В Камерном музыкальном театре «Санктъ-Петербургъ Опера» под руководством Юрия Александрова продолжается IV Международный фестиваль камерной оперы. Вторыми гостями музыкально-театрального форума (после греков из Салоник, привозивших пёрселловских «Дидону и Энея») стали венгры.
Главный театр этой европейской страны – Венгерская государственная опера из Будапешта – не гастролировала в России с советских времен, и именно фестивалю Александрова удалось «вытащить» к нам столь знаменитый коллектив.
Для показа в Северной столице венгерский театр выбрал раритетнейший репертуар: двухактное пастиччо Моцарта «Каирский гусь, или Обманутый жених».
С одной стороны, выбор вполне понятный – Моцарт для венгров почти также близок и понятен, как и для австрийцев, его они считают своим и исполняют охотно, много и умело. С другой, несколько смущал камерный формат: ведь известно, что дома, в Будапеште, Госопера имеет две сцены, обе весьма внушительные, и «Гусь» идет там вовсе не в каком-то особом камерном пространстве, а на одной из постоянных сцен театра.
Но главная интрига состояла в том, что у Моцарта нет такой оперы!
«Мой “Гусь” недожарен»,
– говорил сам автор о своем детище. Есть отдельные фрагменты двух разных, неоконченных произведений – «Каирский гусь» и «Обманутый жених», в частности, от первой сохранились несколько арий, два дуэта, квартет и финал. Но директор ВГО Сильвестр Оковач, режиссер Аттила Тороникёй и дирижер и музыкальный редактор Пал Немет перед этими трудностями пасовать не стали: объединили итальянские либретто двух брошенных гением опусов (от Лоренцо Да Понте и Джованни Баттисты Вареско) в одно более-менее складное по драматургии повествование (за это отвечали Ева Лакс и Юдит Кенесей), добавили музыки из других опусов Моцарта, что-то дописали «под Моцарта» и в итоге получили двухчасовой спектакль – комическую оперу с октетом солистов, в которой разобрать «кто кому тётя» публике удается совсем не сразу.
Но это и не главное: главное, чтобы получилось весело и динамично, в меру дурашливо и под неизменно красивую музыку кудесника из Зальцбурга. И, в общем-то, оно получилось!
В 2006 году, когда отмечалось во всем мире 250-летие Моцарта, исполнялось все, им написанное и даже недописанное – столь велик пиетет к лучезарному композитору всех времен и народов. «Каирский гусь» игрался тогда в Зальцбурге и даже в Москве (в Останкино, на международном музейном фестивале исторических театров Европы), за прошедшие 13 лет к нему еще не раз обращались в разных уголках мира, но вот дописать-дополнить «Гуся» и сделать из него полноценное сценическое произведение отважились, кажется, только венгры.
Хотя есть сведения, что подобные попытки были и раньше – в Париже в 1867 году аналогичным творчеством занимался Виктор Уайлдер, в 1951-м в Цюрихе Ханс Эрисман и пр. Моцарт сочинял произведения, ставшие основой венгерского спектакля, на рубеже своего тридцатилетия, уже будучи автором «Похищения из сераля», то есть мастером более чем зрелым и искусным. Стиль автора «Сераля» и «Cosi» явственно проступает и в предложенном двухактном пастиччо, а порой, прорезаются отголоски и «Свадьбы Фигаро», и даже «Дон-Жуана»!
Визуальное решение Каталин Юхас очень просто: на сцене возведен огромный планшет-мозаика, состоящий из одинаковых прямоугольников, с которого на нас смотрит сам композитор. Пазл то собирается, то разбирается, имитируя то башню, куда заточена прекрасная Челидора, то мост через водное препятствие – эквилибристика с его частями составляет значимую часть сценического движения.
За планшетом-пазлом на заднике сцены весь спектакль публика видит воду – то мерно текущую реку, то бурные морские волны, изображенные видеопроекцией. Вода – символ изменчивости и непостоянства: именно так прихотливы и капризны наши любовные чувства и устремления, и чехардой, вызванной их приливами-отливами и переливами, пронизан весь спектакль, в котором кутерьма и неразбериха составляют саму драматургическую суть веселого балагана.
Поскольку сцена почти пуста, главный зрительный акцент смещается на костюмы: а они по-настоящему роскошны – белоснежные, с серебряными парчовыми вставками, с белыми пудреными париками. Кстати, эта приторность сбивает поначалу еще больше – все персонажи из-за этой белизны кажутся на одно лицо, и ориентироваться в хитросплетениях сюжета удается далеко не сразу.
Режиссура Тороникёя призвана обыграть весьма запутанную фабулу и выстроить хоть какую-то драматургическую убедительность в искусственно созданном сюжетном перекрестье двух опусов. С этой задачей маэстро справляется лишь частично, а порой, в погоне за насыщенностью действом, явно перегибает палку – и тогда в ход идет прямолинейная иллюстративность, например, когда пластикой хотят обыграть буквально каждую ноту, каждый нюанс, каждый поворот сюжета. Получается несколько суетливо – пресловутая динамика съедает сама себя, оборачиваясь невнятностью и многословием.
Но, безусловно, есть в спектакле и милые находки – поиски утраченного служанкой Ауреттой ключа от башни с помощью миноискателя или листопад из пестрых денежных купюр неизвестного происхождения в финале изрядно веселят публику. Обилие белых оранжевоклювых плюшевых гусей, оправдывающих название спектакля, призвано еще больше повысить заряд оптимизма.
Точный и слаженный оркестр ВГО звучит, тем не менее, несколько однообразно, мало нюансировано: форму маэстро Немет держит превосходно, партитура исполнена динамично, с задором, а вот разноцветия в подаче материала несколько не хватает. Возможно, одна из причин этого: в искусственности компиляции самого произведения, где все-таки отсутствуют изначально продуманные автором драматургические ходы, музыкальные линии и переклички, все то, что дает не только общее представление о стиле данного композитора, но делает каждое произведение уникальным, всегда узнаваемым и гарантированно отличным от любого другого из гардероба этого же мастера.
Вокальные партии исполнили Иштван Ковач (Дон Пиппо), Анико Баконьи (Челидора), Гергели Бири (Каландрино), Янос Щекован (Лионетто), Зита Варади (Лавина), Петер Балчо (Бьонделло), Бори Кесеи (Ауретта) и Мате Фюлеп (Кикибио).
Все певцы вполне справлялись с моцартовской стилистикой, оказались весьма игровыми артистами, с энтузиазмом лицедействовавшими в многособытийном суетливом пастиччо, однако отметить чей-то вокал как выдающийся получится едва ли. Скорее венгерский спектакль с точки зрения пения более всего ценен именно ансамблем исполнителей, где все предстали равновеликими мастерами, никто не перетягивал одеяла на себя, но никто и не блеснул особо, но все вместе обеспечили достойный уровень исполнения.
14 октября 2019 г., "Новости классической музыки"