Намедни, 14 октября, исполнился 81 год нашему знаменитому земляку — Владиславу Петровичу Крапивину.
Вечером я приехала домой, в темноте припарковала машину и, дослушивая хорошую песню, открыла на смартфоне Фейсбук. А там Алёна писала о дне рождения Командора.
Алёна — выпускница нашей парапланерной школы. Алёна умеет летать и я даже не удивилась.
Уже и песня кончилась и публикацию Алёны я давно прочитала. Просто глядя в гаснущий экран телефона и почти не моргая, я вдруг увидела своё детство. Такой диафильм с чуть-чуть поцарапаной, местами замыленной плёнкой, у неё даже перфорированные края местами обломаны.
Лучший Друг Пашка зашёл за мной погулять. Помните, мы тогда «заходили» друг за другом, домашние телефоны были далеко не у всех.
Пашка с порога, чтобы не разуваться, криком торопит меня собираться быстрее, а я нехотя откладываю толстенную книгу: «Лётчик для особых поручений».
Толстая и тяжелая книга была не потому, что «Лётчик» — очень большое произведение, а потому что это сборник. Там был и незабвенный «Мальчик со шпагой» и много чего ещё.
Это мне матушка выдала. Сказала, что очень раньше эту книгу любила. И я тоже стала любить.
Я знаю целую кучу, десятки людей, которые рассказ о начале своего парапланеризма предваряют фразой: «Я всегда мечтал летать!»
А я не мечтала. Кажется…
Я сидела в машине и испытывала чувство, такое странное, одновременно неуловимое и пронзительное… Как будто, я забыла свое предназначение, а спустя годы обрела озарение. Я знаю где лежит оно, случайно оставленное на краю школы, института, я вижу его словно через толщу воды. И абсолютно точно не смогу до него дотянуться. Ведь это не вода — это время. Прозрачное, трепещущее. Но ручьи не текут вверх.
Диафильм показывает как я сижу за старым своим письменным столом — слева лампа, справа штора. Я переворачиваю страницы «Летящих сказок».
В классе нам подарили на окончание первого полугодия.
Я читаю «Тополиную рубашку».
Книга пахнет клеем и немного тонкой, коричневатой бумагой.
Тополиная рубашка… Тополиная рубашка…
Скайтекс — это же тополиная рубашка.
Гладкий, тонкий, блестящий, невесомый, летучий… Бесконечно путающаяся безоплётка — нитки из тополиной пряжи.
Я же на самом деле, честно, не мечтала летать.
Я научилась летать стихийно и без плана. Но, похоже, что сюда вели все дороги.
Кто из вас читал «Летчика для особых поручений»?
Помните как начиналась книга?
Семья главного героя, мальчика Алёши, переехала в новую квартиру. Дом стоял на улице Планерная. Раньше там был спортивный аэродром. И дальше Крапивин пишет о заросшем клевером лётном поле, о лебёдке, о том, как затягивали планеры и о воздушных змеях. И о двухместном маленьком самолёте: на нём пилот прокатил Алёшкиного друга в благодарность за помощь.
А ещё в самом начале Алёше снится сон, что в поле стоит самолёт, мальчик бежит к нему по траве и боится, что самолёт улетит без него.
Я готова спорить, что нам всем это знакомо.
Калейдоскоп, где перемешиваются страхи, что улетят без нас, ожидание чего-то значимого, вот эти вот заброшенные спортивные и не только аэродромы, где нет больше планеров и лебёдок и сожаление. Мы могли иметь так много, у нас было колоссальное наследие. Упустили.
На «Крыльях Урала» парни буксировали на стоянку уже нелетающий Як-52. Фестиваль закончился, сперва отбуксировали Бланик, потом Як.
Я сидела на крыле. Хотелось рыдать. Мы ехали через кладбище самолётов ДОССАФ. Где-то внутри их съедала ржавчина. В ангаре на бетонном полу лежал мёртвый Геркулес.
«Дети синего фламинго»…
Эх… Дети синего фламинго — это почти что мы сами. Кто-то верит в синюю птицу. В то, что авиация общего назначения и авиационные виды спорта в нашей стране ещё могут выжить во всех известных нам видах. Кто-то борется, чтобы летать могли все. Такие местами наивные, хотя уже с семьями, конторами, доходами. С идеями. С силами.
Владислав Петрович, на самом деле, не писал о полётах как таковых. Он писал о смыслах и поведении вольного сильного духа.
Крапивин много писал о море, ветре, кораблях и волнах.
Но у него есть «Ковёр-самолёт», например.
Крапивин создавал настолько чёткую картинку быта вокруг своих маленьких героев, описывал нашу, советскую атмосферу предельно понятно, с деталями, что казалось, можно легко случайно наткнуться на чердаке на ковёр-самолёт.
Его фантастические повести были реальны. Реальны до предела. Хоть трогай.
И эта его сверх-сила интегрировала, по крайней мере, мою детскую и подростковую психику, в некую надстроенную отложенную параллельную вселенную: ты вспомнишь о своих эмоциях и их потенциале, когда они тебе понадобятся. Когда тебе нужен будет ресурс, ты вспомнишь, что у тебя есть заначка с давних пор.
Если есть ресурс, то идею можно превратить в деланье.
Сам Крапивин делал очень много. И свои идеи ему не раз приходилось отстаивать.
Мой любимый детский писатель был дюже смелым человеком.
Мы летаем.
Крапивин был прав, когда писал: «А все дети рождаются смелыми...»
Это в конце диафильма.
Теперь надо бережно скрутить плёнку и убрать в чёрный цилиндрический футляр с гибкой крышкой.
Она мне ещё пригодится.