— Ти-ти-ти, остынь! — укоризненно произнес отец Иринарх. — Здешние люди одним днем не живут. Мне вчера благочинный пояснил так: весна в долинах ныне припозднилась. Утки-то и завернули на Култушное поднабраться силы для дальнего полета на север. Кормов для них тут хватает. Стрелять на озере строго-настрого запрещено, на это есть отведенные начальством угодья. Здесь набьешь дичи — север оголится...
— Папа, гляди, какая красивая утка у талинки купается! — дернула за рукав отца Лиза. — Почему у нее головка и грудечка черные, а бочки, белые?
- Этого я не знаю. Так уж ей Богом дано.
- Это кавалер. Цернь, так у нас называемая! — раздался сзади бодрый, с прицокиванием голос.
Все разом обернулись.
Перед ними с узлом в руках стоял бравый камчадал лет сорока пяти, в солдатских брюках и гимнастерке.
Из-под сдвинутой набекрень фуражки с блестящим козырьком торчали по бокам смоляные строптивые волосы.
Обут он был в яловые черные торбаса с красной опушкой поверху.
Широкоскулое, продубленное весенним ветром лицо, с черными, как шикша, глазами приветливо улыбалось.
- Казак Петро Корякин! — гаркнул он, чудно сдвинув и тут же раздвинув короткие широкие брови. — Вота-ка вам послали еду, — протянул он узел.
В узле была кастрюля, заполненная доверху вареной рыбой и картошкой, и завернутый в бумагу каравай, ржаного хлеба.
- Первая цавица в устье Аваци зашла, — показал казак на куски отваренной рыбы. — Ну, а как водится у нас: первую добыцу подай на стол начальнику и благочинному.
- Присаживайся с нами, казак, — пригласил батюшка.
- Благодарствую. Рад бы, да не могу: щас у нас уцоба, и брюхо должно находиться налегке. Вона-ка почтарь Векша катит, он-то уж]с вами посидит, — сощурил в усмешке глаза Корякин.
Так приезжие познакомились с известной личностью на Камчатке, Петром Корякиным.
Он был замечательным охотником, умелым мореходом.
Восемь лет назад, охотясь на морского зверя, Корякин на ветхой шлюпке забрался на оконечность полуострова, на мыс Лопатка, и открыл богатое лежбище бобров.
Начальник Петропавловского уезда Ошурков воспользовался его открытием, объявили лежбище Корякинским, а промысел там — достоянием камчатской казны.
А чтобы к драгоценному зверю (шкура бобра оценивалась в тысячу рублей) не тянулась чужая рука с ружьем, в восьми верстах от промысла учредили сменную охрану из шести казаков.
Трое из них проживали в Петропавловске, а трое — поближе к лежбищу, на западном берегу Камчатки, в селении Явино, которое находилось в двухстах верстах от Лопатки.
Командиром охраны был назначен Корякин.
В одной руке мы держим русский флаг, в другой — заряженную винтовку, говорили охранники лежбища, что означало: попробуй подойти!
Сейчас Петр Корякин со своими двумя напарниками был освобожден от караула и находился на учении у унтера Сотникова, являясь его помощником.
- Церни-то, церни! — восклицал Корякин, глядя на озеро. — Сколько ее налетело!
- Папа, где цернь? — спросила Лиза.
- Чернь, доченька, — поправил отец. — Вон у тальника.
— А рядом с ней буренькая утка плавает. Видишь? На кончике носа белая каемочка. Это кто?
- Это дамоцка, — пояснил казак.
- А рядом, с косичками, тоже дамоцка? — показала Лиза на суетливую остроносую птицу. — Охорашивается по-всякому, как наша Саша. Правда же?
Священник ухмыльнулся и посмотрел на Сашу.
Катя не вытерпела и залилась смехом.
Саша не обиделась уж очень красиво ухаживала за собой утка.
.... Продолжение в следующей части.