Зелень яшмы оторвала взгляд Гунзи от агата, и перед ним простерлась морская гладь.
Сладко заныло в груди..
Он, Сечу Гунзи, сын самурая, во.главе ста двадцати переселенцев, набранных из младших офицеров и матросов военного флота, отправляется на парусниках к далеким землям Эзо, чтобы стать стражем „северных дверей".
Они вышли, из Токийского залива под белыми парусами, с торжественными флагами, под звуки военного марша.
Многолюдная толпа восхваляла их подвиг.
Губернатор Токио с толстой японской энциклопедией в руках провозглашал:
— Япония уже с самого момента своего возникновения должна считаться повелительницей всех тех мест, которые она занимает ныне, и даже тех, которые еще не занимает. Банзай!
— Банзай! Банзай! Банзай! — летело вслед уходившим. Так, обласканные красивыми девушками, богато одаренные императорской четой и знатными людьми, переселенцы покинули столицу. Сам микадо издал приказ, предписавший жителям тех мест, где будут приставать путешественники, доставлять им бесплатно все необходимое.
Три года шли они под белыми парусами морской дорогой до крайнего острова Курильской гряды — Шумшу...
Взор Гунзи перекинулся на дымчатый топаз.
В кисейной дымке показались плывущие с рыбой японские шхуны.
Это они возвращаются из первого похода в Дальнее море — от берегов Камчатки.
Вместе с судами акционерного общества рыболовства в Дальнем море „Хакочикай" и компании „Сухара" суда и его компании, „Энкаисюу суисан кумиан", самой большой компании по добыче рыбы в Дальнем море.
Гунзи скоро станет самым богатым человеком в Японии...
На окно упала тень, и камни померкли.
Гунзи нервно вскинул голову, вздернул губу и обнажил торчавшие вперед длинные зубы.
Заслонив солнце, у окна стояли охранник, служанка и айн-переводчик.
— Я-ааа! — словно сивуч, взревел Сечу Гунзи. Три фигуры замерли в испуге. Но тут Гунзи вспомнил, что у него сегодня день изучения русского языка, и умерил свой гнев. Недавно его вызывали в Токио. Там он был представлен главе зарождающегося союза „Кокурюкай" („Черный дракон") Мацуре Тояме, который с фанатическим пылом требовал: „Вы должны ездить по Камчатке и вести там разведывательную работу, изучать обычаи, язык, нравы и в то же время располагать их души к нам. Война между Россией и Японией неминуема. Камчатка — земля варварская и далекая — должна стать нашей. Ее люди должны любить Японию". Мацура Тояма надеялся на Гунзи, ждал от него скорых решений. Ему было отпущено 250 тысяч иен. В помощь снарядили врача Ода Наотаки. Помни, сказали ему, Хоккайдо был нашим скачком на Сахалин. Знай: Курильские острова, Парамушир и Сюмсю — прыжок на Камчатку.
Вчера Ода отплыл на шхуне с рыбаками для изучения пустынного восточного побережья Камчатки.
Надежная опора Ода Наотаки!
Вознеся себя на крыльях мечты, Гунзи приосанился, стал внимательно осматривать себя в настенное зеркало.
Матово-белая кожа, продолговатое лицо, тонкий выпуклый нос, открытые карие глаза, чуть-чуть выдающиеся скулы, тело стройное, ростом выше солдата. „Таким и должен быть тип высшего сословия!" — горделиво заключил Гунзи.
Он свысока оглядел солдата-охранника: раскосые, похожие на таракашек, глаза, приплюснутый нос, рот, как у морского бычка, желтое лицо, скулы выпирают.
Брезгливо перевел взгляд на трясущегося айна.
Некоторые ученые доказывают, что айны влили свою дикарскую кровь в японцев и повлияли на внешний тип великой расы.
Ничего нет схожего с этими низкими типами! — восторжествовал Гунзи. Огорчали его лишь длинные зубы. Они приподнимали верхнюю губу, отчего казалось, что он все время улыбается.
Чтобы скрыть эту вечную улыбку, Гунзи отрастил усы.
...Продолжение в следующей части.