Найти в Дзене
Татьяна Млынчик

Зуд

1

— Отдали назад, – Егор кинул тарелку с папильотом из сибаса на столешницу рядом с Жениным локтем. Тарелка громыхнула: луковый конфитюр съехал с перламутровой чешуи. Женя оглянулась, продолжая мешать соус в кастрюльке, но Егор уже исчез. Вечером в ресторанной кухне никто не останавливается до момента, пока последний гость не отправит вилку заключительной кучки еды себе в рот.

– Третий стол, замена горячего, – официант сверкнул лоснящимся лбом в сторону Жени.

Она отвернулась к плите. Скосила взгляд на сибаса. Что-то не так либо с рыбой, либо с гостем: на Жениной памяти экзотических рыб постоянно возвращали на кухню. То кислая, то жесткая: наши только корюшку боготворят. На первом курсе техникума Женя практиковалась в заводском кафе в сезон корюшки. Когда ехала в метро после смены, от нее отсели какие-то малыши, на весь вагон крикнув, что от Жени воняет рыбой. Люди врут, что корюшка пахнет огурцами. На самом деле, она пахнет потрохами и балтийской тиной. Женя украдкой почесала щёку.

— Фенхель забыла, — сказал внутренний Жека.

Продолжая мешать соус, Женя наклонилась и осторожно понюхала блюдо. Лимон, херес и генеральный аромат морской рыбы. Никакого фенхеля. Носом втянула воздух вокруг остывающей тарелки сильнее и чихнула. Рука дернулась, кастрюлька с соусом соскользнула с конфорки.

— Твою мать, — брезгливо буркнул проходящий мимо Игорь. — Фрёкен Бок прибухнула? — он обошел белесую лужицу, рядом с которой Женя уже возилась с роликом бумажного полотенца. Из-за роста коллеги прозвали её Фрёкен Бок, сначала за глаза, а потом и внаглую, вот так.

– Быстрее, – шепнул над её головой Егор. – Страхую.

Женя торопливо собрала остатки соуса, вымыла руки, надела вторые перчатки и сменила друга в своем цеху. После того, как голова официанта сунулась в дверной проем и гаркнула: «Свалили. Довольны. Десерты зашли», Женя со шлепком, от которого на неё свернули головы другие повара, стянула перчатки и почесала голову.

Возле служебного выхода под снегопадом её дожидался Егор.

– Ты как вообще?

– А чего такое?

Женя вынула из кармана пуховика сигареты. Егор поднес огонь, для чего ему пришлось вытянуть руки.

— Жень, ну сибас, чего такое!

— От сибаса наши граждане через одного плюются, – они двинулись к выходу из двора.

— Сейчас скажу кое-что, только не паникуй, — Егор шарил глазами по похожей на начинку шоколадного кекса жижу, по которой они шлепали в сторону гудящего автомобилями проспекта.

— Если про соус, то без сопливых знаю, — улыбнулась Женя.

— Игорь втер шефу, что у тебя лишай. Тебе бы провериться.

Жени ощутила, как щеки наливаются густым супом с рыбными костями, которые чесали кожу изнутри.

— Что? — она остановилась.

— Идем, — в глаза ей Егор не смотрел. — Я же как друг, Жень. Ты чешешься.

Женя посмотрела на свои ладони в красных шерстяных перчатках.

— Это рефлекс!

— Игорь сказал, ты перчатки всё время снимаешь. Растрындел персоналу в курилке, что ты их потом надеть через раз забываешь. Пытался я его заткнуть, а Машка подтвердила, ты ей голыми руками луковую нарезку подавала.

— Егор, я санкнижку месяц назад меняла. Ты за кого меня держишь? — она кивнула на спящего у стены присыпанного снегом бомжа, а потом рывком стянула шапку, из которой вывалился кокон густых кудрявых волос. — Проверь сам!

Егор проигнорировал её жест: — Эти придурки покивали, а Игорь шефу накапал.

— Бред! Шеф бы сразу мне сказал.

— Слушай, до открытия второго рестика два месяца. Понимаешь, что Игорь делает?

— Это смехотворно. Шеф сам предложил мне возглавить новую кухню. Не даст же он заднюю.

— Ага, но только я видел, как Игорь с новым меню работает. Забыл ножи, которые мне для халтурки нужны, вернулся на кухню почти ночью. И застукал Игоря с Машкой. Они съехали, типа их шеф попросил сезонный проект протестировать. Но я ж не идиот. У нас, кроме этого гастробара, никаких проектов сейчас быть не может.

— Позвонить шефу?

— Не топи ты! Постарайся вообще не снимать перчатки на кухне. Держи себя в руках. И потом.…Сходи всё-таки к врачу. Сейчас столько болячек, экология, то сё, — они подошли к автобусной остановке.

— Иди ты, — Женя не успела договорить, потому что Егор запрыгнул в вынырнувший из метели автобус.

2

Женя один за другим открывала файлы со своими анализами. Кровь, общий. Гормоны. Моча. Всё в норме.

— Есть новая бабка, — сказала Саша на прошлой неделе. — Целительница. Я два раза уже была. Живет в Купчино, принимает бесплатно. Сходи!

— Мне нечего лечить, — фыркнула тогда Женя. — Бред всё это. Бабки.

— А как насчет курения? Дымишь как паровоз. Говорю тебе, бабка —самородок. Боли от грыжи как не бывало. Что угодно снимет.

Женя захлопнула ноутбук, взяла со стола мобильник и набрала Сашин номер. Пока подруга давала инструкции по визиту к бабке, а Женя смешивала овсянку с йогуртом, внутренний Жека сказал:

— Голубики кинь.

Его голос заглушил Сашу в трубке, но Женя ничего не пропустила. Не было никого важнее Жеки.

Утром Женя надавила на кнопку на поеденном ржавчиной домофоне. Дверь сразу пиликнула, как и сулила Саша. Открывали, не спрашивая, сами ожидающие. И так понятно, кто. Ипохондрики, один за другим волокущиеся на прием. Обитая деревянными рейками дверь приоткрылась навстречу Жене. Она юркнула внутрь. Внутри был тёмно-коричневый драный коридор со скамьей вдоль стены. Кто-то шикнул. Женя стянула кроссовки, обшаривая глазами ступни ожидающих, в носках и следочках. К бабке входили босиком. На цыпочках, чтобы не опускать ступни на грязный линолеум, прошла к свободному месту и опустилась на скамью. Дверь напротив скамьи распахнулась, во все стороны брызнул свет. На его потоке из проема вынесло маленькую пожилую женщину в свитере с горлом и шаром седых волос.

— Следующий, — донесся из комнаты властный голос. Девушка с тряпичной авоськой вскочила со скамьи и затворила за собой, собрав утренний свет без остатка. Женя снова погрузилась в похожее на чайную заварку пространство. Домофон опять запиликал. Эта суета не давала сосредоточиться, сформулировать: что же она скажет бабке? Надо было, верно, соединить всё в некую жалобу. Саша вот ходила из-за грыжи. Позвоночная грыжа: тут всё ясно, можно одно слово произнести. А своё Женя оформить не могла. Голова отказывалась думать словами. Зачесалась за ухом.

— Скажи, аллергия на солнце, как в Адлере, — посоветовал внутренний Жека.

Жека напоминал о детстве, когда зуд свирепствовал особенно сильно. Женя отдыхала у тёти на море, и та качала головой, глядя, как Женя возюкает ногтями по коже бедёр. Шла искать лимонное масло. «Каждый год одно и то же! Если ты знаешь, что у тебя солнечная аллергия, то на хрена валяешься под ультрафиолетом?». Женя послушно втирала жирную водичку в кожу рук и ног, хотя знала, что никакой аллергии у неё нет. Она связывала зуд с натяжением кожи в результате бурного роста: уже тогда одноклассники звали её жирафом-убийцей.

Лишь один раз в жизни она смогла разделить свой зуд с другими людьми. Во время учебы в кулинарном колледже, полной диких вписок и сна вповалку вдесятером на каком-нибудь раскладном диване, два парня из Жениной компании, Тима и Малой, после ночевки на паркете ёлочке с бабушкином ковром в качестве одеяла, обнаружили на своих конечностях красные пятнышки. Судя по всему, в притоне обитала блохастая кошка. Через неделю зуд не только не прошел, но и усилился, да так, что Тима три раза за лекцию ходил в коридор, чтобы, закатив глаза от облегчения, расчесать пылающие предплечья. Пришлось с позором пойти в КВД. А там объявили — чесотка. Настоящая блокадная чесотка. Услышав диагноз, друзья по очереди исповедались: чесались все. В пятницу вечером сидели у Жени, чей папа лежал в санатории, обсуждали чесотку.

— Господи, какой кайф, можно чесаться, не таясь, — бубнил Малой. — А то я неделю мучился и за вами наблюдал. Женька всё-время почесывается украдкой, да и Мишка! Теперь маски сорваны, друзья мои.

Тима выудил из рюкзака белый баллон, похожий на баллон краски.

— А вот и лечение, — он чпокнул пластиковой крышкой.

— Это как? — спросила Женя, которая сидела на диване и с энтузиазмом расчёсывала икры, подкатав джинсы.

— Раздеваемся до трусов, — Тима подмигнул Жене. – И обпшикиваемся этой дрянью с ног до головы. Лицо конечно, не трогаем. Или что, Мишка, у тебя и харя чешется? Так это, потому что ты алкаш!

— Пошел ты! — отозвался Миша. — Это скипидар?

— Нам это зелье в КВД дали. Короче, облиться этой дрянью, подождать, пока высохнет, и ходить так сутки. Мыться ни-ни.

После они со смехом и визгом обливали друг друга из баллончика, жидкость из которого воняла так, что пришлось распахнуть окно. Через неделю чесотка у друзей прошла, а Жене пришлось с двойной бдительностью следить за собой: если бы вскрылось, что кто-то не долечился, пришлось бы проходить тошнотворный сеанс заново. Со временем зуд перестал мучить её с той интенсивностью и тлел на заднем плане физиологии, как смирная лампадка, давая о себе знать лишь в районе головы, очень коротко, ровно перед тем, как в её голове заговаривал Жека. Он говорил с ней столько, сколько Женя помнила себя.

3

Маленькая Женя сидела за кухонным столом, криво свесив ноги в сандаликах со стула, и ждала, когда мама придет кормить её салатом, миска с которым высилась тут же, на столе. Из комнаты доносился стук: мама укладывала папу спать. Когда папе надо было лечь раньше Жени (потому что папа очень устал, как говорила мама), мама закрывалась с ним в комнате. Несмотря на плотно затворенную дверь, Женя слышала папины хриплые выкрики. Обычно он орал «Таня» много раз подряд, и Женя не понимала, зачем он зовет, если находится с ней в одной комнате. «Опять папа долго спать не хотел», — объясняла мама, когда он затихал. В тот раз никто не вопил, но в комнате что-то глухо стучало. Женя встревожено слушала: уж не ломают ли её кубики?

— Кефира туда, — сказал голос в её голове. Женя закрутила головой.

— Видишь коробку у холодильника? — спросил голос.

Женя заглянула под стол.

— Не ищи меня. Я тут, с тобой. Возьми кефир и налей в салат. Так вкуснее, — он немного помолчал и добавил: — Маму удивишь.

Женя спрыгнула со стула и взяла коробку кефира. Открыть слипшееся картонное горлышко пальцем не получалось.

— Попробуй ложкой, — сказал голос.

Женя дотянулась до сушилки, выудила ложку и черенком открыла кефир.

— А теперь, налей немного в овощи.

Женя подняла коробку над миской. Коробка оказалась тяжелой, и добрая половина кефира плюхнулась в салат.

—Ты что творишь? — в дверях кухни стояла мама. По её лицу плыли бурые пятна. Она села за стол и прикрыла лицо ладонью. По красным пальцам сочились чёрные слезы.

— Так вкусней, — тихо сказала Женя.

Мама взяла ложку, окунула её в овощи, зачерпнула пару кусочков огурца и отправила в рот. Шмыгнула носом.

— Это почти окрошка! — мама размазывала остатки туши по щеке. – На, попробуй!— протянула Жене ложку.

Через минуту они вместе уплетали салат.

— И как я раньше не догадалась? — улыбнулась мама. — Чего смеешься?

— Ты на панду похожа!

С тех пор у них повелось: когда мама укладывает буйного папу спать, Женя сотворяет из полуготового ужина что-нибудь новенькое. Голос неизменно появлялся, когда за родителями закрывалась дверь. Тогда Женя решила, что будет звать его Жекой: собственное имя на мальчишеский лад грело, как найденная после разлуки любимая игрушка, в тельце которой знаешь каждый сантиметр.

Теперь, отдавая каждое блюдо, Женя надеялась, что, попробовав его, человек, по крайней мере, перестанет плакать. А, если повезет, то и улыбнется. И случалось это часто, ведь Жека всякий раз советовал нечто необыкновенное. Смочить розмарин в сливочном масле. Смазать тарелку кусочком сырого чеснока перед подачей. Добавить на одну каплю больше хересного уксуса, чтобы размягчить говядину. Улыбались члены комиссии, когда Женя сдавала выпускной ужин из трех блюд в колледже, улыбались повара-работодатели, ухмылялся её наставник-шеф. Лишь коллеги хмурились: несуразная выскочка вечно лезла со своими ноу-хау. Этой зимой — прямиком к позиции главного претендента на шефа нового гастробара.

Когда в её лохматой голове звучал низкий приветливый голос Жеки, кожу черепа, щёки и особенно шрам за ухом неизменно пронзал навязчивый зуд. Словно голова затекла, а теперь наливалась кровью, оживала. До Егорова предупреждения Женя не знала, что кто-то видит её почесывания.

4

— С чем пожаловали? — спросила сидящая на табуретке в центре комнаты целительница, которая оказалась пожилой круглой женщиной в футболке с портретом Майкла Джордана. Она жестом пригласила Женю сесть.

— Аллергия какая-то, голова чешется, — Женя неуклюже опустилась на краешек дивана.

— Дай голову.

Женя подвинулась вплотную к табуретке и наклонилась к женщине. Та погрузила твердые пальцы в Женины густые волосы. Крепкая пятерня обхватила голову, как баскетбольный мяч.

— Замри на минутку, — Женя ощутила покалывание в местах, которых коснулись пальцы.— Не вертись, — рука почесала и прихватила Женин череп покрепче.

— Поёдем отсюда, — сказал Жека.

— Мне что-то неудобно, — пролепетала Женя.

Рука разжалась. Женя подняла голову. Виски налились кровью и зудом. Женщина смотрела на нее, прикрыв веки.

— Вот что, детка, — она погладила себя по полным бедрам. — Поезжай-ка в квартиру родителей и найди свою детскую медицинскую карточку. Помнишь такую? Они у всех были.

— Вам ее принести?

— Нет-нет. Почитай там всё внимательно.

— Там какой-то диагноз?

— Вроде того. Тогда, — она откинула голову назад, — некоторые вещи умели диагностировать. А сейчас позабыли, — она хлопнула себя по ногам. – А теперь иди!

«Сейчас забыли, а тогда умели – ну и бред» — думала Женя, заводя машину. Посмотрела на часы, поняла, что опаздывает в ресторан, и покатила в сторону центра.

5

Женя своим ключом открыла дверь и зашла в квартиру отца.

— Папа! Чем воняет? — крикнула, стягивая пуховик. За край куртки цеплялась зубами пушистая колли Инга. Женя потрепала ее по холке.

—Я кашу варил, — невысокий лысый мужчина в клетчатых трениках и потертой футболке-поло вышел в прихожую и чмокнул Женю в щёку снизу-вверх. Женя была гораздо выше.

Женя проследовала на кухню. После того, как устранила последствия мелкой кухонной катастрофы, вошла в комнату, где отец сидел в кресле перед телевизором.

— Надо быть бдительными, — похожий на кота батюшка грозил пальцем с экрана. — В современном мире бес сидит в каждой кастрюле!

— А где моя детская медкарточка?

—Он тебя не слышит, — сказал Жека.

Женя взяла с кресельного подлокотника пульт и выключила звук.

— Ты что творишь? Я проповедь смотрю, ёлки-палки.

— Мне нужно медкарту детскую глянуть. Помнишь, раньше у всех были карты в тетрадях? И у меня такая, с белой наклейкой.

— Женёк, я без понятия! Верни пульт, а?

— Где мама такое хранила?

— Посмотри в комоде, в той комнате. Где фотоальбомы.

Женя вручила папе пульт и отправилась в другую комнату. Опустилась на пол и распахнула створки нижнего отделения чешской стенки. Внутри стояла открытая коробка, забитая ворохом квадратных слайдов, а за ней альбомы: бархатный свадебный и другие. Женя потянула один, а рядом увидела свою тетрадь-карточку. Ухватила за край, словно боясь, что тетрадь сейчас исчезнет.

На черной обложке светился белый глянцевый лист, на котором маминым почерком было выведено Женино имя и дата рождения. Женя погладила полинявшие буквы. Открыла тетрадь. Следующие полчаса просматривала разлинованные страницы. В них были вклеены пожелтевшие списки анализов, направления на прививки, по которым мама таскала маленькую Женю. Из информации про аллергии Женя отыскала только упоминание плохой переносимости пыли. Записи обрывались на половине тетради, на неожиданной для Жени справке о том, что в возрасте трех лет ей углубленно проверяли слух. Женя потрясла тетрадью над полом. Из страниц выпорхнул рекламный буклет и вложенный в него листик. «Обрети лучший земной дом» — прочитала Женя. Заголовок был напечатан на фоне фотографии соснового леса. «Дом, семья, вера, — читала Женя. — Гармония, лидерство, исцеление». Женя почесала за ухом и перевернула второй листок. «Не читай это», — подал голос Жека. Оформление было схожим, вверху страницы находился красный логотип «Коммуна Купол», под ним надпись: «Анкета кандидата» и графы, фамилия и имя, место жительства, вероисповедание, контактный телефон. Всё заполнено аккуратным маминым почерком.

—Что это? – она кинула анкету папе на колени.

Папа взял лист со своей ноги и, не отрываясь от экрана, протянул Жене.

— Выбрось.

— Какая-то коммуна, куда мама заполняла анкету.

— Женек, не отвлекай меня.

Женя схватила пульт и выключила телевизор.

— Хватит! Тогда ты не видел ничего вокруг, потому что бухал, теперь – потому что смотришь попов! Что это за хрень?

—Я не знаю, Женя! Честно! — папа встал с кресла и пошел к балкону. — Ты где это нашла? В карточке? Я не в форме был в это время, сама знаешь. Она увлекалась тренингами. Личностный рост, как-то так. Говорила для работы. Ездила. Но потом это кончилось.

— Почему?

— Когда тошнишь после химиотерапии, как-то не до тренингов, — папа взял с подоконника пачку сигарет, вынул папиросу и вышел на застеклённый балкон. Инга юркнула за ним. – Я ничего не знаю об этом, Жень, — его голос доносился с балкона сквозь грохот открываемой рамы. — Борщец-то ты нам сваришь?

Вечером Женя вбила в поисковик: «Коммуна Купол». Долго грузился старомодный сайт, созданный на платформе «народ точка ру». На главной странице красовалась форма обратной связи. Женя заполнила её. От осознания, что она повторяет действия мамы, её пальцы мелко дрожали. Женя нажала кнопку «Отправить» и выключила компьютер.

6

Женя возилась с разделкой крабов для салатов в холодном цеху. В зале столовалась делегация дипломатов, и шеф, коренастый пожилой мужчина с кустистыми бровями и огромными руками следил за приготовлением ужина лично.

— Женёк, — бас начальника звучал громче гулких ударов мясных молоточков.

Женя бросила клешню и, задев головой кастрюли, подвешенные к потолку, метнулась на зов шефа к горячему цеху, где Игорь и Маша корпели над телятиной. На Женю коллеги не обернулись.

— Женёк, спасай, — шеф положил ручищу на Женино плечо и потянул вниз, словно желая ужать Женю до собственного роста. – Хочу добить медальоны, добавить им стиля, — шеф вонзил внимательные чёрные глаза в Женино лицо. — Эти чудики предлагают тунцовый соус, — он прокашлялся. — Тут же не итальянская лавчонка! Согласна?

— Согласна, — кивнула Женя. Она видела, как Маша локтем тронула Игорево предплечье.

—Давай размышлять, — продолжил шеф. — Как усложнить наши медальоны?

Женя слегка улыбалась. Её виски уже зудели. Сейчас он подскажет. Женя сглотнула. Шеф лукаво разглядывал ее лицо. Она видела каждую черную и белую щетинку на его щеках.

—Твоя версия?

Женя заморгала. Ну, где ты? Говори! Жека молчал. Она знала, чего он хочет. Он хочет, чтобы она почесалась. Шеф сверлил её взглядом.

— Ребят, — Женя обратилась к коллегам. — А что уже сейчас есть в блюде? –понадеялась, что внимание шефа перепрыгнет на плиту, и у нее появится секундное окошко для чёса.

— Вчера тех карты разбирали, забыла? — фыркнул Игорь. Шеф заглянул к нему через плечо. Женя потерла щёку тыльной стороной перчатки.

—Я бы вишню добавила, — тихо произнесла Маша.

— И я тоже про вишню подумала, — подхватила Женя.

Шеф поднял брови.

— Вишня смягчит и углубит, как вы говорите, вкус телятины. Сочность, - Женя щёлкнула пальцами. — Маша права.

Шеф зычно рассмеялся. Похлопал Женю по плечу.

– Молодцы девочки, — с этими словами шеф отвернулся и в развалку зашагал к кондитерскому цеху. Вдруг остановился в центре зала и бросил через плечо: — Жек, жду после закрытия.

— Вишня впишется в телятину прямо, как Фрёкен Бок в новый ресторан, — бросила Маша.

Женя поспешила к своим салатам. И как ни старалась услышать голос Жеки сквозь шум пара, звон кастрюль и шкворчание масла, он так и не заговорил. Обычно это было, как нажать на кнопку и услышать звон монет в игровом автомате. Как выбить страйк в боулинг. Женя была достаточно выносливой, чтобы вкалывать в чаду кухни по десять часов подряд. Но именно Жекины подсказки помогали ей выделяться на фоне других. Раз за разом казаться импровизатором, нащупывать на отвесной горной стене невидимые другим зацепы, которые помогали карабкаться к званию повара, которому по зубам собственная кухня. Возможно, не одна.

В раздевалке Женя обнаружила на своем телефоне три пропущенных. Звонили с одного номера с промежутком в два часа. Женя перезвонила. В трубке заиграл Вивальди, и Женя с минуту слушала Весну, расстегивая заляпанный мукой китель.

— Купол, слушаю, — произнес в трубке женский голос.

— Добрый день, вы мне звонили.

— А, — в трубке зашелестело. — Вы с сайта?

— Да, я заполняла форму.

— Вас кто рекомендует?

— Я нашла дома буклеты, и думаю, что моя мама могла у вас тренинг проходить.

— Тренинг? – хмыкнула трубка. – А как имя вашей мамы?

— Это неважно.

— Девушка, без понимания, кто ваш рекомендатор, мы разговор не продолжаем. Алло, — трубка помолчала. — Вы еще здесь?

— Маму звали Татьяна Горлина.

— Вот это да! Лучше вам приехать. Пишете адрес? Танечка — наш особый резидент. Я ей всегда рада.

— Только я буду одна.

Женя переоделась и вышла в зал, где за столиком у окна её ждал шеф, тоже сменивший командирский китель на свитер крупной вязки.

— Как дела? — спросил шеф, когда Женя присела на краешек стула напротив него. — Еще не передумала? – он дернул головой в окно.

— А это уже точно? – Женя не знала, куда девать руки над пустым столом, когда рядом не было ножей, мисочек и коробочек с заготовками.

— Ты, как я посмотрю, не рвешься особо на должность? – он принялся разминать покрытый волосами кулак. — Потерянная последнее время. Что случилось?

— Устала, — Женя тут же пожалела о том, что обнажила слабость.

— Представляешь, какая это нагрузка? Смотри, — он поднялся со стула, поставил ногу на сидение и закатал штанину. Женя увидела раздувшиеся, как после долго перелета икры с фиолетовыми венами. — Это годы кухни. Хочешь также?

— Вы что, меня отговариваете? — спросила Женя, пока он усаживался на место.

— Напротив, хочу тебя слегка приберечь, — он вздохнул. — Вчера общался с собственниками.

Женя старалась дышать носом, чтобы на глаза не навернулись слезы. Щёки чесались как бешеные.

— С тамошней концепцией с нового шефа будут драть три шкуры. Знаешь, что такое запуск ресторана? Это три месяца, а то и полгода сплошной мясорубки. Каждый день, как последний. Работала в новых проектах?

Женя покачала головой.

— Вот и прикинь.

— Зачем тогда вообще мне это предложили? Если знали вот это, что вы сейчас говорите? — Женя почесала щёку. — Из правого глаза выкатилась и расчертила щёку предательская слеза.

— Скажи, что прямо сейчас мы готовы исправиться и приготовим всё, что он велит. Любое блюдо. Я здесь, — произнес Жека.

Шеф заговорил: — Потому что собственник в ультимативной форме спросил, кто новый шеф, и обрисовал риски. Голова полетит у новобранца, в случае чего. А это в случае чего обязательно наступит. Потом, про вишню услышал и чуть в обморок не хлопнулся. Тутфа! Командоры наши с этим гастробаром замахнулись на такие вещи…Малейшая ошибка в пропорциях, не говоря о ключевых ингредиентах. Опыта у нас мало. И он будет набираться через боли, через войну. Новый шеф станет пушечным мясом. И я бы не хотел, — он умолк на секунду и глянул в сторону. — Не хотел бы тебя на этой войне терять, Евгения.

— И кого вы туда поставите? — Женя шарила взглядом по скатерти. Официант забыл убрать несколько хлебных крошек.

— Игорь, — выдохнул шеф и накрыл крошки грузными ладонями.

Женя поднялась на ноги. Её качало.

— Иди, ничего страшного, — пробормотал шеф в её удаляющуюся длинную спину.

7

Женя колесила между высоченными заборами частного сектора в Озерках. Строиться тут начали еще в девяностые. Тогда аляповатые эклектичные особняки, плохо прикрытые кирпичными стенами, считались дачами: городские высотки еще не успели обступить их со всех сторон. Теперь многие домовладения пришли в запустение: пить чай на эдакой даче, когда прямо за воротами стоит пробка и клокочет моторами Выборгское шоссе – удовольствие сомнительное.

Женя долго не могла сориентироваться в нумерации, но навигатор вывел её на высоченный металлический забор. Она припарковалась на обочине и подошла к воротам. Нажала на треснутую кнопку. Ничего не произошло. Женя попыталась заглянуть под ворота, но пространство под ними оказалось изолировано чёрной резиной. Женя нажала на кнопку еще раз. Постучала кулаком. Когда тянула из кармана мобильник, дверь отрылась.

Перед Женей стоял старик в кепке с логотипом Мальборо и потертом пальто на рыбьем меху.

— Вы кто? — старик наклонил голову, как пёс.

— Я в Купол, — ответила Женя. — Мне звонили.

— Одна? Пошли, — он порылся в карманах, оглядывая Женю. — Ишь, дылда!

Женя не успела ответить на шутку, потому что увидела длинное здание из белого кирпича с плоской крышей, и у нее дернулась верхняя губа. Старик повёл по плохо вытоптанной тропке мимо скелетов теплиц. Среди чёрных металлических дуг, с которых лохмотьями свисал рваный полиэтилен, Женя увидела маленькую рыжую собаку. Зверь ёжился от холода, наблюдая за ходоками. Неужели лиса? Женя вздрогнула. Они подошли к маленькой двери.

— Пришли, — старик резво застучал в дверь кулаком в дырявой варежке. Послышался скрежет замка. Из помещения пахнуло школьной столовкой.

— Дарья, к тебе девушка! — крикнул старик. Женя прошла внутрь и оказалась в подобии школьной раздевалки: стены были увешаны рядами крючков, на многих из которых висели одинаковые синие пальто, подбитые таким же рыбьим мехом, как у старика.

— Проходите, не бойтесь, — сказала низкая старушонка в жилетке, сшитой из чего-то, наподобие ковра. Седые волосы убраны в прическу-ракушку. Старушка щурилась и разглядывала Женю.

— Женя? А Танечка…

— Она умерла.

— Я догадывалась, — вздохнула Дарья. — У нас оставалось много работы. А дел Таня не бросала.

— Не вполне понимаю. Какие дела? — Женя озиралась по сторонам: из коридора, который отходил от раздевалки, послышался звук шагов.

— Вы, значит, не в курсе? — женщина тоже посмотрела в сторону входа в коридор и слегка поклонилась. — Давайте уйдем в тихое место, — она коснулась Жениного локтя.

Из коридора вышла женщина в синем деловом костюме, капроновых колготках и лакированных туфлях на невысоком каблуке. Она вопросительно уставилась на Женю.

— Дарья, — обратилась она к Жениной собеседнице. — А кто это?

— Это ко мне, Елизавета Георгиевна, ко мне. Посетитель.

— У нас тихий час.

— Мы сейчас уйдем ко мне, — женщина подняла брови и потянула Женю за локоть.

— Куда ко мне, Дарья? Куда ко мне? Это они потом у меня по коридорам шастают после отбоя, а к ним девицы приезжают? Да, девушка?

— Это дочь моей приятельницы. Приехала за её вещами.

— Дарья, сколько можно? Пожитки ваших сектантов вывезли вместе с ремонтом. Или мы храним что-то еще?

— Вы меня неправильно поняли.

— У нас тут дети. Идите на улицу и там общайтесь. Личные дела, Дарья!

— Елизавета Георгиевна, вы ведь знаете, что другого дома у меня нет.

— Правила не я писала, — она потерла ладони, осмотрелась, словно видела крючки с куртками впервые, а потом ушла обратно в коридор.

— Подожди, моя хорошая, — шепнула Дарья. — Сейчас накину куртку. Ведьма!

Женя вышла на крыльцо и достала сигареты. Когда щёлкнула зажигалкой у кончика папиросы, ей показалось, что от пламени отделился крошечный кружок. Она перефокусировала взгляд на теплицы. Та лиса?

Дверь за спиной грохнула.

— Видите, в какие условия я поставлена? Вы здесь бывали малышкой, уж не помните ничего? Вон в тех теплицах Танечка растила помидоры. Народ гадал, где я достала Бакинские бычьи сердца…

Женя посмотрела на развалины теплиц, где заприметила лису.

— Я совсем ничего не знаю. Нашла буклет в своей детской карточке. Что это за Купол? Что она тут помидоры растила?

Старушка разглядывала Женю прозрачными глазами.

— Курить надо бросать, Женечка, — сказала она отстраненно. — И рассказать я ничего не смогу, раз ты сама не знаешь. А я вижу, что не знаешь.

— Тут секта, да?

Дарья зажмурилась и беззвучно плюнула в сторону.

— Сейчас это интернат. А в прошлом, если бы не это место, твой отец бы так и сгинул в бутылке, вот, что я могу сказать.

— Она сюда из-за него ездила, да?

— Сюда многие ездили, Жень. И получали по своим запросам. У меня они одни. У Лизаветы нашей – Мерседес на казённые, полученные на пуховики воспитанникам, такой запрос. У сторожа Иваныча – барбос, чтобы эти троглодиты наружу не сбегали. А у тебя, — она окружила Женино предплечье костлявыми пальцами, но не взялась за него, а остановила руку на весу. — У тебя вот, моя хорошая, возглавить ресторан.

У Жени закружилась голова.

— Запрос тебе не по зубам, — она держала пальцы вокруг Жениного предплечья и водила ими из стороны в сторону. — А еще узнать хочешь чего-то. Чего-то у тебя в голове застряло. Сейчас, — Женя выдернула руку и отшатнулась от Дарьи. Нога угодила в ребро поребрика, Женя крутанула в воздухе руками и села в сугроб. Дарья быстро подхватила ее подмышки и вернула в стоячее положение. Женя заметила, что тапочки у старухи надеты на босу ногу. Снег засыпался меж голых пальцев.

— Вы ноги промочили.

— Отошла? — Дарья отступила в дверной проем. — Про твой гвоздь в голове могу кое-что сказать. Разговор был не мой, я всего лишь сидела рядом, невольным слушателем.

Женя покачивалась на месте, как корабельная сосна на ветру. Сунула руку в карман.

— Только не дыми. Выйдешь за ворота, там. Ты потом бросишь. Вижу определенную связь. Между тем воспоминанием и этим, она ткнула пальцем в Женин лоб, а потом погладила её по волосам. — Никого лишая тут нет. Ты ведь поэтому приехала?

Женя кивнула.

— Когда ты была крохой, у вас по соседству обитала семья. Ровесники твоих родителей. Таня с ней во дворе познакомилась, когда с колясочкой гуляла. У Тани ты в колясочке, а у нее – мальчонка. Тоже Женя. Глухой мальчик. Помнишь?

— Как я могу помнить?

— Конечно. Прости. Мама часто тебя там оставляла поиграть. В этом соседском доме.

— Почему?

— Подумай. Вечерами ты играла с Женечкой. Считалось полезным для него быть рядом с ребенком, у которого полный слух, поэтому они тебя с радостью брали. Ты ужинала там. Так это назвалось. Так твоя мама говорила. Что ужинать ты привыкла у них, вместе с Женечкой. А потом Женечка попал под экскаватор. Потому что не слышал ничего. Мамаша отошла с детской площадки или что-то такое. Мальчик, и так инвалид…

— Он погиб?

— Дослушай. Он оказался в таком приграничном состоянии, в реанимации. Требовалось сложное лечение. Эти люди нашли родню в Израиле, и Женечку транспортировали. Продали квартиру и уехали, — Дарья махнула рукой. — В тот день, здесь, под сосной тогда стоял чайный стол, твоя мама жаловалась другой женщине, что ты без Женечки не ешь по вечерам. Совсем. Ты плохо еще говорила, но его звала, плакала. И не могла есть дома. Видимо, образ мальчика ассоциировался у тебя с едой. Таня просила посоветовать детского психолога. А ее собеседница рассказала вдруг нетрадиционный метод.

— Что значит нетрадиционный?

— Дослушай, прошу! Не только ростом в маму пошла, — Дарья погрозила пальцем. — Собеседница, тоже из нашего круга, поведала, что в старину, в деревнях, когда в семьях рождали по десять детей, и они часто погибали, живым детям до четырех лет, если, скажем, братик умер, чтобы малыш не тосковал, говорили, что братика и не было. Не было изначально. Не перебивай! Говорили, ах Васечка, так Коленька тут сидит, это твой ангелок-хранитель, а не настоящий мальчик. Он с тобой всегда рядышком. Убеждали малыша, что братик - вроде духа защитника. Твоя мама, также как и ты сейчас, впала в недоумение, а та женщина посоветовала вечерами сажать тебя за стол и ставить вторую тарелку для Женечки. А лучше попроситься к новым соседям на вечер, и в той квартире, в кухне поставить Женечке прибор и еду, и говорить: милая, Женечка с нами, тоже кушает. Видишь, какой он чумазый? Это он под ванной играл…

— Это шутка?

Дарья махнула на Женю двумя ладонями: — Больше ничего не скажу.

— Получается, она меня убеждала в том, что мальчик воображаемый?

— Женечка, я просто передаю содержание прозвучавшего здесь много лет назад разговора. Что между вами происходило, я знать не могу, но судя по тому, что ты здесь, весьма успешная и упитанная молодая женщина, проблему твоя мама каким-то образом решила.

— У вас правда есть её вещи? – спросила Женя.

— Подожди здесь.

Через пять минут Дарья вынесла Жене полинявшую фотокарточку, с которой щурилась её высоченная мама в рабочем костюме. Рядом с ней, между помидорных зарослей сидела и смотрела в пространство четырехлетняя Женя. Мамина рука коромыслом изогнулась в воздухе над ребенком.

— Когда будешь снова готовить, — прошептала Дарья прямо Жене в ухо. — Никого никогда больше не слушай. Поняла?

Женя обернулась, но Дарьи не было рядом, она стояла в сугробе около теплиц, по колено в снегу.

— Отойди от входа! – крикнула она.

Из-за двери раздался нарастающий гул множества частых шагов, её поверхность завибрировала. Женя успела сделать шаг в сторону от крыльца, когда она с грохотом распахнулась, и наружу со свистом выкатились несколько десятков побритых под ноль мальчуганов в рыбьих пальто. Они толкались и выкрикивали ругательства, роняли друг друга в снег в снег и кидались варежками. Рваной процессией они следовали к импровизированной детской площадке в углу участка и облепили качели из тракторных шин. Дарья вернулась к Жене.

— Раньше это место населяли милосердные божества, которых обожала твоя мама. А теперь — пасут тут дойных телят.

8

— Вкусно, — Саша осклабилась с набитым ртом и тут же прикрыла его рукой.

— А по-честному? — спросила Женя. Она тёрла противень металлической щёточкой в маленькой кухне, а подруга дегустировала только что приготовленную и выложенную на эмалированное блюдо в центре стола утку по-пекински.

— Я не дегустатор, а лошара. Пока валялась с грыжей, только доставками и питалась. Мои рецепторы подонки.

— Брось! Если не скажешь, как есть, эксперимент провалится.

— Говорю тебе, у меня вкус херово развит для этой вашей высокой кухни, — Саша ковырялась вилкой в оранжевых кусочках мяса.

— Просто скажи вкусно это или нет?

Саша робко положила вилку на салфетку рядом с тарелкой и сказала: — Невыносимо. Прости.

— Так плохо?

— Если бы не зрение и то, что оно горячее, я бы не поняла, что это еда, — Женя остановила щёточку, подошла к Сашиной тарелке и понюхала курицу. — Но при этом я логически понимаю, что меня кормит один из лучших поваров Питера. Вывод такой: я чего-то не понимаю в этой гастрономии.

— Да нет, Саш, — Женя взяла ее вилку и отправила кусочек мяса себе в рот. — Всё правильно.

— Хочешь сказать, ты готовить разучилась?

— Помнишь, ты меня к бабке послала, говорила она всё, что хочешь, снимет? — усмехнулась Женя. — Может, она с меня звание повара сняла заодно?

— Давай еще что-то приготовим, я голодная. Видимо, птица попалась наколотая.

— Звони в доставку, — Женя кинула мобильник на стол перед подругой и вернулась к очистке противня. Кожа щёк и головы дрожала, как будто тысячи мелких иголок пронзили нервные окончания, но Женины руки были заняты. Она намеревалась занять их до тех пор, пока не заучит и в совершенстве не исполнит всё блюда на свете. Много накопится у несуществующего мальчика Жеки сказать ей за это время? Дождется ли он её?

9

— Жених приехал, — крикнул Айсик и опрокинул судно размером с ванночку для младенцев Жене на руки. Корюшка заскользила, накрыла её руки по локоть, обмазывая кожу слизью.

— Ты дебил? — крикнула Женя, но Айсик уже убежал: грузовик с рыбой разгружался быстро, а дополнительных рук в кафе не было. Женя принялась передвигать рыбу.

— Не хочешь помочь? — Айсик выглянул из-за угла. — Вдвоем скорее справимся и жрать пойдем. А? Ты же сильнее меня в три раза, дядя Стёпа.

Женя подошла к железной раковине и принялась намыливать руки. Щёки зачесались. И хотя правила кухни нового места работы не предполагали никаких перчаток, Женя не дотронулась до щеки.

— Тогда за обед ты платишь! — сказала она напарнику.

Вечером, когда вся корюшка была почищена и обвалена в муке, Женя стояла у стола и смотрела на гору рыбы. Щёки чесались.

— Может, специй в муку добавим? — предложил Айсик, заметив ее замешательство.

— Вспоминаю классический рецепт, — ответила Женя.

— Рассказать? — хмыкнул Айсик. — Ты ведь на Итальянской работала. Разыгрываешь меня?

Женя щёлкнула пальцами и подошла к рыбной горе.

— Не мешай. Буду готовить, — сказала она. И не ушла из кухни, пока вся пахнущая балтийской тиной рыба не превратилась в блюдо, которое несомненно может заставить парочку петербуржцев улыбнуться.

-2

Если понравился текст, ставьте лайк и подписывайтесь на мой канал.

Другие рассказы можно прочитать здесь:

https://zen.yandex.ru/media/mlynchik/tainik-5d862dd6b5e99200ae5f854c

https://zen.yandex.ru/media/mlynchik/malenkii-5d7f3c91bd63963e826e335e

https://zen.yandex.ru/media/mlynchik/barter-5d7cd9572beb4900ada24838