Пара белья и дюжина булочек... Хватит ли до тех счастливых времен, когда мятые конспекты приведут к диплому. Этюды найдут покупателей, у подмастерьев появятся имена и вывески, а белошвейки начнут пришивать рюшки к подолам столичных див?
К краям потока, словно обломки и щепки к берегам широкой реки, отжимало, оттесняло какие-то уж совсем грубые и неуклюжие сундучки.
«Что в них может быть, кроме садовых ножниц или плотничьего инструмента?» - думал Baccap, косясь на ящики, врезающиеся острыми ребрами в красные от натуги жилистые шеи.
В его собственном матерчатом с двумя деревянными обручами чемоданчике ни этюдов, ни проектов, ни учебников. Так себе, снаряжение небогатого холостяка, собравшегося в дорогу: воротнички да сорочки, зажимчики для усов, бритва, несколько недорогих галстуков и все прочее. По чемодану трудно сказать что-нибудь о хозяине. Только по жилистым кистям рук с твердыми широкими ногтями, с темно-металлической пылью, въевшейся в косу, можно угадать в нем рабочего-металлиста.
Зоркий взгляд Вассара приметил в толпе желтый фанерный баyл, купленный на ревельском базаре, и с сочувствием остановился на загорелых пухлых руках девушки, боязливо вцепившихся в ношу.
Он подумал, что только у крестьянских девушек бывают такие загорелые руки, румяные щетки с пушком и чистые голубые белки глаз.
Подняв голову, она со смутным страхом смотрела на вознесшуюся ввысь стеклянную решетчатую крышу. Вход под нее похож на ворота; всякий двор имеет ворота - город тем более.
Вот и ее с баулом, в котором покоились суровые крестьянские льняные сорочки и шерстяные чулки,тянуло в задымленные железные ворота, так же как н до нее втянуло в них тысячи других девушек.
Сумрачная тень, как в церкви, опустилась на плечи. Накрытые грубоватым жакетом, холодной ладоньюкоснулась сердца. «Что-то будет? Найдутся и за от решетчато-стеклянными воротами добрые хозяева?
На привокзальной площади с чахлым сквером в толпу врезались мальчишки-газетчики и пронзительно заверещали
- Газ-зз-зы «Биржа-эвы э-эдо-мости-и»!.. «Новвов-з врэ-м-э»... Телеграммы в Яс-сную Поля-нуу! Кадеты против сымэ-ортной казнии. Зэ-гадочное убийство на Волковом кладбище-е!..
Белый голубями зареяли в толпе газетные листы.
Пассажиры садились в ночь пролетки, площадь оглашалась клацаньем подков. Деревянные сундуки бестолково метались в стороне, у дачной платформы на краю площади, словно попали в водоворот. К ним уже шагал городовой, деловито расправляя плечи в белом кителе.
Baccap вовремя отпрянул от двухколесной тележки носильщика, повернул в угол и очутился на берегу Обводного канала. Вдоль высокого деревянного забора он шагал к Варшавскому вокзалу, шел, не расспрашивая дорогу, словно бы следовал по заранее указанному маршруту.
Где-то недалеко сипло перекликались паровозы.
Грязно-пыльный забор, выкрашенный охрой, пестрел объявлениями увеселительных садов, народного дома, летних театров. Назойливо лезли в глаза набранные огромными буквами имена исполнительниц цыганских романсов, куплетистов, музыкальных эксцентриков,
Baccap остановился перед афишей Екатерингофского сада, зазывающей на чемпионат французской борьбы. На одной из фотографий он увидел атлетический торс, напоминавший древнеримскую статую, с подписью: «Любимец публики Георг Лурих».
Лицо молодого человека оживилось, жесткое выражение выпуклых глаз смягчилось, он со вниманием перечел выцветшую афишу.
Оглянувшись на спины прохожих, Baccap проворным движением оторвал угол афиши с портретом любимца публики и сунул в карман. Фото свидетельствовало об удачах земляка в чужом городе. Доброе предзнаменование!
Он вступил на мост через Обводный. По предсказаниям знакомого, перед них доле был открыться Измайловский проспект с видом на далекий Адмиралтейский шпиль, - да, так и есть!
Baccap зашагал вдоль длинного одноэтажного дома с трактиром и лавками. Дойдя до огромного здания, облицованного белой и синей кафельной плиткой, молодой человек остановился и стал внимательно разглядывать его. Должно быть, это и есть Дом помещика, с магазинами внизу, со сравнительно недорогими номерами для приезжих наверху.
Минуту он колебался. Не пойти ли все же прямо к сестре Линде или к доброму старому Саммельману? Они его единственные знакомые в чужом городе, первые путеводные маяки, друзья и советчики.
Но Саммельман сейчас на работе. Сестра?.. Эдуард представил себе на минуту ее мужа, столяра-модельщика Аугуста Клемма, с обычным на его большом бледном лице кислым, неприветливым выражением, и задорно встряхнул головой. Уже не колеблясь больше, Baccap вошел в одну из парадных.
Возьму самый дешевый номер на одни сутки, - говорил он себе, поднимаясь по прохладной лестнице. — Сэкономлю на еде. Я никогда не ночевал вномерах, к тому же еще в петербургских. Как пишут в романах: «Карета остановилась перед гостиницей «Европа», швейцар в ливрее распахнул дверь...» Здесь нет швейцара, тем лучше: обойдется дешевле...»
Продолжение....
