К назначенному времени Витька не появился. Мы прождали его минут двадцать, так как не могли уехать без его верёвки. Наконец он показался из-за перелеска, пешком, неся на плече моток крепкой капроновой верёвки.
- Ты чего так? Где велик?
- Меня не отпустили…
- А как же ты пришёл?
- Я на минутку только, а то накажут...
Колька презрительно осмотрел его с ног до головы.
- Понятно…. Ладно, чёрт с тобой. Давай сюда свою верёвку.
- Только не потеряйте, а то мне достанется...
- Не потеряем.
- Я бы тоже поехал, но меня не опустили…
- Управимся. Привет!
Мы бешено закрутили педали и, не оглядываясь на приунывшего Витьку, помчались по гравийной дороге, вздымая за своей спиной облака мельчайшей белой пыли. На одном из поворотов мы свернули на лесную тропинку и снова наддали. Ветер свистел в ушах и приятно обдувал тело после длинного, жаркого дня. Колька мчался первым, крутя ногами как сумасшедший, и его золотой «Салют» летел как птица, но и я не отставал от него ни на дюйм, и даже обошёл пару раз на поворотах, рискуя улететь в кустарник. Мы выскочили на поле, на полной скорости, но вскоре, были вынуждены сбавить скорость – колёса буксовали в зыбучем песке разбитой просёлочной дороги и мы поминутно соскакивали с сидений и вели своих стальных коней рядом, по высокой, увядшей траве.
- Смотри, там есть кто-то!
- Вижу, вижу, - буркнул Колька. – Давай правее, пока не заметили. Чего они там забыли?! Места что ли мало?..
Мы сделали большой крюк, и зелёный остров теперь был между нами и компанией из пятерых молодых парней расположившихся у кромки зелени, метрах в десяти метрах от люка. Из открытых дверей белых жигулей надрывалась музыка, и радостный гогот поминутно взрывал тишину. На капоте блестели бутылки и какая-то закуска, а в стороне, поднимался белесый дымок небольшого костра. Они явно не торопились уезжать. Чертыхаясь, мы спрятали велосипеды в кустах и стали пробираться ближе, бесшумно скользя меж кустов как заправские индейцы. Мне даже понравилось, поначалу как складывалось наше приключение. Словно мы подбирались к лагерю беспечных белых переселенцев, невидимые и опасные, собираясь напасть на них врасплох и взять в плен.
Крики постепенно приближались и вскоре мы могли разглядеть сквозь зелень всю шумную компанию. С первого взгляда, нам стало понятно, что все без исключения были изрядно пьяны. Толстый белобрысый парень в синей футболке с фотографией злобного бульдога на груди отмечал свой день рождения и поминутно прыгал на месте, горланя что-то залихватское и хлопал приятелей по плечу. Все говорили одновременно, хохотали и бросали пустые пивные бутылки через наши головы вглубь острова. Мы лежали за небольшим бугорком, в густой, сочной, пряно пахнувшей траве, в 3 метрах от люка, не зная, что предпринять, когда внезапно, раздались выстрелы. Я аж подскочил от неожиданности, но Колька ободряюще улыбнулся мне.
- Пригнись, а то заметят.
Поставив несколько бутылок на ствол упавший берёзы, компания, по очереди, палила по ним из травматического пистолета, раз за разом промахиваясь. Каждый промах сопровождался проклятьями и гоготом. Пистолет передавался из рук в руки и новый «снайпер» выходил на линию огня, что бы сделать свой выстрел. Пули пролетали значительно левее нас, но шум срываемой ими листвы и запах пороха пугал меня. Колька лежал неподвижно, и мне было завидно его самообладанию. Я тоже старался придать своему лицу выражение безразличия, но каждый выстрел всё равно заставлял меня нервно вздрагивать. Наконец кто-то попал, и звучный звон стекла слился с криком одобрения.
- Моя очередь!
- Ни хрена! Я попал – я опять стреляю.
- Да ты охренел!
- Сам охренел! Я стреляю!
- Правильно! Сам же говорил. Давай, Витёк, хреначь!
Новый выстрел и новый звон стекла.
- Ага! Вот так, блин! Учитесь, сынки!
- Да пошёл ты…
- У-чи-тесь!
Третий выстрел и последняя бутылка разлетелась вдребезги.
- Видели?! Нет, вы видели это?! Никто так не сможет! Давайте, тащи новые бутылки, я сейчас всё тут перестреляю нахер...
- А всё.
- В смысле? Как всё?
- Всё. Остальные выкинули.
- Твою мать!
- Может, пойдём, поищем?
- Да ты сдурел что ли…
- А чего? Пошарим немного и найдём.
- Да ну… Всё равно в магазин надо.
- Что, вообще всё кончилось? Как так-то?
- А вот так!
- Что, вообще всё выжрали?!
- Нет, блин, лимонад вон твой остался. На, попей.
- Да иди ты!
- Сам иди! Эй, кто со мной в магаз?
Вызвались все. Мы облегчённо переглянулись с Колькой. Именинник, он же водитель, завёл движок, но, спустя несколько секунд выбрался из машины и под улюлюканье друзей побежал в нашу строну.
- Смотри не расплескай!
- Лопух, лопух сорви!
- Да зачем лопух, песочком, песочком хорошо! Молодит!
Толстяк, огрызаясь, стал пробираться среди поросли, двигаясь прямо к колодцу, расстёгивая на ходу штаны. Мы вжались в землю. Хруст и ругательства замерли, а затем, раздался вскрик и новая порция ругани. Юбиляр едва не провалился в люк и теперь стоял на его краю, с наполовину спущенными штанами и, недоумевая, глядел вниз.
- Ну, ни хрен себе, лиса!.. Эй! Эй, там! Давай сюда!
- Чего, – донеслось из машины, – помочь подержать? Вырывается?
- Давай сюда, говорю! Тут лиса!
- Кто? Ты чего, прикалываешься что ли? Какая нахрен лиса?
- Да говорю вам лиса, давайте сюда!
Мы обречённо ткнулись лбами в землю. На какой-то момент, мне пришла в голову идея вылезти и попросить ребят помочь нам. Колька, словно прочитав мои мысли, отрицательно покачал головой. В его спокойных, ясных глазах стоял страх.
- Ну, где там твоя лиса?
- Да вот, смотри.
- Ё моё и правда лиса! Пацаны, реально лиса попалась!
Они сгрудились вокруг ямы. Их пьяные, раскрасневшиеся лица были оживлены.
- Ну, что, попалась, а?
- Смотри, у неё курица там!
- Охренеть!
- Спёрла и попалась! Так ей и надо!
- Да какая курица. Тухлятина, какая-то…
- Точно тебе говорю, курица.
- Херня.
- Спорнём?
- Да иди ты…
- Точно курица.
- Да усрись ты своей курицей!
- Что ты сказал?
Крик нарастал, когда сквозь него явственно донёсся шум передёрнутого пистолетного затвора.
- А ну, отойдите!
Именинник опустил руку с взведённым пистолетом к яме и прицелился, щуря один глаз. Выстрел прозвучал неожиданно тихо и глухо. Всё захохотали.
- Смотри яйца не отстрели себе, мазила!
Новый выстрел. И снова гогот.
- Ну, ты вообще! Ты чего, оба глаза закрываешь?
- Заткнитесь, – заорал побагровевший стрелок. – Заткнитесь!
- Э-э, хорошо! Ты чего?! Успокойся!
- Заткнитесь, я сказал! – снова заорал толстяк, махнув пистолетов в сторону сгрудившихся парней. - Просто, заткнитесь, все! Ясно?!
Во внезапно наступившей тишине он снова прицелился, взяв пистолет обеими руками. Я увидел, как Колька страшно побледнел и закрыл уши руками. Я ещё удивился тогда, зачем? Выстрел хлопнул и вслед за ним в воздух взвился протяжный визг, а потом не то лай, не то бормотание, и снова визг, переходящий в хриплый плач. Компания шарахнулась от люка, но толстяк не шелохнулся. Он снова тщательно прицелился и нажал на спуск.
- Чёрт! Дерьмо!
Что-то заело, и сколько он не дёргал судорожно затвор, его заклинило намертво.
- Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
Душераздирающий скулёж и вой пронзал воздух, заставляя кровь холодеть в жилах. Протрезвевшая компания выглядело жалко. Только толстяк всё ещё ярился, пытаясь сделать что-то с пистолетом, но и его нервы стали сдавать, и я видел, как затряслись его пухлые руки. От ужаса у меня волосы поднялись дыбом, и я уткнулся лицом в горячую, ароматную траву, плотно заткнув уши, и желая лишь одного – чтобы этот ужасный, невыносимый плач, наконец, остановился. Но он нёсся и нёсся из разинутого зева люка и толстяк, полностью потеряв остатки потерял самообладания, заткнул пистолет за пояс и обернулся к друзьям за поддержкой.
- Ну, сделайте, что ни будь! Не стой те так!
Всё молча отстранились от него.
- Нельзя её так оставить теперь, нельзя, вы понимаете? Нельзя!
- Вот и сделай, – зло бросил кто-то сквозь зубы. – Дебил…
Толстяк озверело оглянулся вокруг.
- Камень, дайте мне камень!
- Да где ты тут камень найдёшь в поле…
- Что-нибудь тяжёлое тогда дайте! Не стойте так!! Пацаны!
- Сам отдувайся…
Лицо толстяка сделалось бешенным. Он рыком он кинулся к машине.
- Эй, ты куда? Ты ей спину перебил! Так и оставишь её тут?
- Отвалите, суки. Отвалите! Сейчас я всё сделаю. Я вам, блядь, всё сейчас сам сделаю, суки. Суки!
Он исчез на минуту и снова примчался обратно, таща тяжело булькавшую металлическую канистру.
- Ты чего, совсем охренел!
- Уйди от меня! Уйди! – закричал толстяк и пена срывалась с его губ. – Уйдите!
Он подбежал к краю ямы и, сорвав крышку, стал лить бензин вниз, прямо на этот стон и плач. Мне показалось, что я схожу с ума. Что я сплю. Что всё это понарошку. Не всерьёз. И мы сейчас сядем на велосипеды и поедем по полю, залитому закатным пурпуром и всё будет хорошо, как раньше, как всегда. Толстяк прекратил лить, кое-как закрыл крышку и откинул канистру в сторону. Пошарив по карманам, он вытащил спички и не мешкая зажёг одну. Парни шарахнулись в сторону, а он, точно одержимый, остервенело швырнул её в отверстие на земле и столб пламени вырвался в небо, унеся с собой последний, короткий крик. Не сговариваясь, мы вскочили на ноги и бросились к велосипедам. Наше внезапное появление ошеломило компанию и они, видимо, сами здорово испугались, потому, как тоже опрометью кинулись к машине, забыв канистру, и помчались по полю к шоссе, вздымая клубы пыли и подпрыгивая на ухабах, забыв выключить ревевший изо всех динамиков шансон. Низко пригнувшись к рулю, мы летели по полю в другую сторону, к лесу. Колька далеко оторвался от меня, и первый достиг деревьев. Я влетел туда следом, не сбавляя скорости, и вломился в кусты таволги, перелетев через руль. Вскочив на ноги, я подхватил велосипед и, не чувствуя боли в расцарапанном лице, бегом покатил его следом за удаляющимся Колькой. Мы бежали, задыхаясь, перетаскивая велосипеды через упавшие деревья и бурелом, пока не вышли на какое-то подобие тропинки и снова не оседлали их, и остановились только у нашего лабаза. Я уронил велосипед в заросли крапивы и лёг ничком на торф, задыхаясь от боли и усталости. Колька сидел на земле рядом со мной. Его лицо было грязным, и слёзы проделали два белых следа на его щеках. За всю дорогу мы не проронили ни слова. Отдышавшись, также молча мы встали и побрели к участкам. Уже на выходе из леса, Колька остановился и стал яростно тереть лицо, мокрой от пота и грязной футболкой. Потом он оглянулся на меня и произнёс тихим, спокойным голосом, глядя мне прямо в глаза:
- Вырасту, куплю себе автомат и убью его... Убью!
Я ничего не смог ответить, а он махнул мне на прощание и побрёл домой, маленький и немного сутулый, катя рядом с собой свой слишком большой для него велосипед.
Конец.
