Определенной территории требует не только единичное существо, но и стая, стадо, племя. Причем, в пределах этой территории каждому положено «знать свое место». В стаде макак более матерые самцы и сами занимают центр территории, на периферии от них располагаются молодые самки, а еще дальше к периферии — юные самцы.
Волки, передвигаясь стаей, строго придерживаются своих правил размещения: горе тому, кто посмеет забежать вперед вожака, «настоящий» сильный предводитель не остановится перед тем, чтобы загрызть его насмерть.
Сохранились ли эти инстинкты у человека?
Во всяком случае, если не в тесной комнате, то в шкафу или сундуке вы вряд ли почувствуете себя уютно. Космонавты проходят на земле специальную тренировку, чтобы привыкнуть к прекрасно оборудованной капсуле космического корабля. Но, с другой стороны, вообразите себя в непривычно пустом зале — внутри «зашевелится» что-то вроде страха. У психически полноценных, но утомившихся или много переживших людей иногда развивается страх перед большими пространствами — так называемая агорафобия, древний инстинкт пробивается наружу.
Другие, наоборот, начинают бояться малых помещений. А не приходилось ли каждому бывать в домах, где хозяйка необыкновенно озабочена тем, как рассадить гостей сообразно чину и званию? Не будем слишком строго судить эту хозяйку, она руководствуется скорее традициями, а традиции эти восходят к древнейшим ритуалам, а сами ритуалы — к тем временам, когда еще инстинкты, а не понятия правили человеческим племенем.
Наши представления о могуществе, силе, власти сплошь и рядом связаны с пространственными представлениями, возьмите хотя бы слово «величие»... Высшую степень восхищения мы выражаем возгласом: «Грандиозно!».
Но еще любопытнее — связь наших пространственных представлений с чувством времени. По данным психологии, пространство — первое приобрететение ребенка. Уже в один год он знает, как попросить, чтобы его взяли на руки, но установить связи во времени— еще не может. Только около двух он начинает понимать, например, что, если пришел отец, значит скоро будет обед. А понимание исторического времени, то есть того, что было прошлое и есть будущее, — приходит не раньше 10 лет.
В условиях длительной изоляции у человека неизбежно нарушается чувство преемственности во времени: «вчера», «позавчера» и «сегодня» могут поменяться местами. Когда человек приходит в себя после обморока или глубокого сна, он прежде всего ощупывает себя, потом оглядывается по сторонам и лишь после этого припоминает случившееся, восстанавливает прерваный ход времени. Все это дает основания психиатру П. Сивадону предполагать, что расширение поля деятельности больного, его территории одновременно укрепляет в нем чувство «существования во времени», дает ему перспективу будущего.
Вот почему сторонники этого взгляда начинают лечение с двигательных упражнений, часто в воде, где двигаться легче, причем система душей вынуждает пациента принимать разнообразные позы, испытывая при этом удовольствие, йоги утверждают, что их движения и позы ведут к умиротворенному, ясному настроению. Видимо, значение комплекса «пространство — время — настроение» выходит далеко за рамки психиатрии и физического самоусовершенствования.
Может быть, в будущем возникнет особая отрасль знаний, сплав психологии с другими науками — механикой, оптикой, геометрией. Может быть, это будет первое «органическое соединение» наук с искусствами — живописью, графикой, скульптурой, музыкой. Архитектура — застывшая музыка, говорил Гете. Знаменитый архитектор Оскар Нимейер спорит с теми, кто полагает, что один лишь «функционализм» (соответствие здания его назначению) составляет цель зодчего. В противовес этому течению, еще недавно модному в архитектуре, он отстаивает принцип эмоционального воздействия построек. И как отстаивает! Любой, кто видел хотя бы фотографию города Бразилия, испытал при этом удивительное чувство — лучше всего сказать. радость быть одним из людей.