СГВ. Ночные полеты в Бжеге. Сидим в классе, бросаем кости шеш-беш. Забегает солдатик, глаза круглые, белые, и кричит — там самолет на полосе горит!.
Ошеломленные, выбегаем на улицу и видим следующую картину: в начале полосы стоит боком наша спарка, освещенная включенными прожекторами, и движки ее как-то странно и непривычно звенят. На середине ВПП горит маленький костерок и в его пламени виднеется бок лежащего на земле серебристого самолета.
Ничего понять невозможно — откуда серебристый самолет, если наши Яки все камуфлированные, почему он лежит на ВПП, почему горит? А тут еще в разгорающемся костре стали рваться снаряды и стало видно, что лежит на нашей бетонке МиГ-21! — Что за черт!?
Потом помчавшиеся туда на тягаче техники привозят летчика, и он оказывается поляком, поручником летнитцтва польскего! Мне, как хорошо знающему польский ензык, пришлось его опрашивать и вот что выяснилось.
Во Вроцлаве, где стояла АЭ на МиГ-21, тоже шли этой ночью полеты. Он взлетел в первый свой самостоятельный полет на разгон в стратосфере, проскочил на снижении последний поворотный, а, когда развернулся на свою ДПРС, то в створе его полета оказался наш работающий аэродром.
Посадочные курсы на аэродромах Бжега и Вроцлава разнятся всего на два градуса, что на большом удалении — в пределах точности прибора. Радиообмен он ведет со своим аэродромом, а заходит на наш, издалека визуально наблюдая огни подхода и огни ВПП.
Свои же дают ему разрешение на посадку, хотя между аэродромами 40 км. и они должны же были наблюдать его на своей глиссаде, а его там и близко не было.
У нас же на полосу выруливает «спарка», в передней кабине которой сидит замкомэска Колобов Владимир Федорович, а в задней — выпускник 1981 года Игорь Сысоев. В передней кабине должен был сидеть Юрка Шевердин, но бог отвел его в этот раз от гибели — врач не допустил к полётам.
А на руководстве полетами сидит Виктор Иванович Алябьев, майор, списанный летчик 3-го класса из Ситалчая.
Он отличался своей нерешительностью и ссыкливостью в руководстве полетами и много досаждал нам своей манерой руководить, когда не надо, и не руководить, когда надо. На посадке, как бы ты ни садился, он нажимал кнопку радио, и начинал шептать и бормотать в эфир совершенно непонятные, бессвязные слова. Когда мы спрашивали, зачем он это делает, он отвечал — а вдруг что-то случится. А я — подсказывал!
Короче, зад свой прикрывал и думал только о нем. Он видит, что на полосу заходит неизвестная цель, связи с ней по радио нет. На полосе у него стоит спарка. Он ей ни взлета не дает, ни с полосы в ближайшую рулежку не убирает. Прожекторы выключены, стоящий на полосе самолёт, естественно, не видно.
А поляку свои говорят — «Посадка, прожекторы включены» Он, не видя никаких прожекторов, уходит на второй круг, делает разворот вокруг хвоста, выпускает посадочную фару и мостится на посадку по малому кругу, от БПРС. Остаток топлива после полета на сверхзвук не оставляет ему другого варианта действий. У нас же на полосе по-прежнему стоит «спарка» и ждет неизвестно чего. Напоминаю, что поляк работает на своём стартовом канале, а наш РП кричит ему то на первом, то на нашем стартовом.
Пан заходит, выравнивает и попадает Яку точно в середину киля, где закреплен стабилизатор. Метр выше — он бы перелетел Яка и «хоккей», метр ниже — вмазал бы точно в фюзеляж и тогда — взрыв обеих самолетов. Днем захочешь — так не прицелишься!
Фюзеляж МиГа попадает точно по оси фюзеляжа Яка, стойки пробивают обшивку мотогондол и остаются там, нос бьет по фонарю задней кабины Яка. Заголовник кресла отрывается и бьет по голове Игоря. Тросы привода катапульты натягиваются, срабатывает пиропатрон и кресло вылетает вверх, ударяя снизу в живот проходящего в этот момент над ним МиГа. Фонарь передней кабины чудом остается нетронутым. Так погибает Игорь Сысоев, классный парень, умница, хороший спортсмен. Мы думали и верили, что он далеко пойдет, но смерть его остановила очень рано.
МиГ падает на полосу, животом шлифуя бетон, загорается и сползает на грунт. Поручник, видя такое дело, сбрасывает фонарь и выскакивает из кабины, даже не отстегнув шланг ВКК и шнур радио. Так с их обрывками он и сидел передо мной.
Он понял, что сел не на свой аэродром, только тогда, когда подскочили русские техники на «Урале».
Да, он врезал махаря. Но и группа руководства на обеих аэродромах облажалась в полном обьеме. Им-то ничего не было в итоге, а поручника списали с летной работы, выгнали из армии и посадили турма.
Прошу прощения за недостойные эти вирши...»
Из книги Игоря Захарова (Заха, Барнаульское ВВАУЛ) "Небо начинается со взлёта" под редакцией Бориса Максименко: "... Игря нет. Унесла тяжёлая болезнь после Афганистана. Вечная память.Однокашники поручили мне отредактировать его творчество и издать книгу..."
