Марокканский город Фес известен своими изделиями из кожи. По смраду там легко можно найти огромные красильни, которые работают здесь еще с 14 века. Прямо сюда привозят тонны свежих шкур, тут же отмачивают их, режут, моют, красят и шьют, создавая шедевры, которые на ура расходятся среди туристов.
Фотограф Анзор Бухарский успел побывать там до реставрации, которая уничтожила дух места на долгие-долгие годы.
Когда я впервые увидел по телевизору это место, я подумал, что это исторический фильм. Про рабов, их надсмотрщиков и хозяев. C трудом укладывалось в голове, что это происходит в наше время.
Я долго мечтал хоть раз в жизни увидеть всё это вживую, и моя мечта сбылась в 2015 году, когда я впервые попал в Марокко.
Производство расположено в самом центре старой Медины в Фесе. Уже на подходах к ним к иностранцам начинают приставать местные: «Welcome to Grand tannery», обещая за деньги провести внутрь. Меня провел туда Абдулла, один из местных бригадиров.
В реальности все оказалось куда грандиозней, зрелищней и насыщенней, чем по телевизору. А еще там стоял жуткий запах от красок и химикатов, которыми обрабатывают кожу.
Проводник привел нас на специальную смотровую площадку, откуда туристы делают тысячи одинаковых кадров в день.
— Все это очень мило, но мне нужно туда, – сказал я, показав вниз.
— Зачем? Там ведь грязно, все снимают отсюда, – удивился Абдулла.
— Я уже догадался, но мне нужно снять оттуда, — настоял я, и наш провожатый неохотно провел нас вниз к самим красильням.
Мануфактуры представляют из себя огромную площадь с большими глиняными чанами-красильнями, в которых вымачивают настоящую кожу. Вокруг них расположились мастерские, где эту кожу разрезают, дубят и обрабатывают до и после покраски.
Рабочие выглядят как рабы на галерах в древнем Риме. На них одежда, окрашенная в самые немыслимые, но приятные глазу цвета. Весь труд хорошо организован и разделен, как и полагается на мануфактурах: одни красят кожу в чанах, другие обрабатывают ее в крохотных каморках-мастерских, третьи заняты развеской и сушкой. Время от времени на них покрикивают бригадиры-надсмотрщики, тогда работа ускоряется, даже несмотря на палящее африканское солнце.
На территории дубилен я видел даже маленькую мечеть, где работники могли молиться во время намаза. Я сделал внутри пару кадров, а потом услышал какой-то шум снаружи. Оказалось, на нашего проводника набросились рабочие за то, что он провел нас внутрь и один из «неверных» (то есть я) зашел в мечеть. Напрасно Абдулла уверял их, что я — мусульманин. Рабочие с недоверием косились на мои шорты и татуировки на руках: в исламе категорически запрещено делать на теле рисунки, а мужчины не должны ходить с оголенными коленками.
Мне ничего не оставалось, как положить камеру в кофр, сесть на землю прямо перед мечетью и начать читать главную суру из Корана — «Фотиха»:
— Алхамдулиллах-и-Роббил Алаймин…
Шум прекратился.
— Аль Рохман-и-Рахийм…
Рабочие, которые не вмешивались в конфликт, прекратили работу и, сойдя вниз по лестнице, приблизились к нам.
— Малики Явмиддин
Ийяка Наъбуду
ва Йака Настаъин…
Я читал с упоением. Мне внезапно стало приятно на душе от того, что я сделал неплохие кадры, побывал удивительном месте, а сейчас читаю Коран арабам в одном из самых сказочных городов мира.
Я прочел несколько сур подряд. Рабочие, включая самого Абдуллу, слушали завороженно, восхищенно переглядывались между собой, а когда я закончил, улыбаясь, хлопали меня по плечу: Muslim, Muslim.
Когда вернулся домой, мне сразу хотелось показать всем съемку из знаменитых на весь мир фесских красилен. Но целый год что-то меня останавливало. Не хватало крупных планов и деталей. Я жалел, что слишком мало времени отвел на них, а кинулся на внешнюю экзотику. И даже киношность.
Но вот, год спустя, в 2016-м, я вновь оказался в Марокко. Приехав в Фес, я чуть ли не побежал в старую Медину, где и находились эти знаменитые Grand tannery.
«Ух, теперь-то я не промахнусь! Я буду снимать осознанно и вдумчиво!» — думал я, на ходу расстегивая кофр с фотокамерой. С трепетом я перешагнул заветный порог и обомлел.
Того знаменитого огромного пространства с красильными чанами, что я помнил и торопился снимать, больше не существовало.
Главные красильни в Фесе безвозвратно отреставрировали до неузнаваемости: дверцы мастерских сделали одинакового размера из современных материалов, стены отштукатурили, а глиняные чаны выкрасили в один цвет.
Местные сказали, что сделали это по приказу короля Мухаммеда VI, который пришел сюда с гостями и которому внезапно стало стыдно за «слишком старый вид».
Я растерялся. Было ощущение, что меня обманули, подсунули фальшивку. Я скомандовал своим спутникам ничего не снимать и потребовал у проводника обратно наши деньги. Сейчас я жалею об этом, было неплохо показать картинки «до» и «после», как это принято в интернете.
Чувство двоякое: с одной стороны, это очень здорово, что создали приличные условия труда. С другой стороны — фотографу там делать нечего ближайшие несколько лет. Страшно подумать, а вдруг там наладят машинное производство, все механизируют и сократят рабочие места? Что потом смотреть туристам? Нет, даже не так: что фотографировать? Прав был тысячу раз выдающийся фотограф Валерий Щеколдин, когда обмолвился: «Чем хуже жизнь — тем лучше фотография».
Автор текста и фотографий Анзор Бухарский