Бэл.
- Сегодня коронация.
Голос Морти прорвался сквозь скрежет и шум работающего двигателя Калипсо. Я поджал губы, не удостоив его ни ответом, ни взглядом. Я должен доделать субмарину, а дальше… Дальше, как ляжет карта. Краем уха я услышал, как Морти с шумом выпустил воздух и щупальца обвила мое запястье. Я выдернул руку из его хватки, резко повернувшись к нему, зло бросив:
- Не смей прикасаться ко мне.
- Так может хватит себя жалеть? Посмотри на себя. – с отвращением проговорил он и я вновь отвернулся от него, продолжив смазывать шестеренку. – Ты пьешь третьи сутки, забыл, что в поместье существуют такие блага, как например бритва… На кого ты похож?
- Что ты хочешь от меня?
- Для начала… - щупальца столкнула на пол початую бутылку, разбив ее вдребезги. – Чтобы ты взял себя в руки.
- Оставь меня в покое.
- Знаешь, Бэл… - я заметил характерный выброс энергии отметив, что Морти вновь принял нелюбимую человеческую форму. – О тебе много говорили, еще в бытность, когда мы все оказались в Аль де Марине и большинство считало, что ты всего лишь презренный трус, для которого сохранение собственной шкуры и комфорта превыше всего на свете. Я отказывался верить этим домыслам. Я помнил тебя еще по Изнанке, как существо с огромным потенциалом и с едва ли не гениальным умом. И когда я нашел тебя в Аль де Марине двести лет назад, приняв решение остаться подле тебя, мне казалось, что я знал тебя. У тебя много пороков и много неприятных для окружающих черт но то, что ты действительно трус и слабак, я не знал. А теперь вижу воочию. Возможно из-за твоей слабости, в твоей жизни действительно все фатально. Ты просто не способен справится с собственной жизнью и закончить хоть одно начатое дело, которое не связанно с твоими "игрушками". Поэтому, ты прав. Я оставлю тебя в покое, потому что «рыба – капля» не стоит моего внимания и моих усилий. Оставайся в своем подвале, наедине со своим покореженным металлом, «гениальным умом» и топи свое «горе», которое сам и создал, на дне дешевого портвейна.
Закончив свою отповедь, Морти быстрым шагом вышел из мастерской и я сел на краешек стола, потирая промасленными пальцами виски. Его слова задели меня за живое. Будто ржавым ножом по металлу. И внутри поднялась злость на самого себя. В Аль де Марине меня не волновала моя репутация, но после его слов былая гордыня подняла свою голову с самого дна. Он прав. Это дело я завершу.
Времени было в обрез. Приведя себя в порядок, я едва ли не бегом кинулся к границе поместья, на ходу натягивая на лицо непроницаемую «вольто» и накидывая на голову плотный капюшон. Выскочив за рубеж, я нащупал координаты, переместившись сразу в центральный зал серали. Благо, что в спешке не промахнулся. Единственное, налетел на какого-то мужчину и пробормотал извинения, выставив руки в обезоруживающем жесте. Мужчина смерил меня далеко не доброжелательным взглядом и отодвинулся подальше, за что ему отдельное спасибо. Шарам постарался на славу. Зал серали был полон, едва ли не под завязку, видимо здесь работал его конек, а именно расширение пространства. В противном случае, зал не смог бы вместить в себя едва ли не весь Аден, конфессии которых стояли едва ли не по четко разделенным группам. Я отметил духовенство, знать, мастеровых, простолюдинов…. Весь свет общества. Поодаль, я заметил несколько знакомых личностей. Например, Маат, отождествление Справедливости, которая покачивалась с пятки на носок, в старомодной, на мой взгляд, светлой тунике. Хотя, что же я думаю о старомодности, я сам вырядился так, будто собрался покуситься на жизнь Хасеки. Благо дело, что на меня обращали не больше внимания, чем на табурет. В противном случае надо было бы объясняться, не сколько перед народом, сколько перед Рейханой, а мне не очень хотелось, чтобы она знала, что я здесь и наблюдаю за ней. Или наоборот хотел? Вопрос был спорен. И я предпочел просто забыть о нем, пустив все на волю случая. Поток мыслей неожиданно оборвался. По залу прошел едва слышный ропот и народ всколыхнулся, отступил назад, расчищая еще больше пространства в середину зала, где был постелен яркий красочный ковер. Я их понимал. Я и сам затаил дыхание. Рейхана была…удивительна. Я никогда не видел ее такой, даже не мог представить, что она такой может быть. Тяжелые, шелковые волосы, были собраны в высокую прическу, в которую вплелись драгоценные камни. Во всем ее виде сквозило бесконечное величие и грация. Ее лицо было спокойно и умиротворено. Она излучала какую - то особую силу, которая призывала склонится перед ней. Слышать ее, выполнять ее приказы, быть под ее началом. Дающую уверенность в том, что теперь темные времена закончились и на горизонте задребезжал рассвет. И она медленно шла вперед, с прямой спиной, вскинув голову, смотря перед собой чистым, глубоким, завораживающим взглядом карих глаз. Тяжелое, небесно – синее платье с золотой оторочкой, инкрустированное бриллиантами, шлейф которого тянулся невероятным течение воды за ней. Будто она – была живым воплощением, спокойных, ласковых вод океана. Будто она сама – океан. Где – то внутри неприятно кольнуло и я почувствовал на себе чей-то взгляд. Шарам стоял на другом конце зала, в упор уставившись на меня и я видел, как по его губах скользнула едва заметная улыбка. Осознание ударило под дых. Платье Рейханы – его насмешка надо мной. Будто он пытался показать мне от чего я отказался. Я сам знал. Можно было обойтись без демонстраций. Тонкая манипуляция, чтобы унизить меня за то, что я не отдал ее в его руки раньше. Я вновь перевел взгляд на Рейхану, краем глаза уловив перелив энергии. Сделки – едва ли не святы. Рейхана была полностью защищена. От чего и кого-либо.
Она остановилась около ковра, и рядом с ней остановился Сайрус. Его лицо было спокойно, но судя по напряженным, под жесткой тканью черного фрака отороченного серебряной нитью, плечам, он внимательно прислушивался ко всему происходящему. Как же... Ментор, наставник, головой отвечающий перед Высшими за Аден и Королевство Шаат в частности. Рейхана едва заметно повернула голову в его сторону, и я заметил, как на ее губах появилась доброжелательная, едва ли не нежная улыбка и ее тонкие пальцы, коснулись ладони элементала огня. Ревность кипучим потоком ударила в голову и я едва удержался, чтобы не выхватить кнут. Сделав глубокий вдох, я остановил сам себя. Шарам будет смеяться до колик, если я пойду на поводу собственной вспыльчивости. Холодный рассудок. Иррациональность моего поступка, не приведет ни к чему хорошему. Билборд «Коронация Хасеки сорвана из-за несостоявшегося убийцы», пагубно повлияет на ее дальнейшее правление и репутацию. Я перевел на нее тоскливый взгляд отметив, что она что – то тихо говорит Сайрусу и по его лицу блуждает улыбка. Не в силах больше выносить это, я переместился на улицы Сиберики. Мне нужно было подумать. А еще лучше заняться делами о которых я успел позабыть с появлением Рейханы в моем поместье.
Рейхана.
Цвета, образы и звуки смешивались в диком, безумном калейдоскопе. Коронация осталась всего лишь ультрамариновым пятном за моей спиной. И жизнь вновь разделилась на то, что было «до» и «после». Когда я подходила к дверям зала, где должна была проходить церемония, я чувствовала, как липкие лапы страха сжимают сердце, как в венах холодеет кровь. Платье казалось слишком тяжелым, слишком душным, стискивающим движения, не дающим вздохнуть воздух полной грудь. И мне казалось, как только двери отворятся и я сделаю первый шаг, я рухну в обморок. Или буду стоять в прожекторах глаз всех собравшихся, маленькая и потерянная, не способная ничего сделать. Но мой ментор, стоящий позади меня, легко положил руку на мое плечо, едва слышно сказав, что все в этой жизни – проходящее. Эти люди – такие же, как я. И внутри у них так же бьется сердце, качая кровь. Они – ничем от меня не отличаются, они боятся меня, ровно так же, как я их. И, следовательно, мне не о чем беспокоится. Я не доверяла ему, но весь его вид, во всех его словах, во время коротких визитов и разговоров, он излучал такое добродушие и такую сердечность, которой было трудно противостоять. Я не доверяла ему, но была благодарна. Я осталась одна и Сайрус был единственным канатом, который удерживал меня, не давая упасть. В отличии от Шарама, он ничего не требовал от меня, не насмехался и не пытался манипулировать мной. Возможно, когда-нибудь мы сможем дружить. Возможно, он не так плох, как о нем говорят. Возможно, мне действительно, нужно прислушиваться к себе, а не к домыслам окружающих. Возможно. Но сейчас, я слишком сильно обожглась от собственной доверчивости.
Коронация была позади и я сидела в своей комнате, той самой комнате из моего сна, на высокой резной кровати, комкая в пальцах бархатное покрывало. Почему – то это успокаивало меня. Окна были распахнуты настежь и жаркое южное солнце, по которому я успела соскучиться, пробивалось сквозь окно, освещая лежащий на полу мягкий, персиковый ковер с высоким ворсом. На темном секретере, стоящим напротив окна, лежал одинокий, изжелта-белый лист. По-хорошему, мне нужно было спрятать его, убрать куда – то, где его никто кроме меня не сможет найти. Сорок два пункта моих требований, расписанных со всех скрупулёзностью, одним из которых была индульгенция и полная неприкосновенность моего сводного брата. Я успела встретиться с ним и поговорить. Десятилетний мальчишка был умен, образован и казался взрослее своего возраста. Я была почти уверенна, что мы сможем найти общий язык. Хотя Шарам и предупредил меня о возможности переворота, я все равно надеялась, что здравый рассудок победит борьбу за власть. Сейчас я желала малого. Отблагодарить свой народ и дать ему лучшую жизнь. Я уже договорилась со своим ментором, что завтра на рассвете, я переоденусь в простолюдинку и выйду в город, чтобы своими глазами оценить потребности и собственные возможности. Составить список и выявить то, что ему необходимо. А следом заняться людьми, которых я могу приблизить к себе, не ожидая «клинка в спину». Науку разбираться в людях я уже смогла однажды постичь… С определенной долей ошибок, но смогла… Наверное, именно то, что я сумела забить свои мысли и подавить чувства первостепенными вопросами и их решениями, помогли мне справиться с болью, обидой и злостью, помогло не броситься в пучину отчаяния и остановило желание ломать все вещи встречающиеся на моем пути. Осталось просто пустота и щемящее ощущение тоски, скребущейся, саднящей боли где – то внутри. Я все равно вспоминала Бэла, но обижаться, злиться на него было глупо. «Все фатально». Мне просто нужно было принять в себе, одно единственное слово. Надрывное и болезненное. Никогда. И я пыталась. Но даже сейчас, ощущая далекий аромат океана или теплую кожу обивки, которая так напоминала его прикосновения, я ненавидела эти вещи. В этих мелочах я видела его и все те несбыточные иллюзии, в которые сама поверила.
Тряхнув головой, я поднялась на ноги, собирая сброшенное на пол платье для коронации и украшения.
- Здравствуй, Цветочек. – послышался смешливый, женский голос. – Я видела твое воцарение краем глаза. Ты была неотразима.
Я бросила взгляд на Оазис, отмечая ее напускную веселость и беззаботность. Что – то печальное таилось на дне ее глаз, но я не стала придавать этому значению. Я была уверенна, что кто – кто, а Метаморфоза точно знала, что произошло в поместье. Я видела ее, когда уходила. Но это не играло роли. Больше нет.
- Но по мне, люди умудрились даже это ввести в ранг скуки. Столько постных лиц, а духовенство… - она закатила глаза. - …мне кажется эти обряды давно пора упразднить.
Я молчала, вещая платье в шкаф, стараясь не обращать внимание на ее болтовню. В конечном итоге ей самой это надоест и она покинет меня.
- С другой стороны, людям же надо во что – то верить и как-то обосновать все то, что они делают. Я их не виню. Одни Боги приходят на смену другим, менее кровожадными и более покладистыми. Жаль только тех, кого забывают.
Эта фраза иглой кольнула куда – то под ребра. Не поменявшись в лице, я прошла мимо нее, забирая с секретера листок с договоренностями, с широкой подписью Шарама в конце, намереваясь убрать его как можно дальше.
- А ты сегодня не разговорчива, Цветочек. – она поймала мою руку.
Ее магия на меня больше не действовала. Я не чувствовала слабости, головокружения или желания, чтобы она как можно дольше не отпускала меня. Иногда мне казалось, что я вообще не могу ничего чувствовать. Будто внутри меня образовалась выжженная дотла земля.
- Мне казалось, что ты должна быть более радостная в связи с последними событиями. Одним махом избавиться от опеки мизантропа и стать Хасеки.
- Зачем ты пришла? – я подняла на нее глаза.
- Знаешь, Цветочек, - ее губы тронула улыбка. – Когда – то очень давно, я случайно перепутала координаты и оказалась в северной части Ратинары. Там не было даже клочка суши, шквальный, пронизывающий ветер и огромные глыбы льда, лежащие на волнах. Не то, чтобы я никогда не видела айсбергов... Но почему – то именно в тот момент, я поняла, что иной раз поступки мало о чем говорят. Вполне возможно, что за неблаговидным поступком, который является вершиной айсберга, скрывает нечто большее.
- Не думаю. – я выдернула руку из ее хватки. – Не в этом случае.
- Почему ты так уверенна в этом, Цветочек? Только потому, что ты решила, что Бэл, как и все сущности не умеет лгать? Тебе об этом сказала Джеминае Меан Джефферсона?
Я отвернулась от нее, обняв себя руками.
- Технически, она права. Но насколько трудно, той же сущности, поверить в собственную ложь.
- Я просила малого. – я зло повернулась к ней. – Доверия. И мне казалось, что я в сто крат заслужила это. Он – предал меня.
- Он всегда действовал только в твоих интересах. Да, иногда иррационально и странно. Да, иногда на поводу своих эмоций. Но только во благо тебя. С самого начала. Как только увидел тебя в «Кукольном Доме».
- Почему ты уверенна в этом?
- Потому что, я знаю его. Нас связывает слишком многое и обычно мне хватает нескольких минут, чтобы понять, что с ним происходит и чем он мотивирован. И сейчас, ты нужна ему.
Гнев, как рукой сняло и я настороженно уставилась на нее, не уверенная, что ее словам можно верить.
- Что с ним?
- Этого я не могу сказать. – она развела руками. – Могу сказать, только что не уверенна, что ты сможешь ему помочь, но возможно, он хотя бы испытает краткое мгновение радости.
- Я не понимаю о чем ты говоришь. – я облизала пересохшие губы. – Бэл в опасности?
- Да.
Я приняла решение, даже раньше, чем слова сорвались с моих губ:
- Отведи меня к нему.
- Ты меня умиляешь, Цветочек. – Оазис подошла ко мне, обхватив руками за плечи. – В начале нашего разговора мне казалось, что ты ему желаешь если не смерти, то неприятности точно, а сейчас уже готова лететь к нему на помощь.
- Я никогда не желала ему ни неприятностей, ни тем более смерти.
- Это делает тебе честь. – ее лицо приблизилось почти вплотную ко мне. – Если бы мне сказали то, что сказал тебе он, я бы вцепилась бы в горло зубами. Ты мне понравилась с самого начала, Цветочек. Клянусь Тиамат, на краткий срок, мне даже почудилось, что я влюбилась…
Неожиданно Оазис коснулась моих губ своими и я была столь поражена, что не успела отшатнуться. Но через секунду, она отпрянула от меня, продолжив:
- …но потом поняла, что ты принадлежишь нашему мэтру. Всецело и полностью. С одной стороны, мне от этого горько, с другой – я рада за него. Конечно я перенесу тебя, Цветочек.
- Не перенесешь. – послышался сухой, холодный голос Шарама. – Хасеки не покинет Аден.
Я повернулась к нему, отмечая как побелело его лицо от плохо сдерживаемого гнева.
- Ты не имеешь права ограничивать мою свободу передвижений.
Я видела, как на его щеке забилась жилка и глаза вспыхнули недобрым огнем:
- Я имею на тебя все права, Хасеки Рейхана. Этот пункт ты опустила, когда составляла договоренности. Я не позволю тебя рисковать своей жизнью, когда на кону стоит королевство. – он приблизился ко мне, схватив за плечи, дернув на себя. - Ты останешься в серали и будешь следовать моим инструкциям.
Натянутая струна нервов, невысказанной злости и обиды порвалась с глухим щелчком и я извернулась в его руках, оказавшись за его спиной, приложив к его горлу лезвие стилета, который был спрятан под корсажем платья.
- Я никогда, слышишь, никогда не стану твоей послушной марионеткой. – процедила я.
- И что ты сделаешь, глупышка? – ядовито поинтересовался он. – Я бессмертен или ты забыла?
- А что можешь сделать ты, Шарам? – я сильнее надавила на лезвие, чувствуя, как дергается его кадык. – Убить, покалечить или подчинить меня, ты не можешь, я уже Хасеки. А я, если понадобиться, буду раз за разом отрезать тебе голову. Думаю, на регенерацию ты потратишь достаточно времени.
Он хмыкнул:
- Хочешь героически погибнуть, Цветочек, твое право. Можешь отправляться спасать шкуру, Бэла. Я могу использовать тебя и живую, и мертвую. В принципе, это не так важно.
Я с щелчком убрала стилет обратно в ножны, повернувшись к Оазис:
- Отведи меня к нему.
Бэл.
Я остановился около двухэтажного, темного здания, над дверью которого висела табличка «Эрнест и сын». За пыльном стеклом, расположились пухлые фолианты; старинные, золотые украшения, и несколько кубков с рубинами. Странно. Меня не было здесь чуть меньше года. Когда успели – то погубить, в принципе, процветающий бизнес? Сколько я себя помнил, в Аль де Марине антиквариат всегда был в цене… Нахмурившись, я толкнул дверь и вошел внутрь. Пыльно и темно. За замызганной стойкой, стояла девчонка, протирая прилавок еще более пыльной тряпкой. Заслышав звук колокольчика, она подняла на меня глаза и я отметил, что ей не большим пятнадцати лет. Как же звали сына Эрнеста? Услужливая память быстро подсказала правильный ответ.
- Мне нужен Абрахам.
Девчонка подняла вверх брови:
- Дедушка почил полгода назад.
Час от часу не легче.
- Кто сейчас владеет лавкой?
- Мой отец. Герр Вольфган.
- Зови. – сухо ответил я, сложив руки за спиной, с отвращением окидывая взглядом лавку, и девчонка громка стуча каблуками, побежала на второй этаж. Раньше это место было… более престижно… Даже когда здесь торговали залежалым мясом. Возможно у потомка Эрнеста не было деловой хватки его деда.
«По телу расползалась ломота, а голова готова была лопнуть от боли. Перед глазами все еще стола Элинор и мир раскалывался на части, пропадая в зияющей бездне. Левая сторона лица горела огнем и воздух неожиданно стал слишком густым, будто свинцовым. Я судорожно пытался глотнуть кислорода, но легкие не желали работать. Что – то мокрое и холодное коснулось лба и я резко открыл глаза, судорожно выбросив вверх руку, поймав чью-то холодную ладонь. Очертания смазывались и сквозь мрак проступили черты молодой женщины. Серые глаза, в которых плескалась тревога. Скрытые под платком волосы.
- Не волнуйтесь. Вы – в безопасности.
Ее голос был спокоен, не смотря на общую тревожность и она на мгновение обернулась, взяв с тумбочки стакан полный воды, приложив его к моим губам. Я пил неприлично долго, и с каждым глотком, мне казалось, что становилось хоть немного, но легче. Она убрала стакан, а я наблюдал за ее движением со свойственным мне недоверием и несвойственной осторожностью. Я не знал где я нахожусь и кто она. И если эта спокойная женщина была моим врагом, вряд ли я мог дать ей хоть какой – то отпор. У меня не было сил, даже что бы поднять руку.
- Вы можете говорить? Понимаете мою речь?
- Да.
По горлу будто провели наждачной бумагой и я поморщился, оглядывая маленькую, бедно обставленную комнату.
- Мой супруг нашел Вас недалеко от города. Вы были без сознания и честно говоря, когда он Вас принес сюда, я думала, что Вы уже мертвы. Но, хвала Богам, я ошиблась. Как Вас зовут?
Я настороженно уставился в ее лицо, старательно переваривая ее слова, которые с трудом достигали, горящего как в лихорадке, рассудка. Прождав несколько секунд, она вновь спросила:
- У Вас есть имя? Как я могу обращаться к Вам?
- Бэл… - слова давались тяжело, будто я никак не мог вспомнить правильное расположение букв в алфавите. – Мое имя – Бэл. Где я нахожусь?
- В мясной лавке моего супруга. Недалеко от Сиберики.
- Сиберики?
- Да. Столица Королевства Менкалин.
- Что это за измерение?
Кажется, она не поняла меня. Ее брови взметнулись вверх:
- Измерение?
- Как называется этот мир?
- Аль де Марин.
Руки постепенно становились послушнее и я провел ладонями по лицу, пытаясь вспомнить слышал ли я что – то об этом месте. Кажется да, но прискорбно мало. Кажется, этот мир, располагался под Червоточиной Саманты в Изнанке, но я мог ошибаться. Пальцы коснулись повязки на левой стороне лица и я резко отдернул руку, с испугом посмотрев на нее.
- Вы были ранены. Я наложила повязку.
В голове был сумбур, и сознание то затухало, то вновь вспыхивало. Я попытался встать с кровати, но тело не слушалось. Женщина аккуратно коснулась моего плеча, укладывая меня обратно:
- Прошу Вас, не двигайтесь. Поверьте, Вы в безопасности.»
Я был обязан жизнью им обоим, и когда стал известен как Ртуть, вернулся обратно в эту лавку. Эрнест узнал меня и вместе мы проанализировали как можно наладить бизнес, остановив свой выбор на антиквариате. Деньги – больше не были проблемой, за два года своего становления, я успел сделать станок для монет. Ростовщическая лавка «Эрнест и сын», быстро приобрела популярность, и мой спаситель стал едва ли не одним из лучших на данном поприще. В последствии, мы заключили с ним договор. Эрнест был человеком чести, но я все равно старался не распространяться на свой счет. Вполне было достаточным тот факт, что он знал, что я не человек. И знал, что я переживу его потомков. Его семья стала моими «связистами». Среди нанимателей у меня не было врагов, поэтому все запросы на мои услуги, в письмах шли через семью Эрнеста и только в этом кругу легенда обо мне передавалась от отца к сыну. В обмен, каждый год, я отправлял им круглую сумму звонких монет в качестве благодарности, изредка забредая в их лавку раз. И если Абрахама я знал хорошо, ибо даже в преклонном возрасте именно он вел со мной дела, то о Вольфгане я не знал ничего. От слова вообще. Но за лавку было обидно.
Наконец на лестнице послышались шаги и я обернулась на их звук. Худой, жилистый мужчина, похожий как две капли воды на Эрнеста, остановился напротив меня и я увидел, как его глаза расширились.
- Я думал, что это… легенда… байка нашей семьи… - после секундной заминки, проговорил он. – Высокий человек, который никогда не открывает свое лицо, предпочитая скрывать его за непроницаемой маской.
Я усмехнулся:
- Возможно ты прав, и мне действительно пора переквалифицироваться в ранг легенды. Но, судя по состоянию лавки твоего деда, мне это не светит. В чем причина такого ужасного состояния?
- Антиквариат больше не в чести. На дорогах все чаще появляются паромобили и дроиды, и их комплектующие интересуют людей больше, нежели предметы роскоши и шика.
- Сколько нужно?
- Это непосильная сумма. – Вольфган отвел глаза.
- Сколько?
- Миллион золотых.
- Найди поставщиков, приведи лавку в приличный вид, распродай все товары. Я принесу тебе злато.
- Отец на смертном одре рассказывал байку о том, что всем что у нас есть, мы обязаны Вашему покровительству. Но я никогда не понимал, за что такая щедрость?
- Может быть я меценат и филантроп? – я фыркнул.
- Если вы действительно Ртуть, то вериться с трудом. – осторожно ответил он.
Я закатил глаза:
- Слухи – порождает страх, а страх – непонимание. Я обязан твоему деду и мои обязанности умрут вместе со мной, а я пока не собираюсь умирать. Так что у тебя есть все шансы, возобновить семейный бизнес. Для меня есть письма?
Глаза Вольфгана округлились и он хлопнул себя по бедру:
- Да. Одну минуту. Я принесу их.
Он направился вверх по лестнице, на полпути столкнувшись с подлеткой, едва слышно, что – то ей сказав. Девчонка посмотрела на отца и с нескрываемым любопытством на меня. Я с шумом выдохнул воздух, направившись вкруг по лавке, отмечая какие – то вещи, которые приносил в свое время я сам.
- Вы действительно Ртуть?
Я обернулся к девчонке, которая смотрела на меня серьезным взглядом, стараясь выглядеть как можно взрослее.
- Есть повод сомневаться? – я вскинул вверх брови.
Она стушевалась, но затем вновь вскинула голову:
- Я читала о Вас.
Эти слова больно кольнули куда- то под ребра. И сквозь ее голос проскользнул далекий и родной, звук которого я сохраню в самых глубинах памяти. Звук голоса Рейханы.
- Тогда нет смысла задавать этот вопрос.
- Если верить написанному Вам около трехсот лет. – она прищурилась, внимательно смотря мне в глаза в прорези маски.
Я медленно склонился к ней, тихо проговорив:
- Мне много больше, дитя. Но мы поговорим более детально, когда твой отец передаст тебе бразды правления семейного дела.
Девчонка отшатнулась и я выпрямился. Вольфган пришел на удивление быстро, передав мне целую пачку писем, перевязанных бечевкой. Не говоря ни слова, я спрятал их во внутренний карман своего плаща. Уже дома я рассортирую их и пойму, что мне интересно, а что нет.
- Сделай то, что я сказал. В ближайшее время, я принесу тебе золото.
Развернувшись на каблуках, я покинул лавку, остановившись на улице, втягивая носом прохладный воздух, как голову неожиданно заполонил неприятный, мерзкий звон и сквозь электромагнитные помехи, я услышал голос Л̀уны:
- Ты действительно думал, что если ты спрячешь свой «цветочек» в серали я ее не найду? Или что имея при себе такую цепную собаку, как Шарам, я не смогу добраться до нее? Твоя сделка с ним бессмысленна. Рано или поздно, она все равно покинула бы территорию Шаата. Я следила за ней, Бэл, она очень своевольна несмотря на кажущуюся рациональность. Выманить ее, не составило труда.
- О чем ты? – рыкнул я, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.
- Ах, Бэл, Бэл… Тебе ли не знать, что ради любви, женщина готова на любые безрассудства.
- Что ты с ней сделала? Где она?
Внутри утвердился холодный, липкий страх и виски взмокли, покрылись испариной.
- Пока в безопасности, но только пока. Хочешь увидеть свой цветочек в целости и сохранности, приходи на берег Ратинары. Сейчас.
Звон прекратился и немедля ни секунды, я переместился по оставленному ей шлейфу координат.
Небо было свинцовым и волны Ратинары с особым остервенением лизали каменистый берег земли. Прерывистый ветер доносил ни с чем не сравнимый, особый аромат приближающегося шторма. Я огляделся, пытаясь найти взглядом Рейхану, но берег был пуст. Неужели она решила просто поймать, предоставить как наживку то, ради чего я готов был бежать на другой конец земли?
- Не переживай. – ветер донес до меня голос Л̀уны. – Она вместе с Оазис прибудет с минуту на минуту, прям с собственной коронации, а пока у нас есть время поговорить.
- Зачем она тебя? Оставь ее в покое! Я здесь, мсти мне!
- Я и мщу, Бэл, просто через нее. Что может ранить сильнее, нежели когда у тебя забирают то, что тебе дорого.
- Я прогнал ее. Выгнал и больше я не увижусь с ней. Ты уже забрала у меня все. Я – один. Перед тобой. Остановись, Л̀уна.
- Ты плохо постарался, Бэл. – она улыбнулась. – Даже это, и то ты не смог сделать правильно. В противном случае, она не побежала бы тебе на помощь. Только ты мог добиться жалость к себе сразу от двух женщин. Ведь я не просила Оазис помогать мне. Мне вполне хватило ее услуг. Но, она решила поступить по-своему. Ты выбираешь очень неправильных друзей. И таких же любовниц.
- Я не хочу драться с тобой, Л̀уна…
- Как интересно ты заговорил. Ты заведомо проиграл. Тебе не хватит сил.
- Не сил. Я просто не хочу убивать тебя. Ты – то немногое, что осталось от Нелли.
- Ты и о своей супруге вспомнил? Все ради того, чтобы сохранить жизнь своей новой любовнице?
Я стянул с лица маску и плащ, опустив их на землю и бросил под ноги Л̀уны кнут и пластины с лезвиями, ответив:
- Рейхана никогда не была моей любовницей, и о Элинор я никогда не забывал. Я безоружен, и чертовски устал. Сделай уже то, что ты хочешь, чтобы успокоить себя. Отомсти мне не через кого – то. Рейхана просто человек, который оказался не в том месте, и не с тем существом. И мне чертовски жаль, Л̀уна. Это касается только тебя и меня, не впутывай других. Пора закончить весь этот фарс. Ты считаешь меня трусом. Я признаю это. Я не желал смерти Нелл, и даже по прошествии времени ее гибель стоит перед глазами. И чем дольше я думаю об этом, тем больше понимаю, что я мало чего мог сделать. Я просто не успел. Я трус, но не потому что сбежал, оставив ее, а потому что не погиб вместе с ней. И я сожалею об этом. Я любил ее.
- Ты никогда не любил Элинор! – зло крикнула она. – Не смей мне лгать!
- Я не лгу тебе. Я любил. Но любил ее иначе. Не той любовь, которую она хотела видеть от меня. И мне тоже жаль.
Л̀уна расхохоталась:
- Ты действительно думаешь, что я поверю твоим сладким речам? Думаешь, что я хоть на минуту, но поверю тебе? Как же ты любишь тогда свой цветочек? Так же или сильнее?
- Иначе.
- Иначе… - протянула она, покивав головой. – Что же... Ты прав, пора закончить этот фарс. Раз любишь ты свой цветок иначе, то сделай для нее то, что не смог сделать для Нелл. И клянусь, Бэл, я оставлю ее в покое. Да и тебя тоже, просто потому, что мне нечему будет уже мстить.
Я развел руками, открываясь перед ней.
- Нет, Бэл. Так не пойдем. Не моими руками. Сделай это сам. Твоя жизнь, в обмен на ее. Зайди в свой любимый океан зная, что это твоя личная гильотина. Пойдешь на это? – она протянула мне руку.
Выбора не было и я не лукавил. Я действительно, чертовски устал от всего этого. Я не сомневался в ее словах. Л̀уна не из тех, кто будет бравировать, более того, мы практически не умеем лгать. И говоря Рей о том, что она лишь эксперимент, я тоже не лгал. Я высказал ей свои мысли, которые посещали меня еще в самом начале, когда она только появилась в поместье, умолчав о том, как сильно они изменились за это время. И о том, как сильно я привязался к ней. И если я могу обеспечить ей долгую, счастливую жизнь, моя шкура – прискорбно малая цена.
- Пойду. – я сжал ее ладонь, чувствуя, как по телу проходят волны энергии закрепляющие наш договор.
- Возможно тебе даже повезет и она не увидит твоей смерти. – Л̀уна смешливо сморщила прямой нос. – А твоя высеченная из камня статуя, украсит собой центральный зал ее серали.
Я ничего не сказал ей, направившись к океану. Голова была пуста. Ни одной мысли и это было так странно. Я так боялся смерти в момент падения Изнанки, так не хотел умирать, когда узнал, что не могу нырнуть в соленные воды океана… Но сейчас мне было все равно. Наверное, потому что там я мог себя спасти, а здесь – уже нет. Когда – то давно я читал в глупых человеческих книгах, что перед смертью пролетает вся жизнь перед глазами. Возможно мне повезло, видимо моя жизнь была столь насыщенна, что ни одна картина не восстала в моем сознании. Наверное, если бы я начал вспоминать всех, кто мне стал дорог или кому я был благодарен или просто тех, с кем я был близок, я бы сошел с ума. Но разум был чист, как лист бумаги. И все что было «до» стало казалось всего лишь проекцией искалеченного сознания. Я замер всего на мгновение, смотря как вода останавливается едва ли не в миллиметре от носов ботинок, как услышал, как меня окликнули. Голос Рейханы набатом звучал в голове и не веря своим ушам, я повернулся. Всего на секунду. Она действительно, как и сказала Л̀уна, была здесь. Стояла приложив ладони ко рту и я видел, как расширились ее глаза от понимания происходящего. Она попыталась броситься ко мне, но Оазис не позволила ей этого сделать, крепко обхватив за талию. Я отвернулся, слыша, как она зовет меня и ее голос подтачивал мою решимость. Я не хотел умирать. Я хотел быть если не с ней, то хотя бы подле нее. Но магия тихо шептала о бренности моих собственных желаний. Я бросил быстрый взгляд на Л̀уну, отмечая выражения триумфа на ее лице. Нужно было закончить этот фарс, тем более если собралась столько зрителей посмотреть на мою анафему… Раздумывать и медлить не было смысла и я сделал шаг навстречу волне. Я ожидал всепоглощающей боли, которую уже испытывал. Ожидал, как забьется по камням гладкий, рыбий хвост. Ожидал, как все внутри сведет судорогой и я буду сходить с ума от муки, пока все тело не превратиться в гладкий валун, который лишь очертаниями будет напоминать меня самого. Но боль, которую я ждал, так и не появилась.
Что – то с силой ударило в спину и я рухнул на песок, набрав полный рот воды. А ведь, я собирался погибнуть героически, а не как какой – то паяц… Я вынырнул, оплёвываясь от воды, неожиданно сообразив, что на моей груди рыдает Рейхана, которая вывернулась из хватки Оазис. Руки непроизвольно обхватили ее за талию. Я чувствовал, как соленные волны омывают мое тело; чувствовал идущее от Рейханы тепло; чувствовал холодный морской воздух, заставляющий кожу покрываться мурашками. Я чувствовал все что угодно, кроме боли или приближающейся поступи Вечности.
- И вновь рано самоликвидироваться, Бэл – Эа. Сначала надо было написать эпитафию и уж потом героически умирать. Но все же, поздравляю с успешным снятием проклятия. – услышал я над головой голос Джефферсона.
Он скалился, явно довольный произведенным эффектом и моим непониманием, в частности. Я поднялся на ноги, подхватив на руки Рейхану, утешая ее увещеваниями, что я живой и умереть мне по – человечески не дали, но она продолжала всхлипывать, вцепившись в мои плечи с такой силой, будто если она меня отпустит, то я непременно куда-то денусь. Поняв, что увещевания на нее не действуют и максимум что я могу сделать, так это просто утешать ее, я перевел взгляд на Джефферсона, отметив, что Л̀уны уже нет на пляже, поинтересовался:
- О чем ты?
- О том, что ты в точности выполнил сделку с нашей доброй знакомой, а именно вошел в океан, точно зная, что погибнешь. Про «смерть» условий не было. Ее проклятие, а именно односторонняя сделка с ее стороны, перебазировалось в нынешнюю сделку с тобой, которую ты с успехом выполнил. Быть трикстером целая наука, в которой слишком много крючкотворств и лазеек. – Джефферсон широко улыбнулся, обнажив клыки. – Твоя анафема снята и ты вновь можешь входить в океан. Напоминанием лишь останется твой шрам, но думаю ты уже к нему привык. Да и в Аль де Марине считаю, что шрамы украшают мужчину.
Ассула хохотнул, хлопнув меня по плечу. Но я был в таком шоке от неожиданной информации, что даже не обратил на это внимания.
- Кстати о нашей доброй знакомой. – улыбка на лице Джефферсона исчезла, когда он заговорил о Л̀уне. – Она временно побудет в подвалах моего поместья. Дальше я решу, что с ней сделать. Но твоей жизни или жизни Цветочка, она точно не будет угрожать. Даю слово. Кстати, как насчет того, чтобы стать ментором для Цветочка?
Я перевел взгляд на Рейхану, которая уже успокоилась и внимательно смотрела на меня. Всего мгновение, а потом она медленно кивнула. Прощен. От этой мысли стало легко и как – то приятно. Я вновь перевел взгляд на Джефферсона:
- Думаю, я отвечу согласием на твое предложение.