супруг крепко сжал мою руку, пытаясь успокоить и поддержать.
Доктор подал мне воды. Я немного успокоилась, и он заговорил: «Понимаете, слишком высокий риск потерять ребёнка. Вы поздно приехали. Делать амнио слишком опасно». Я снова заплакала: «Я не виновата, просто результаты задержали, мы приехали сразу, как узнали». «Это ничего не меняет. У Вас скорее всего с малышом всё в порядке. А представьте, если выкидыш произойдёт? А малыш здоров. Вы же не простите никогда себя. Вероятность выкидыша при этой процедуре на Вашем сроке гораздо больше, чем вероятность рождения больного ребёнка. Очень высокий риск». Он говорил и говорил, его слова, такие тяжёлые и, как казалось мне, равнодушные, падали и взрывали мой мозг ослепительной болью. Я ненавидела в тот миг доктора, отказавшего мне в процедуре, лаборантов, которые так халатно отнеслись к моим анализам, мне казалось, даже мужа я ненавидела за то, что он так спокоен и поддакивает доктору. Как же так, МОЙ малыш, возможно, болен, а он так спокоен… Какая же я была дура.
Оставшиеся четыре месяца беременности были для меня пыткой. Физически всё протекало просто отлично, но мысли о болезни малыша не оставляли меня ни днём, ни ночью. Я узнала о синдроме Дауна всё, что смогла найти в интернете. С каким-то маниакальным упорством я лезла в компьютер после работы, и заливаясь слезами, читала всё больше и больше информации. Муж спрашивал: «Зачем ты это делаешь? Зачем терзаешь себя? У нас всё в порядке». А я злилась на него за эти слова, обвиняя в равнодушии.
Это безумие длилось до самих родов. И вот мой малыш впервые увидел мутную картинку мира своими подслеповатыми глазками, издал первый крик, больше похожий на писк.
И я помню до сих пор, первый вопрос, который я задала команде акушеров, принимавших роды: «Мой ребёнок здоров? Он не Даун?»
И ответ, который заставил меня разрыдаться: «Дура, Вы, мамаша! Смотри, какого красавца родила!» И мне показали новорождённого сына.
Я смотрела на этого красно-фиолетового «красавца» и ревела. Ревела от счастья.
В тот миг я была самой СЧАСТЛИВОЙ дурой на свете!
