- Лицезрите», люди! Вон он», край земли! — по-детски замахал руками Кокашкин. — Справа Мишенная сопка...
- Это Петровская, — остудил его пыл учитель Косыгин.
Ну, эта еще надо доказать, — обиделся добровольный путеводитель.
В честь прибытия парохода с пристани ахнула пушка, атрибут больших праздников.
Приход судна с продуктами и товарами раз в году
праздник.
Встречать „Тунгус" вывалило на пристань все население провинциального городка, а с ним припожаловали вездесущие собаки, поднявшие отчаянный лай.
Из трюма высунулся Юн Чан Фу со свертком и с подобострастным взглядом положил его у ног сердитого казака.
Тот небрежно взял подношение, осмотрел его содержимое и кинул в лицо китайца.
Первыми по трапу сбежали напомаженные Римма и Лима и сразу же попали в окружение любопытной публики.
За ними, не торопясь, с достоинством, стал спускаться отец Иринарх, ведя за ручку Лизоньку.
Рядом следовали Шура, Катя и дьякон Деталович. Навстречу новоприбывшим шагнули пятеро священников — остаток былого Камчатского епископства.
Само епископство в позапрошлом году перевели во Владивосток, и теперь церковную власть в округе и городе представляли пятеро священников.
Вперед выдвинулся невысокий, с живым загорелым лицом священник в малиновой с оранжевыми рукавами ризе.
Склонив голову набок, он представился:
— Благочинный, отец Анемподист. Значит, прибыли, долгожданные гости.
- Священник Иринархий.
- Дьякон Деталович, — прогудело над пристанью, и пожилая камчадалка, стоявшая подле священников, рухнула на колени.
- Батюськи-и-и... Нюу, сынка, голос твой!
Пассажиров торопко растащили по домам.
Попа Иринарха с детьми забрал благочинный, ведавший церквами округа.
Дьякона Деталовича заманил к себе на постой, очарованный его голосом, почтмейстер Гвоздев.
К нему же „переночевать ночку-другую" пошел сопровождающий почту Кокашкин.
На опустевшую пристань сошли с парохода китайцы в сопровождении казаков.
- У меня другой подарок есть, — подкатился Юн Чан Фу к сердитому казаку.
- Замолчь!
- Да ну их! — скривил лицо второй казак. — Только в такой день и таскаться с ними по городу.! Отпусти их, Харлампий, пусть сами добираются.
— Марш в канцелярию! — приказал Харлампий.
В этот вечер оживленно было на всех трех улицах Петропавловска. Самую длинную из них называли Большой, а в дни гуляний — Прошлехтом. На ней находились все деловые учреждения и магазин. Поперечная ей улица, которая шла от пристани, именовалась Второй, или Таможенной. И поверху, по Петровской сопке, пролегала короткая Казначеевская улочка.
В этот вечер Прошпехт заполнился степенно прогуливавшимися чиновниками и приказчиками чуринской фирмы. Их франтоватость виделась в манере разговора, походке, в щегольской одежде: фетровые шляпы, фраки с жилетами, яркие галстуки, лайковые перчатки. Деловито, как косточки на счетах, постукивали о тротуар тросточки.
Из избы почтмейстера под звон гитары выплывал бас Деталовича: „Накинув плащ, с гитарой под полою...". Ему складно вторили тенор и баритон.
По соседству, в солдатском бараке, взвизгивали девицы. Надрывалась гармошка. Чей-то задиристый голос насмешливо выводил:
Привезли на почту почту.
Почту Гвоздик не дает,
Хочет Гвоздик эту почту
Растянуть на целый год!
Петропавловск веселился!
...Продолжение в следующей части.