Андрей Степанович Вагранов был назначен сюда из Москвы уже три месяца назад, но Рубилин видел его впервые. Высокий. Сутуловатый. Навал седины над крутым лбом. Небольшие глаза. Красивый рот. Рубилин старался угадать, что же именно так поразило и покорило когда-то Ольгу в этом человеке? Улыбка у Вагранова едва заметная и тут же исчезающая, словно ей непривычно на сосредоточенном лице с очень внимательными глазами. Однако успела смягчить лицо эта улыбка, да и реплику Вагранова по поводу неконкретности рассуждения директора она тоже смягчила.
Работая спортивным обозревателем, Рубилин постоянно видел поединки характеров, темпераментов, талантов. Изучал их и описывал. Профессиональное чутье подсказывало ему возможность драматической коллизии в сегодняшней встрече руководителей области, не говоря уже о возможности личной драмы для него самого, Ивана Рубилина.
Ольга с ее обычной прямотой заявила ему когда-то, что он кажется ей похожим на Вагранова. Иначе сказала, но смысл такой. Рубилин предложил ей расписаться, и до сих пор помнит слово в слово ее ответ:
«Знаешь, расписываться не будем. Да, пожалуй, да, конечно, не будем. Ты мне нравишься потому, что похож темпераментом и внешне немного на другого человека. Может быть, я тебя полюблю, если смогу забыть его. – И прямо-таки попросила: – Может быть, ты, Иван, постараешься сделать так, чтобы я его забыла?»
Ну что же, она фактически предложила Рубилину соревнование с неким «другим человеком», имя которого назвала лишь много позже. Рубилин, спортсмен по натуре, согласился на борьбу. Он даже рассмеялся тогда с нарочитой легкостью:
«Говоришь, постараться, чтобы ты его забыла? Ладно, посмотрим, кто кого!»
Другой женщине он, пожалуй, не ответил бы так – увидел бы в ее прямоте оскорбительную бестактность. Но то, что в другой почти наверняка показалось бы оскорбительным, в Ольге – так чувствовал Рубилин было естественным благодаря ее почти наивной искренности и доверчивости.
До встречи с Ольгой отношения Рубилина с женщинами строились почти автоматически, как бы независимо от его воли, по одной и той же схеме: начинались поцелуем и кончались женскими слезами. Схема оставалась неизменной, даже когда Рубилин пытался окружить ее усложненным орнаментом: встреча на вечере в редакции, в театре, в ресторане, на стадионе; его квартира, ее квартира, однодневный дом отдыха, поездка вдвоем на курорт. Все равно дело заканчивалось упреками и горечью.
C Ольгой получилось совсем не так. Впервые увидел ее в Москве, перед самой войной, на Всесоюзных конных соревнованиях по троеборью. Приехал писать о них как специальный корреспондент газеты, редактором которой теперь назначен Вагранов.
Стоял тогда Рубилин возле самого трудного препятствия: глубокая канава с торчащими из нее зубьями, а между ними поперечные брусья. Рубилин так никогда и не узнал названия этого страшилища, как виделось оно ему, теннисисту и шахматисту. Все произошло мгновенно. Тоненький всадник хлыстом и низким гортанным выкриком послал лошадь на препятствие, задние копыта лошади задели за перекладину, маленькая фигурка перелетела через вытянутую, как орудийный ствол, лошадиную шею и плашмя на землю. Рубилину показалось, что дрожащая от напряжения лошадь наступила копы- том на голову всадника; когда врач, санитары и журналисты подбежали, тонкое, немного мальчишеское лицо под шлемом было залито кровью. Девушка пробормотала что-то вроде: «Помогите!» Но имела в виду совсем не медицинскую помощь. Она слепо схватила Рубилина за борт пиджака, быстрым жестом объяснив, что он дол- жен подкинуть ее в седло. Рубилин так и сделал.
— Типично Оля Пахомова! – воскликнул кто-то, провожая взглядом всадницу.
— Типично за команду!
— Травмы нет, глубокая ссадина. Но испугаться могла бы, а если бы сошла – вся команда навылет! – прокомментировал еще кто-то.
Возможно, чувство команды, чувство локтя, которое всегда привлекало Ивана Рубилина в спортсменах, и сблизило его с Ольгой. Всю войну помнил Рубилин о ней, хотя других женщин, как говорится, не чурался.
С холостяцкой жизнью Рубилин расстался, когда убедился, что женитьба на Ольге удовлетворяет появившуюся у него потребность в удобстве, обеспечивает необходимый минимум благоустройства в доме и желательный максимум заботы по отношению к нему самому. Он же в ответ готов был поделиться и мыслью, и добрым советом, и запасом знаний. Ольга, как и он сам, буквально не терпела «роскоши» - накопления излишесто в быту, но так же, опять-таки очень похоже на него самого, не терпела неорганизованного, неряшливого дома. И, как знали все вокруг, привыкла постоянно заботиться о ком- то и о чем-то: о товарищах по работе, по спортивной команде, о производственных делах, о спортивных успехах.
Продолжение